Роман Ангелины.

отомстим этим наглыми жадным русичам, так зло и коварно умертвившим наших лучших сынов!
 
Ангелина и Моймир тщетно блуждали по Коростену, пытаясь отыскать гусляра. Многие его видели, многие его слышали, но никто не знал, куда он подевался. Да, впрочем, не до этого и было, ведь весь народ был занят отловом птицы, и судьба какого-то гусляра никого не интересовала.
— Ну что же делать?! — Ангелина не плакала, но сердце её рыдало и стенало, оно истекало болью, изливая себя в немеющую душу, и становясь от этого всё меньше и твёрже. И, когда это нежное, плачущее сердечко превратилось в маленький упругий комочек, дойдя до последней степени сжатия, оно взорвалось! А разве могло быть иначе? А ваше сердце никогда не взрывалось тысячей мегатонных боеголовок, когда все мысли, все чувства, вся жизнь были брошены к ногам любимых?! Если да, то вы поймёте нашу героиню!
Итак, сердце Ангелины взорвалось, но это, как ни странно, не выбросило из неё способность здраво размышлять, наоборот, только обострило её.
— Ты знаешь, Моймир, я, кажется, знаю, где его искать!
Но юноша не очень-то обрадовался этим словам. Он устал и уже давно клял себя, что поддался на уговоры Агнесы.
«Как же я позабыл слова мудрой тётушки?! — каталась в его голове навязчивая дума. — Ведь она мне не раз говаривала, что нельзя стать великим воином или правителем, если ходить на чьём-то поводу! А я уцепился за верёвочку этой хитрой девки и тащусь неизвестно куда! Хорошо ещё, если всё кончится удачно! Хотя теперь в этом уже нет сомнений, судя по всему, осада закончилась нашей победой!»
А Ангелина, которая не могла проникнуть в мысли своего спутника, поспешила поделиться с ним радостью открытия:
— Он — в заточении! Нам нужно только узнать, где содержат узников!
— Почему ты так решила?
— Всё очень просто. Он непростой человек, не всем понятный, и слова его не всем нравятся. А за это, как известно, по головке не гладят, а заточают в темницы!
— Или казнят, — спокойно добавил Моймир, констатируя естественный факт.
Но на его спутницу он произвёл действие, им не предвиденное: она побледнела и беззвучно опустилась на землю. Моймир успел подхватить девушку и почувствовал, что она трясётся, как в ознобе.
— Что с тобой? Успокойся, я же пошутил! Да жив он, жив, древляне такими делами не промышляют! Они для этого недостаточно цивилизованны.
Но Ангелина и сама уже пришла в чувство. Нет, не может Роман погибнуть! Не может! Иначе, зачем же всё — и испытания, и жизнь, и любовь?!
Губы девушки разомкнулись, и слова, едва слышимые, выкатились из них:
— Ванда, прошу, сохрани его! Сохрани! Хотя бы один раз я должна его увидеть, хотя бы одно дыхание его поймать, хотя бы одно биение сердца уловить!
Моймир слушал бормотанья Агнесы и ничего не понимал. Он уловил лишь одно имя, но и оно для него ничего не значило. Он решил, что это какая-то богиня, о которой он не знает. Но кто же тогда сама Агнеса, если поклоняется чужим богам? Моймиру стало страшно от этой мысли, но он тут же успокоился, ведь и тётушка его не почитала ни Перуна, ни Стрибога, ни Волоса, но, тем не менее, плохо от этого никому не становилось. Кроме, конечно, древлян!
 
IX
 
Роман валялся на холодном земляном полу. Он уже много успел всего передумать, мысленно побывав во всех веках, кои смог посетить. Но воспоминания о Шумере задержали его. И это было понятно, ведь ситуация, в которую он попал теперь, была так ему знакома! Только здесь не было ни солнечного лучика, ни жизнелюбивой ящерки. Но здесь не было и страха. Роман уже так привык к различным испытаниям, так щедро сыпавшимся на него из бездонного мешка его подруги Ванды, что о варианте, предполагающем смерть, как-то и не думал.
Нет, недаром он был вброшен в мир поэтом, причём, поэтом настоящим! Он предвидел, да нет, он знал досконально, что все его мытарства скоро закончатся, и он увидит свою любимую, свою единственную любимую! Он обнимет её, вдохнёт её запах, вышибающий из-под ног саму Землю, и сердце её, сильное, жаркое и верное впрыгнет в грудь его, слившись с сердцем его! Это будет, будет! Но вот, что последует за этим, даже Роман не мог представить, или, быть может, это ему не было дано лишь ПОКА? Не пришло ещё время для главного откровения великого сценариста жизни?..
 
