Роман Ангелины.

выступил Святослав. Он был облачён в воинские доспехи, специально изготовленные для него. Ребёнок-воин, поднатужившись и покраснев от этого, метнул маленькое копьё в сторону древлянского войска. Он явно всё принимал за игру. Копьё пролетело пару метров и неуклюже ткнулось в траву.
Но Ольга осталась довольна действиями своего сына — для четырёхлетнего ребёнка бросок получился неплохим. Да, скоро, очень скоро он возмужает и станет достойным представителем славного семейства Рюриковичей!
Тем не менее, копьё, брошенное ребёнком, послужило сигналом для начала боя.
И бой грянул!
Но, увы, древляне дрогнули почти сразу и попятились. Напрасно скакал из края в край своей армии Доброж, пытаясь вдохнуть в воинов решимость и злость. Никто уже не пытался вспомнить ни о былых победах, ни о горьких обидах, нанесённых им русичами. Началось паническое отступление.
Что ж вы, суровые древляне, так легко сдались?! Неужто смерть в бегстве вам более лепна, чем гибель в бою?! Впрочем, я не в праве так говорить, ибо не знаю, а как бы сам поступил, живя в то время и попав в такую же ситуацию!
 
За деревянными стенами Коростена было намного безопаснее, чем на поле боя, и это ни в ком не вызывало сомнения. Ни в ком, кроме Романа. Да, он был здесь и пытался достучаться до здравого смысла древлян, убеждая их в том, что коварство Ольги безмерно, и лучше погибнуть в бою, чем сидеть в страхе в крепости, с каждым днём всё больше ощущая голод и жажду.
Но кто будет слушать странного гусляра, бормочущего слова, половины из которых понять невозможно! Нет, Роман не страдал косноязычием, наоборот, речь его была слишком правильна и даже умна. Но именно это и раздражало простой люд, не привыкший к изысканности языка. Да и вообще, каждый был занят своим делом, своею семьёю.
Всё кончилось для нашего героя просто и печально: он так всех достал, что древляне решили, что он — шпион Ольги, специально их подстрекающий на бой, дабы киевлянам легче было овладеть Коростеном. И Романа посадили в местную тюрьму, коей являлась вонючая и тёмная землянка. Там он, связанный по рукам и ногам, мог неторопливо обдумать создавшееся положение и сполна оценить разумность и человеколюбие древлянское! Но почему-то первое, что пришло в голову поэту, было воспоминание о последнем походе Игоря, вернее, о том, чем этот поход закончился. Роман очень зримо представил, как два тупых молодчика привязывают его ноги к наклонённым деревьям, ласково заглядывая при этом в глаза и дебильно улыбаясь от предстоящего развлечения. И вот, резко присвистнув, деревца мощно распрямляются, а он, Роман, разлетается в разные стороны, и каждая его половинка истекает потоками крови!..
 
 
 
VII
 
— Так ты поможешь мне или нет? — в Ангелине всё кипело — как же нерешителен этот юноша!
— Но, Агнеса, это же недостойно воина — действовать исподтишка!
— Так ты называешь проникновение во вражеский стан недостойным поступком?
— Я привык всегда идти прямо и открыто!
— И когда же ты успел привыкнуть к этому? Сколько лет ты воюешь?
— Это неважно.
— Нет, важно! Я уже не один десяток веков странствую по свету, а таких наивных слов не слыхала даже от полководцев великих!
Тут Ангелина спохватилась, но Моймир насторожился:
— Что-то мне не всё ясно.
— Я говорю в том смысле, что знаю гораздо больше тебя. Ты же занимаешься лишь воинскими делами, а я ещё и изучаю историю. Но хватит об этом. Значит, ты помочь мне не желаешь. Что ж, тогда я пойду одна!
— Я тебя не отпущу! Я всё расскажу тёте и Асмуду!
— Вот-вот, это ты можешь, наушничать — это так достойно воина!
— Я просто хочу удержать тебя от опрометчивого шага!
Ангелина с усмешкой поглядела на Моймира и, заметив в глазах того некоторые сомнения, выпалила:
— Да ты трус, и прикрываешь это якобы благими намерениями!
Удар был рассчитан точно и попал в яблочко! Юноша сначала покраснел от негодования, но тут же бледность гнева залила его гладкие, покрытые лёгким золотистым пушком щёки:
— Ты не смеешь бросать мне такие упрёки! Я никогда не давал повода к этому!
Но Ангелина не стала рассыпаться в оправданиях:
— Тогда докажи, что я неправа!
— Хорошо, я пойду с тобой, только объясни, зачем тебе это нужно?
— Мне необходимо увидеть гусляра.
— Гусляра? Но для чего?!
— Он… — тут девушка запнулась, не в силах сказать правду. — В общем, он знает одну тайну, которая для меня важнее жизни!
— Но он же был здесь! Почему ты его не расспросила?
— Тогда я ещё не знала этого. Моймир, не мучь меня, не спрашивай больше ничего!
Юноша пожал плечами, словно говоря: делай, как знаешь, ты упрямее меня!
 
