ничего путного более и не сказал.
Она уже согласилась с предложенной ей по телефону зарплатой, хотя именно эту тему она собиралась обсудить, и, по возможности, подкорректировать в лучшую для нее сторону.
Конечно, необычное отчество Зои Беньевны нередко путали или вообще забы-вали. Но ведь она уже дважды напомнила молодому человеку, что она именно «Зоя Беньевна». А молодой человек «ни в зуб ногой».
И тогда Зоя Беньевна решилась напомнить. (Ах, эта молодежь! В тридцать они не помнят, что с ними было два часа назад. Что же будет, когда им станет по шестьде-сят?).
-Вы назначили мне прийти, - напомнила Зоя Беньевна. – Я воспитатель.
-Простите, - сохраняя так очаровавшую в нем Зою Беньевну галантность, сказал Цезик, - но я вынужден обратиться к своему напарнику. – Сирафим, - обернулся он к Симе, - мне, конечно, понятно, что при таком бескультурии и темности тебе просто необходим воспитатель. Но достаточно ли ты внимательно ознакомился с нашим бюджетом, если позволил себе так опрометчиво пригласить эту очаровательную даму? – Цезик повернулся к Зое Беньевне и одарил ее небесной чистоты улыбкой, обнажившей из-под бороды подгнившие зубы поэта.
-Я никого не приглашал, - стал уверять обвиненный в мотовстве Сима.
-Ну, как же? А вот это? – развернула Зоя Беньевна газету с объявлением.
Сима подошел и прочитал.
-Да, но здесь вам предлагается подойти во Дворец Пионеров, - показал он Зое Беньевне адрес. - А у нас, как вы видите, вовсе не Дворец. У нас всего-навсего комна-та. Хоть, правда, и Ленинская.
Зоя Беньевна осмотрелась и, похоже, осмотр ее озадачил.
-А вы в этом вполне уверены? – спросила она.
-Во всяком случае, отчасти, - уклончиво ответил Цезик.
-А чего же я тогда сюда пришла? – задала Зоя Беньевна вопрос, претендующий на не меньшую оригинальность, чем Пегасовский ответ.
Не желая оставаться в долгу, Цезик вновь потряс окружающих своеобразием своего мыслительного процесса.
-Вы пришли сюда работать, - сказал он.
-Так давайте работать! – потребовала Зоя Беньевна. – Если вам не нужен воспи-татель, я могу работать музработником. – Сказав так, она подошла к стоявшему на сце-не пианино и ударила по клавишам.
Вопреки ожидаемому аккорду, клавиши не издали ни звука. То есть, какой-то звук они, конечно, издали. Но только не совсем тот, который от них ожидался.
Зоя Беньевна озадаченно обернулась на своих работодателей. Потом снова на-жала несколько аккордов, но вместо божественных звуков фортепиано, раздался лишь какой-то костяной клекот.
-Что это? – посмотрела Зоя Беньевна на Цезика.
-Это - бутахвория, - пояснил вновь засунувший физиономию в Ленинскую Ком-нату вахтер.
-Я понимаю, что это бутахвория, - язвительно отозвалась Зоя Беньевна. – Но мне гораздо интереснее узнать, есть ли здесь обычное пианино? Производящее музыку, а не этот ваш стук.
-А настоящая пианина вона иде, - хитро прищурившись, показал куда-то вниз вахтер.
Сима подошел к вахтеру и, приподняв его ногу, посмотрел ему под башмак.
-Нет. Здесь его нет, - убежденно сказал он.
-Э, мила-ай, - поерошил ему голову вахтер. – В подвали-и, а не здеся, - сказал он. Но при этом, почему-то, постучал себя пальцами по голове.
-А почему не здесь? – спросил Цезик.
-Когда-то, давным-давно, здесь, говорят, был кружок юных артистов, - начал по-яснять вахтер. - И коли надо было кому в спектакле на пианине побренькать, ну роль такая – понимаешь? – а он не умел, так он просто стукал по этой болванке, - показал вахтер на сцену, где стояло бутафорское пианино. – А оттуда, - он показал вниз, - спи-цияльный человек играл по-самделишному. Вот и вся недолга, - поправив указатель-ным пальцем ус, пояснил вахтер.