Уже стемнело, когда Ангелина и Моймир всё же смогли найти место заточения гусляра. Его охраняли двое воинов, и лазутчики задумались о том, как бы им вызволить пленника.
Внезапно стало светать, словно солнце, заболев бессонницей, отменило ночной отдых и решило отработать ещё одну смену. Но свет не был похож на ласковую улыбку вечного труженика, он колебался, становясь то ярче, то тусклее, словно где-то, чуть пониже небес, но повыше земной тверди, разгорался огромный костёр. И вот костёр разлетелся на сотни горящих частиц, и они посыпались на крыши домов.
Прошло несколько минут, а весь город уже пылал. Соломенные крыши схватывались мгновенно, с такой охотой, словно давненько ждали подходящего случая. Сначала всё происходило в полной тишине, но вот уже пламя взревело, восторженно вопя в своей удали, а к его гулу добавились людские крики и стенания.
Охранники, обезумев от внезапности событий и забыв про пленника, бросились к своим домам, а наши лазутчики, отложив на время разгадывание загадки небесного огня, принялись отмыкать темницу.
— Любимый, ты здесь? Ты жив? — прошептала Ангелина в открытую дверь, но гул пожара уже был так яростен, что Роман не услышал голоса девушки.
В это время откуда-то выскочили трое древлян, и одним из них был Доброж:
— Ах, вот вы зачем здесь оказались? — и, кивнул своим людям: — Взять их!
Но те находились совершенно не в том состоянии, чтобы думать о чём-либо, кроме пожара, и не вняли словам Доброжа.
— Взять их! — ещё раз, но уже менее решительно приказал тот.
Но воины вдруг разбежались в разные стороны, как волны от носа лодки, и исчезли в дымном чаде.
Моймир вытащил из-под полы накидки небольшой меч и пошёл на Доброжа. Тот этого не ожидал и попятился, но внезапно к нему подоспела подмога — это один из бежавших воинов привёл-таки подкрепление. Пятеро древлян схватили Моймира и Ангелину и потащили их в сторону.
— Это шпионы! Их нужно казнить! — крикнул вдогонку Доброж, а сам вошёл в темницу, ярко освещённую пламенем пожара.
— Так кто ж ты такой? — пнул он ногой лежащего Романа.
— Я — поэт! — гордо ответил тот, но тут же сник. — Правда, самый несчастный на свете!
— Ты нас предупреждал, значит, всё знал?
— Нет, я только догадывался, что Ольга вас так просто не оставит. Но вы же оказались умнее меня!
— Но зачем тебя пытались выкрасть?
— Меня выкрасть? — удивился Роман.
— Да, тебя.
— Кому я нужен?! — в голосе поэта зашелестела печаль. — Хотя, нет, я всё вру! Я нужен ей!
— Ольге? — сурово сдвинул брови Доброж.
— Нет, Ангелине!
— Это кто?
— А вот этого, невежда, ты никогда не узнаешь, даже если прикажешь разорвать меня между двух деревьев!
В голосе узника была такая мощь и, вместе с тем, искренняя боль, что Доброж неторопливо вытащил из-за пояса нож и взмахнул им. Роман закрыл глаза, приготовившись встретить смерть достойно, но почувствовал, что нож древлянина разрезает его верёвки.
— Уходи, я не желаю тебе зла, — равнодушно бросил Доброж и вышел из темницы.
Роман выполз наружу — стоять на ногах он пока не мог, так они затекли — и вдохнул в себя воздух, но тут же закашлялся от едкого дыма.
— Ольга держит своё слово, — огляделся он. — Что ж, мне тут делать больше нечего, что хотел, я увидел. Вернее, я бы так не хотел увидеть это никогда!
Роман достал горошинку и бросил её в рот, но, перед тем, как раствориться во времени, он неожиданно вспомнил, что совсем недавно кто-то шептал ему: «Любимый, ты здесь? Ты жив?» Нет-нет, всё это лишь бред его больной души!..
 
