Роман Ангелины.

вёл очень активную жизнь, щедро приправленную авантюрами. Сейчас он находился где-то в Моравии, являясь пока её правителем. Обстановка там очень сложная — идёт жестокая борьба с венграми, и, скорее всего, они скоро Моравию вольют в свои владения. И даже посильная помощь Земомысла, да и её, Ольги, Олегу вряд ли помогут.
Но это его дела. Ольга не забивала свои мысли такими далёкими проблемами. У неё и здесь было много дел, которые нельзя было откладывать. Да и любимый сын Святослав должен был быть воспитан ею так, чтобы смог достойно продолжить дело своего отца, жестоко убитого кровожадными варварами!..
 
А Моймир и Ангелина… Да, Господи, я не сказал, но вы-то должны были понять, что эта сильная девушка ни кто иная, как наша любимая героиня! Ах, вы всё прекрасно поняли? Тогда прошу меня простить за это невольное отступление. Да, Ангелина в этой эпохе превратилась в девушку-воина, и, если честно, я не представляю, как она будет себя вести дальше, ведь я ни разу её не видел в подобном качестве. Она всегда была так нежна и женственна, хрупка и очаровательна! Хотя, смею вас уверить, что ни женственность, ни нежность Ангелина не растеряла, наоборот, воинские доспехи только подчёркивают их!
Именно в этот момент Ольге доложили о прибытии послов древлян, и она, не закончив трапезы, ушла.
Моймир оживился:
— Интересно, что там? Пойдём, тоже посмотрим!
Асмуд нахмурился, сдвинув брови:
— У нас занятия, вы разве забыли?
— Да ладно, дядя, — беспечно махнула рукой Агнеса, и этим жестом сбросила с себя остатки серьёзности, — успеется!..
 
Ах, как она пожалела, что оказалась здесь!
Толпа ревела от восторга и удовлетворения. А когда яма была засыпана, и исчезло всё, напоминавшее, что в ней находятся живые люди, очумевшие от хмеля убийства киевляне пустились в пляс, яростно утаптывая рыхлую землю. Не будь этих полубезумных воплей радости, пожалуй, были бы слышны стоны жестоко казнённых послов.
Ангелина сжала уши ладонями так крепко, что в голове раздался тонкий дребезжащий звон, словно тысячи далёких, невидимых кузнецов дружно ковали серебряными молоточками колечки для кольчуг.
На Моймира тоже произвело впечатление это зрелище, которое он так жаждал увидеть. Но, в отличие от Агнесы, это его не расстроило, а, наоборот, окрылило, ведь всё происшедшее он принял как справедливое воздаяние за гибель своего родича. Глаза его горели страстью, а ноздри прямого носа раздувались, как у боевого коня после долгой и тяжёлой битвы. Что поделать, он был вскормлен и взращён своим временем, и иным быть не мог! И Ангелина, глядя на его одухотворённое лицо, пыталась это принять как должное.
Дикая пляска не прекращалась, перейдя в какую-то монотонную работу, исполнение которой для всех обязательно, хотя и не понятно, для чего. Ангелина поняла, что не сможет здесь оставаться ни секунды больше, и потянула Моймира за рукав:
— Пойдём отсюда.
Тот не стал сопротивляться, хотя был не прочь постоять ещё немного, и пошёл следом за девушкой.
Они бесцельно бродили по городу в молчании, каждый по-своему впечатлённый случившимся, пока не оказались на рынке. Сегодня тут было не многолюдно — большинство было там, на месте казни, на месте самого интересного зрелища! Лишь десятка два торговцев овощами, в основном, дряблых старушек, вяло предлагали свой товар немногочисленным покупателям, да неторопливо перебирал струны гуслей одноглазый боян, притулившийся в тенёчке амбара.
И вот гусляр ущипнул струны решительнее и запел. В своей песне он рассказывал, что обошёл немало земель, но везде видел только одно: несправедливость и жестокость!
— Странный боян, — поморщился Моймир.
— Что тебе в нём не нравится?
— Обычно, гусляры поют о подвигах и битвах, о богатырях и их деяниях, а этот на жизнь жалуется!
— Не у всех же она складывается так, как им хочется! — грустно вздохнула Ангелина, и перед глазами её, как живой, предстал Роман. Он был худ, небрит, а в глазах его не блистала ни одна искорка жизни.
Сердце девушки вздрогнуло, словно споткнулось, и застучало часто-часто, как весенняя капель на солнцепёке. Видение растаяло, но сердце не унимало свою быструю иноходь. И Моймир заметил, что с его подругой не всё в порядке:
— Тебе жаль этого бродягу?!
— А тебе нет?
Юноша пожал плечами, а затем, вытащив из-за пояса медную монету, подошёл к гусляру:
— Ну-ка, спой что-нибудь повеселее! — и монетка звякнула у ног бояна.
Но тот не обратил никакого внимания ни на деньги, ни на заказчика. Он по-прежнему заунывно напевал свою песню о несправедливости жизни.
Моймир нахмурился, и рука его легла на рукоять меча. Но руку накрыла горячая ладонь Ангелины:
— Не трогай его. Пойдём отсюда, нас ждёт дядя.
Они повернулись и неторопливо пошагали прочь от неуступчивого гусляра. А тот, словно только этого и ждал, запел вдруг высоким и приятным голосом:
— Тысячи веков брожу я по свету!
Тысячи веков ищу я тебя!
Но к тебе дорог и троп нету!
Их себе отрезал все я!
Ангелина, вслушиваясь в слова, исходящие из уст бояна, ощутила, что в нём таится такая же безысходность и тоска, как и в ней. Она почти не понимала смысла, но это ей и не было нужно, главное, что пение гусляра попало в унисон с её душой!
 
