Роман Ангелины.

и вокруг тебя не единомышленники, а равнодушные к чужим жизням варвары?! Да, варвары, это Роман чётко уяснил. Он напрочь выкинул из себя дурацкие представления о гордых славянах, защитниках земли русской, кои почерпнул в своей прошлой жизни! Именно в прошлой, ведь он так долго скитался в веках и тысячелетиях, что почти позабыл о жизни былой. Да, вероятно, он бы и совсем её отринул, не будь там той, кем он жил ещё и дышал!
Роман ущипнул струны своих стареньких, рассохшихся гуслей, и они тоскливо заплакали в унисон душе поэта.
— Жалобно играешь!
Роман поднял единственный глаз — Ванда его в этом времени почему-то лишила стереозрения — и увидел перед собой княгиню Ольгу.
— А чему радоваться? — сухо ответствовал он.
— Хотя бы тому, что великий князь наш теперь почти что отомщён!
— А не слишком ли велика цена мести?
— Месть не может быть чрезмерной! Она может быть лишь недостаточной и мягкой! — очи Ольги сурово сузились.
— И тебя не мутит от запаха палёного мяса?
— Нет! Он меня пьянит! Но оставим этот спор. Я хочу, чтобы ты пошёл со мной и пел мне.
— Я пою только для тех, кто меня может услышать!
— Тогда я именно та, кто тебе нужна! — Ольга едва заметно улыбнулась. — Я ведь тебя услышала.
Роман внимательно смотрел на далеко не молодую женщину, и начинал видеть в ней то, чего не разглядел раньше — она была так же несчастна, как и он. И совсем неважно, чем было вызвано это состояние, главное, что оно сплелось воедино с состоянием его, Романа! И тогда, вместо того, чтобы гневно отказаться и высказать княгине всё, что он о ней думает, поэт лишь согласно кивнул:
— Хорошо, я пойду с тобой, но не обещаю, что тебе понравятся мои песни и мои мысли!
 
— А вот ты, если бы твою любимую зверски умертвили, неужели простил бы убийц?!
Этот вопрос ударил Романа беспощадно, ярко высветив в нём картинку вероятного события, и язык не вытолкнул слова о том, что зуб за зуб — это не заповедь Христа. Поэт весьма зримо представил умирающую Ангелину, и в груди его взорвалась такая боль, от которой он едва не потерял сознание.
Ольга это увидела:
— Можешь не отвечать!
И Роман, остро понимая всю неправильность своего поведения, всё же не смог найти слов для возражения.
— Здесь дело не только в мести, — продолжила княгиня, — в основном, всё вершится для того, чтобы подобное никогда не повторилось! Каждый должен знать своё место, своё предназначение!
— Одни платят дань, а другие ею пользуются? — усмехнулся Роман.
— Именно так!
— А если и древляне, или кто иной, окрепнут и потребуют от вас того же? Кстати, поверь, это случится, правда не очень скоро, — Роман не удержался, чтобы не намекнуть на будущие события.
— Всё возможно. Что ж, придётся подчиняться, — спокойно ответила Ольга, но явно не очень-то веря в такую возможность.
— И ты это делала бы с удовольствием?
— Я всё делаю с удовольствием! Главное, внушить себе это!
— Получается, что и месть твоя древлянам — внушена?
— Ты слишком любознателен, хотя, без этого качества ты бы не смог стать хорошим бояном. Я тебе помогу стать ещё более мудрым. Завтра мы отправляемся к древлянам, чтобы окончательно договориться о свадьбе. Они уже ждут и варят меда для торжественной встречи. Ты сам сможешь увидеть всё величие событий, которые вершат историю!
— Что ты такое замыслила? — насторожился Роман. — Тебе недостаточно крови?
— Чем больше её пролито на подготовленную почву, тем благодатнее будущие всходы!
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, но знаю одно: никогда жестокость не рождала любви!
— В делах великих любви нечего мешаться!
— Но ты же хочешь, чтобы подданные твои тебя любили и уважали? Ведь это нисколько не ослабит власти, это только усилит её!
— Что ты понимаешь в таких делах?! Власть может усилить только страх! Пока тебя боятся — и уважают, и любят!
— Значит, ты так хочешь запугать древлян, чтобы они тебя полюбили? — взгляд Романа потускнел.
— Именно так! Но здесь есть ещё одна цель — Святослав.
— Святослав?!
— Он когда-то станет великим князем, и должен знать, как держать в узде непокорных! Он должен уяснить, что жестокость и мудрость — это одно и то же!
 