А Моймир и Ангелина готовились принять смерть. Сильные руки древлян толкали их в пламя горевшего дома.
«Это ничего, это не страшно, — внушала себе девушка, — лишь бы с ним ничего не случилось, лишь бы он остался жив!»
«Зря я так восхищался тетушкиной силой, когда древляне горели в бане! — раскаивался юный княжич. — Это же дикость какая-то! Нет, если, вдруг, я останусь жив, никогда так делать не буду! Я всех своих врагов всегда буду предупреждать о том, что иду на них!»
Нет, рано ещё нашей любимой героине даже и думать о смертушке, рано!
Ольгины воины, во главе со Свенельдом, уже весело крушили несопротивляющихся древлян! Ах, как они вовремя!
 
— Моймир, вот ты где?! — удивление Свенельда было искренним. — А мы уж решили, что ты сгинул!
— Ишь, чего захотел! — гордо глянул на воеводу юноша, решив, что тот сожалеет, что он не сгинул. — Чем же я тебе так не угодил?!
Но Свенельд лишь отмахнулся:
— Не говори глупостей! Мне до тебя дела нет!
— Почему же? Ведь ты так активен во всём, а особенно, в желании стать всесильным!
Свенельд только поморщился, давая понять безусому юнцу, что тот говорит глупости, и тут же умчал в гущу сражения.
А наша Ангелина конечно же без промедления устремилась к темнице. Увы, та была пуста. На земляном полу сиротливо валялись забытые гусли.
Моймир приобнял девушку рукой:
— Мои люди поймали Доброжа, и он сказал, что отпустил гусляра, правда, тот как-то странно исчез. Ну, ничего, теперь-то мы его найдём!
Ангелина печально улыбнулась:
— Нет, Моймир, теперь его нам здесь не найти!
Юноша вновь удивился резкой смене настроения Агнесы, но та не стала ничего объяснять. Она что-то достала из маленького пузырька и бросила себе в ротик. Потом быстро наклонила голову Моймира руками и поцеловала его в лоб:
— Прощай. Будь счастлив!
 
Моймир, онемев, смотрел на то место, где только что стояла Агнеса, и ничего не понимал. Да и слух его куда-то подевался, иначе он насладился бы рассказом Свенельда о том, как мудрая Ольга придумала собрать дань с древлян воробьями да голубями. А потом, привязав к ним горящие труты, птиц отпустили, и они, естественно, устремились туда, где были их гнёзда. Так и был дотла сожжён Коростен, и месть Ольги наконец-то свершилась полностью! Теперь она могла быть уверена, что душа её мужа найдёт упокоение в мире ином, а племянник Моймир и сын Святослав запомнят навсегда эту стратегическую хитрость!
Но Моймир запомнил совсем другое: Агнесу, такую красивую, изящную, благородную, но, увы, не ставшею его любимой женою!..
 
 
 
 
 
 
 
 
Глава восьмая. ПОРТРЕТ.
 
Испания. Мадрид. 1651год.
 
Ах, Испания, Испания, сколько же тебе пришлось вытерпеть из-за разных хамских народностей, мечтающих поработить тебя! Кто только не покушался на твои благоденственные земли, на твои трудолюбивые народы!
Стоило малость поослабнуть великой Римской Империи, как тьмы и тьмы варваров набросились на Европу. Кого здесь только не было! Но первыми дёрнули за верёвочку набата гунны. Они, дав по шеям остготам, погнали своих коней прямо к Риму. Остготы же, почесав свои побитые и немытые шеи, думали недолго, порешив, что гунны не так уж неправы.
И пошли волны всяких готов, а так же вандалов, свевов и иных варваров давить не только