III
 
Если вы подумали, что коварная Ольга удовлетворила себя местью и успокоилась, то спешу вас разочаровать. Для неё всё произошедшее явилось лишь мощным катализатором дальнейших действий! И действия эти не заставили себя ждать.
К простодушным древлянам отправились послы с заявлением, что, мол, для женитьбы у них, конечно, есть некие основания, но Ольга слишком уж раскрученная особа, чтобы просто так вот её сватать! Для этих целей древляне должны послать в Киев самых уважаемых своих представителей, да желательно побольше. И, несмотря на то, что от такого наивного заявления за сто вёрст пахло обманом, лесные обитатели на него клюнули — вот, как они поверили в свою значимость, кретины!
Влупив по паре ковшей хмельного мёда, послы расселись по ладьям и погнали в Киев, оглашая вольные и экологически чистые окрестности матерными частушками. Да хоть бы один хотя бы на миг задумался, а где же это шляются послы предыдущие, так скоропостижно посланные в град стольный? Впрочем, скорее всего, послы новые наверняка решили, что их коллеги квасят уже неделю на халяву, поэтому и возвращаться не спешат! И это их только подстёгивало и торопило.
А в Киеве уже всё было готово для встречи дорогих гостей. Варились меда, топилась грандиозная баня — как это полагается по законам русского гостеприимства.
И, едва ладьи с послами пристали к берегу, их моментально обнесли ковшами с мёдом, а потом повели в баню, ведь негоже представать пред светлыми очами княгини в несвежих рубахах и с немытыми харями!
 