V
 
Трупы кучками и поодиночке усеяли лесную опушку. Их здесь были сотни! Кровь беспощадно превратила живой изумруд травяного ковра в мёртвую багрово-алую дерюгу.
С помощью острых клинков прекратились последние стоны и мольбы о пощаде. А как всё хорошо начиналось!
Глупые древляне опять поверили в благие намерения Ольги, хотя и второе посольство не возвратилось. А княгиня созвала на пир всех знатных поселян, уверив их, что теперь-то она удовлетворится почестями. Быстро хмель овладел жадными до угощений древлянами, и ловкие, трезвые воины Ольги ретиво принялись за дело.
Это только поначалу брезгливость и жалость робко мешают руке делать правильные удары. Потом же, когда в голове, да и во всём теле притупляются чувства и желания, остаётся лишь одно: жажда крови! И эта жажда разгорается тем сильнее, чем больше алой жидкости пролито.
Долго солнце не выглядывало из-за горизонта, словно боясь взглянуть на кровавую бойню, а, когда всё же выкатило свою тушу, она мгновенно покраснела, будто напиталась досыта невинной крови!
 
— Ты — самая коварная и жестокая женщина на свете! — гневно бросил Роман в лицо Ольги.
— Если ты думаешь, что оскорбил меня этим, то ошибаешься. В твоих словах я вижу только похвалу себе! Но, уверяю тебя, и это ещё не всё, что я задумала!
— Теперь я уже не удивлюсь ничему! Но я верю, что кто-то из древлян избежал жестокой участи и предупредит своих сородичей!
— Зря надеешься на это. Хотя, если ты так горишь желанием помочь им, то можешь сам отправиться в их поселения и всё рассказать. Я распоряжусь, чтобы тебя везде пропустили.
Роман подозрительно упёрся глазом в княгиню:
— Не понимаю, для чего тебе это?
— Всё очень просто. Пусть страх их убьёт раньше, чем это сделаю я! Пусть они умрут дважды!
— Я не могу тебя судить, но и уважать не могу тоже! И всё-таки, ты же христианка!
— А разве я делаю что-то вразрез Святому Писанию?
— Да всё!
— Но вспомни, гусляр, что сам Господь повелел иудейскому народу, когда они пришли на земли обетованные, истребить четыре народа, дабы жить на их месте!
— Я не стану спорить с тобой. Я иду к древлянам, хотя знаю, что это не поможет, ведь историю не переделать!
— Что-что? — не поняла последних слов Ольга.
Но Роман не ответил ей и вышел из шатра.
 