Пегасов поскреб темя, где все еще оставались некоторые напоминания о воло-сах.
-А ведь это идея, - сказал Цезик хорошо знакомое Симе предложение. И по поя-вившейся недоброй традиции, многозначительно посмотрел на Симу.
Сима привычно засуетился, ожидая какого-нибудь очередного идиотизма от Пе-гасова.
-Ты начнешь свое представление с того, что станешь что-то говорить, а потом подойдешь к пианино и начнешь играть. Музыка всегда располагает к тому человеку, который ее играет. И под музыку ты будешь усыплять народ. Потом выйду я. Я обяза-тельно выйду, так что хоть один загипнотизированный тебе уже обеспечен. И после ты якобы пошлешь меня к инструменту. И я, будто бы никогда не игравший до этого, – а это чистая правда, – задвину им какую-нибудь «Хабанеру». Мадам, вы играете «Хаба-неры»?
-Я играю «Собачий вальс» и «К Элизе» Людвига Ван Бетховена, - сказала, зар-девшись, Зоя Беньевна.
-А еще?
-Пока все, - смущенно ответила Зоя Беньевна. – Я только недавно начала брать уроки в вечерней музыкальной школе, - пояснила она.
-Вы явно не торопитесь жить, - заметил Цезик. – Ну «Собачий вальс», так «Со-бачий вальс». Его, так и быть, я и буду играть. Это будет правдоподобнее. А для него, - показал на Симу Цезик, - я попросил бы вас исполнить, уважаемая Зоя Бе… Бе…
-Беньевна, - подсказала почтенная воспитательница.
-Вот именно, - согласился Цезик. – Для него «К Элизе».
-Я, правда, немножко еще запинаюсь, - призналась Зоя Беньевна.
-Порепетируйте, сегодня, мадам. Непременно порепетируйте. Музыка во время сеанса гипноза должна звучать ровно. Пусть вы даже где-то забудете ноты – не оста-навливайтесь. И продолжайте плавно с того места, которое знаете.
-А этот вот еще говорил про билеты, - встрял в разговор вахтер, тыча пальцем в Симу.
-Билеты будем продавать после представления. На выходе. Во-первых, меньше шансов, что побьют, чего так боится наш друг Сирафим. Замечено, когда деньги не за-плачены – бьют не так сильно. Во-вторых, если у него что-то все-таки получится, – кто их знает, как они, загипнотизированные, станут платить? И, в-третьих, если какие-нибудь мерзкие налоговые органы вздумают обвинить нас в мошенничестве, мы зая-вим, что чисты, аки агнцы. Поскольку давали представление на общественных началах. Всем все понятно? – Я, надеюсь, Зоя Беньевна, что именно с этими нашими условиями вы и были согласны, как оповестили нас при встрече. То есть, оплата всем по результату.
Последние две фразы Пегасов произнес исключительно для Зои Беньевны.
Поскольку Зоя Беньевна была безнадежно очарована галантным Пегасовым, то и согласилась на все его условия. И еще из любви к искусству. Вахтеру же было ровным счетом все равно, когда получить деньги – до представления или после.
На том и порешили.
А Зоя Беньевна, посчитав, что прошло достаточно времени для того, чтобы на-чать отсчет заново, закурила, наконец, давно томившую ее душу первую папиросу.
ГЛАВА 7
Ваш выход, господа
Что и говорить, читатель, - время неумолимо. Как ни оттягивай его, а оно дви-жется себе вперед и движется. И приходит, независимо от того, как долго идет, на про-межуточные станции нашей жизни.
Казалось, только вчера встретились в паршивом вокзальном ресторане заштатного городишки М безработный инженер Сима Бесфамильный и непеча-тающийся поэт Цезик Пегасов, а вон уже сколькими нитями повязала их судьба. И на Севере побывали, и на юг приехали. Сима за время их содружества успел лишиться зуба, но зато сумел обнаружить в себе способности к довольно неожи-данной специальности, блеснуть в которой ему предстояло сегодняшним вече-ром. Пегасов, в отличие от Симы, не приобрел ничего. Но, зато, ничего и не ли-шился. И еще неизвестно – что лучше?