Ангелина и Моймир вновь бродили по городу. Девушка, услышав однажды безвестного гусляра, последнее время лишь о нём и думала, вернее, о словах его песни. Что-то в них было такое, что заставляло душу вздрагивать от обжигающего предчувствия. Ангелина не могла вспомнить ни одного слова, ни единой буквы, но она точно знала, что тот гусляр попался ей не случайно. А что, если он встречал Романа, и тот с ним поделился своею болью, и песня гусляра вовсе не его жизненные переживания, а плач души её любимого?! Как бы ни фантастично это казалось, но наша бедная героиня почти поверила в это, и теперь все дни тратила на поиски гусляра, едва не сводя с ума Моймира, видевшего, что его подруга разрывает себя на части, мечась в поисках не понятно кого или чего.
— Ну, скажи, скажи, кого мы ищем? За кем мы бегаем?! — в сотый раз допытывался он.
— Ты можешь не ходить со мной, я ведь тебя не прошу об этом, — лишь отмахивалась девушка.
— Но, Агнеса, как же я тебя брошу одну?! Да мне теперь уже и очень любопытно увидеть того, кто так околдовал тебя!
Ангелина вдруг посмотрела на себя со стороны и поняла, как же нелепо она выглядит! Да и Моймир, этот наивный юноша, он-то за что терпит все её фортели?!
— Хорошо, я скажу тебе, но ты не торопись отпускать свои мысли вскачь, а вначале немного поразмысли!
— Ты же знаешь, что я рассудителен не по годам!
Ангелина кивнула, но во взоре её мелькнула усмешка, видно, она уже не раз наблюдала рассудительность Моймира.
— В общем, так, мне нужно найти того гусляра. Помнишь, мы его видели недавно?
— И только-то?! — всплеснул руками юноша. — Да ты б только пожелала, и он давно бы предстал перед тобою!
— Нет, я должна его найти сама!
— Хорошо, мы его найдём, раз тебе так важен именно поиск, а не результат!
 
Ласковый жар бани и сладостный аромат её баюкали тела, а новая порция хмельного мёда — души. Древляне расслабились, позабыв о том, где они оказались и почему.
А снаружи вовсю кипела работа. Десятки проворных воинов обкладывали закопчённые стенки сруба сухим хворостом и соломой. Немного поодаль стояла княгиня, и глаза её горели решимостью и злобой.
Она махнула рукой, и огромный костёр мгновенно вспыхнул, оглашая противным сухим треском тихий вечерний воздух. Огненные руки нежно, но властно обняли деревянное строение и принялись его тискать в своих жарких объятиях. И от их властной крепости горящие брызги искр радостно устремились вверх, неохотно угасая в тёмно-синей вышине. Поначалу надо всем довлел лишь один звук — тяжёлые, астматические вздохи гигантского костра, с жадностью пожирающего калорийную пищу. Но вот он, утолив немного голод, чуть стих, и послышались приглушённые, словно из подземелья выдавливающиеся вопли. Это недоумённые, заживо горящие люди молили о помощи, думая, что о них случайно забыли!
Но Ольга всем своим видом начисто отвергала даже малейший намёк на это! Глаза её горели торжеством, а сердце выдавило лишь половину той страстной жажды мести, которой она последнее время жила. Не могло быть на свете слаще музыки, чем эти утихающие в дьявольском жаре вопли!
— Смотри, мой супруг, смотри и возрадуйся! — шептали влажно блестевшие в угасающем пламени губы княгини. — Я это делаю ради тебя, ради твоей чести! Скоро, совсем скоро я полностью отомщу за тебя, и ты сможешь спокойно пребывать в своём новом доме!
И Ольга трижды осенила себя крестом, ибо была она не тёмная язычница, как большинство из живущих в те времена, а истинная христианка, и всегда старалась поступать согласно заповедям Божьим!
Правда я, изучая по мере сил Святое Писание, что-то не нашёл там указаний на отмщение врагам своим. Наоборот, были там только слова о всепрощении и любви к ближним! Но, возможно, в те годы Библию толковали несколько иначе?..
 
IV
 
Роман был невесел. Да и откуда взяться веселью, если видишь такие кошмары?! А Роман видел жуткий погребальный костёр, устроенный жестокой княгиней, и слышал рвущие душу и сердце вопли горящих древлян. С одной стороны поэт понимал, что такие события для живущих в этом времени, норма, хоть и тоже немного перебирающая здравый смысл. Но, со стороны другой, не могло всё это оставить его равнодушным, и он должен был как-то выразить свой протест. Только как можно протестовать, если ты один, да