Да, Ольга не поняла последних слов гусляра, но был человек, который их понял, правда, и не сразу. Это была Ангелина, случайно услышавшая разговор княгини с приближённым ею в последнее время бояном.
Наша милая героиня была так потрясена массовым умерщвлением древлян, что не могла уснуть. Она долго бродила между шатров, купая свои ноги в холодной серебряной росе, но свежий предутренний воздух не мог охладить её пылающей души. И тогда она забрела в шатёр княгини и устроилась в тесном закутке, недалеко от входа. Ангелина свернулась клубочком, пытаясь выгнать из себя озноб, всё же проникший в стройное тело из мокрых ног. Это ей удалось, и вместе с теплом пришла ласковая, но и тревожная дрёма, прерванная приглушённым стенкой шатра разговором. Ангелина услышала всё то, что мы уже узнали раньше. Вот, мимо неё решительно прошагал гусляр, и уши девушки уловили его негромкие слова, обращённые к самому себе:
— Господи, как же я устал от этой кровавой эпохи, от этого времени!
Шаги гусляра стихли, и Ангелина, с которой стекли остатки сна, поняла, что эти слова и ей близки.
— Как же прав этот гусляр! Я тоже так устала от этого времени! Во многом он странен, но в этом прав.
Ангелина вдруг подскочила, и её окатила горячая волна догадки:
— Ах, девчонка, девчонка, а не Роман ли это?!
Нет, что-то не вязалось здесь, ведь пыталась девушка разговаривать с гусляром. Она и так, и эдак старалась вытащить из него нечто необычное, но он всегда был неласков, словно бесповоротно погряз в каком-то горе. Ангелина выспрашивала у него о встреченных им странных людях, но он бубнил только то, что все странны и непонятны. И песни его, которые он пел без желания, были тягостны и неприятны. Нет, скорее всего, девушка сама себе внушила то состояние, в которое впала тогда, на рынке, и одноглазый гусляр никогда не встречал её бедного любимого.
Ангелина тяжело вздохнула, сознавая полную свою беспомощность:
— Любимый, ну где же ты?!Неужели же ты не чувствуешь, что от моего сердечка отрываются последние частички?! Скоро, совсем скоро оно станет таким маленьким, что не сможет поддерживать во мне ни желание жить, ни силу любить!
Слёзы освободились из заточения и побежали вперегонки друг дружки по упругим щёчкам. Но это вдруг не понравилось Ангелине:
— Нет! Только не плакать! Думай, думай, воительница, ведь ты тут такая сильная, такая решительная! Ах, какое отвратительное время! Стоп! Стоп! — вдруг вздрогнула она. — Что там сказал гусляр? Что он устал от ЭТОГО ВРЕМЕНИ! Да, именно так! И ещё, что историю не переделать!
Ангелина почувствовала, что задыхается, и попыталась рвануть ворот, но это ей не удалось, потому что здесь она носила в основном не женскую одежду, а воинские доспехи.
— Это — ОН! — девушка бессильно опустилась на колени, но тут же вскочила: — Бежать за ним! Догнать его!
 
VI
 
А Коростен уже облетела ужасная весть. На главной площади собралась толпа взбудораженных людей, но большинство из них были растеряны. Эх, да где же ты, одухотворённая решимость, совершающая чудеса в минуты великой опасности?! Где ты, скала горячей сплочённости, легко отбрасывающая волны вражеских нашествий?! Или права Ольга, и главное — страх? Именно он и является основой жизни и смерти?
Но так не бывает, чтобы в решающую минуту кто-то вдруг не воспарил над робкой толпой и не принял на себя все тяготы и неблагодарность предводителя.
— Братья! — взобрался на бочонок невысокий, но крепкий мужик. — Что ж вы скисли? Али испугались бабы? Да вспомните, кто вы!
— Да была б она просто баба, — отозвался кто-то из толпы, — а то ведь это сама Ольга! Не забыл ли ты о том, Доброж?
Тот лишь отмахнулся:
— Я-то всё помню, а вот вы многое позабыли! Даже то, как решительно был повержен деспот Игорь! А и его-то все боялись, аки беса! Где он теперь?!
Толпа оживилась, видимо, ещё свежа была радость и гордость от смелого поступка:
— Верно говорит Доброж!
— Не будем под бабу ложиться!!
— Взлохматим киевлянам холки!!!
Доброж гордо расправил плечи и взметнул вверх руки со сжатыми кулаками:
— Вставайте все! Вооружайтесь! Не простим врагам смерти наших сородичей!
Толпа взревела и заколыхалась, подобно дубраве, испытанной на прочность мощным шквалом ветра, и над ней показались рогатины и копья.
 
Два войска стояли супротив друг друга, но никто не решался первым начать бой. Свенельд, командующий армией Ольги, выехал на рыжем коне вперёд:
— Не робей, орлы! Разве это противник?! Вспомните, как мы на Царьград хаживали!
Воины одобрительно зашумели и застучали мечами по деревянным щитам. А вперёд