Впрочем, что значит «не приобрел»? А веру в свой педагогический та-лант? Ведь взял же он для своего эксперимента самого обычного, самого бес-перспективного из всех инженеров города М, - и вот результат! За каких-то два месяца на этого инженера, по его, Пегасовскому сценарию, прийдет сегодня, (за деньги, между прочим), смотреть целый зал людей. (Насчет «целого зала» мы пока усомнимся.)
Сами же артисты – позволим себе эту маленькую вольность, будем сего-дня так их называть, - были в своей Ленинской комнате уже за три часа до наме-ченного представления. Вместе с ними пришли и первые восемь зрителей. Соб-ственно говоря, этими восьмерыми была их хозяйка Вера с отпрысками. Денег с этих зрителей никто, конечно, получать не собирался. Но они играли важную роль, служа своеобразной наживкой всей сегодняшней затее.
Бонифаций, откормившийся за эти дни – учтите количество ялтинских ресторанов, кафе и прочих забегаловок - на подножном корму до почти прежних своих, партийно-лидерских объемов, выглядел очень солидно и представительно. Его посадили вместе с вахтером у входной двери, и своим видом они должны были привлекать зрителей на представление.
Бонифация по такому поводу выкупали, смыв с него, насколько это было возможно, вонь обожаемых им помоек. А на вахтера, поверх его тельняшки, ос-тавшейся с далеких сахалинских времен, надели красный гаслтук-бабочку. Ба-бочку сделала хозяйка Вера из пионерского галстука, найденного в подполье Ленинской комнаты. В целом, получилось очень даже неплохо. – Красная ба-бочка на черных полосах тельняшки была похожа на алые паруса среди пестрых черноморских волн. Поверх тельняшки на вахтере была надета серая лесопо-вальная фуфайка, которая, конечно, лишь отдаленно могла претендовать на свою схожесть со смокингом. Но зато строго выпрямленные в разные стороны усы вахтера могли послужить предметом зависти любого лондонского денди. На голове вахтера лихо сидела белая капитанская фуражка с треснутым козырьком. По убедительному настоянию Веры, Бонифацию на шею повязали голубой бант, оставшийся после одного из посещений Верой роддома. С бантом Бонифаций стал похож на раздувшегося в объемах серого чеширского кота. После некоторых размышлений вахтеру для солидности дали в руки сигару.
Зоя Беньевна с самого утра насиловала в подвале «Элизу» Бетховена. «Элиза» отчаянно сопротивлялась, но Зоя Беньевна, закалившая характер в дол-гой воспитательной борьбе с работниками строительно-монтажного управления, была упорна. И после двадцати–тридцати попыток «Элиза», наконец, сдалась. Зоя Беньевна победным маршем прошлась еще два раза по партитуре и, торжественно и громко захлопнув крышу пианино, согнула руку в локте и, дернув ей, как будто желая зафиксироваться в стойке «кибо-дачи», сказала коротко и ясно:
-Йес-с!
Подвальные крысы, разбуженные вибрацией давно забытых звуков, уви-дев боевой оскал Зои Беньевны, решили, что на них сейчас начнется облава. И, побросав, как есть, свои запасы, стремглав бежали из подвала, наспех покидая добро, нажитое не одним поколением их предков.
Словом, к началу представления все было готово.
Сима, вдохновляясь на этот раз уже космонавтом, а не Икаром, был на-строен соответствующим космическим образом. Он ходил по сцене, похрусты-вая пальцами и потряхивая плечами.
Пегасов симпатично подбрил свою обычно раскошлаченную бороду и нагладил синий галстук. От глажки, правда, галстук приобрел несколько заса-ленный вид, но из зала этого заметно не было.
О Бонифации и вахтере сказано уже и без того немало. Единственное, что портило Бонифацию настроение – это сожранный на помойке пакет с сухим вьетнамским супом «Мивина». Бонифаций всегда с подозрением относился к импорту из стран Юго-Восточной Азии. И вот, на тебе! – В кои-то веки нарушил наложенный на себя запрет, и сразу такая