Ночь была темна, как мысли убийцы. Всё небо затянуло непроницаемым облачным одеялом, словно и у луны, и у звёзд уже не было сил смотреть на кровавые дела, вершащиеся на земле! Но ветру не сиделось в покое, и он с присвистом, как разудалый разбойник, шнырял на воле, беззастенчиво шумя в кронах деревьев, отчего они недовольно поскрипывали.
— Хороша погодка, как раз для нашего дела! — прошептал Моймир, обращаясь к стройному юноше.
— Ещё бы дождик брызнул, и лучшего бы не пожелать! — ответил тот, но голосом Ангелины.
Да, это и была она, но переодетая в мужское платье. И дождик закапал, словно был рядом и подслушивал разговор. Сначала это были малюсенькие, почти не ощутимые капельки, словно брызги девичьих слёз, падающих на твёрдое и жестокое сердце безответно любимого. Но вот посыпали и сами слёзы, крупные, тяжёлые, мгновенно сделавшие одежду липкой и неприятной.
— Ну вот, — знобко передёрнувшись плечами, улыбнулась Ангелина, — теперь всё будет хорошо!
Спутники находились уже недалеко от стен Коростена, и им оставалось лишь одно: как-то проникнуть за них. Но даже в такую благоприятную погоду перелезть через высокий частокол, оскалившийся острыми клыками затёсанных брёвен, было под силу разве что акробату. И Моймир это чётко понял:
— Ну, и как же нам перелезть? Давай, говори, ведь ты не один десяток веков по жизни шагаешь!
«А он ещё и юморист!» — удивлённо констатировала Ангелина интересный факт — до сих пор Моймир своё чувство юмора не обнажал.
— Что-нибудь придумаем, — ответила она вслух. — Подождём, может, кто за ворота выйдет?
— Ага, прогуляться! Самое время!
Юноша вдруг замолчал и прислушался:
— А ведь и правда, ворота-то открываются!
А Ангелина мгновенно сообразила, как им поступить дальше:
— Слушай меня, Моймир, ты — немой!
— Что? — замотал тот головой.
— Притворись немым, а я буду разговаривать с древлянами.
Юноша хотел было возразить, но девушка зажала его губы своей мокрой ладошкой:
— Молчи, а то мы погибнем!
Ворота приоткрылись и, прежде чем из них смог кто-нибудь выйти, Ангелина юркнула в проём, таща за собою спутника.
На них тут же накинулись и потащили вглубь города, а ворота быстро прикрылись, словно всё и было так задумано. А с неба в едва заметную прореху облаков выглянула луна, которой, видимо, стало любопытно, что же это там такое происходит.
 
— Так вы говорите, что бежите от Ольги? — Доброж недоверчиво уставился на двух юношей.
— Если не веришь, можешь нас убить! — смело ответила Ангелина, стараясь влить в свой нежный голосок мужскую суровость.
— Ты смел! А что ж твой приятель молчит? Или на него смелости не хватило?
А Моймир едва сдерживался, чтобы не выкрикнуть гневно Агнесе всё, что о ней думает. Но он всё же понимал, что жизнь его теперь зависит всецело от этой смелой, но сумасбродной девчонки.
— Он — немой. Когда убивали его родителя — по приказу Ольги! — речь его покинула.
Лицо Доброжа налилось гневом:
— Да будет проклята эта Ольга! Сколько бед она нам принесла!
— А как она расправилась с вашими послами! — решила Ангелина лить масло в пламя по полной программе.
— Ты это видел?
— Да. Одних живьём закопали в землю, а других сожгли. Тоже живьём!
Доброж сжал кулаки до хруста:
— Этого ей не простим ни мы, ни боги! Но всё-таки, как вы попали в Киев?
— Мы приехали из Новагорода с купцами. Его родитель, — девушка кивнула на Моймира, — был один из них. Но Ольга решила всё отобрать, якобы, за то, что ей не отдали должных почестей и нужной платы. Его родитель назвал её татью и за это лишился жизни! Нас же хотели продать какому-то Свенельду, но нам удалось бежать.
Ангелина так всё обстоятельно рассказывала, что и сама почти поверила в эту выдумку.
— Свенельд — это воевода Ольги, — кивнул Доброж, — такой же гнус, как и она. Что ж, оставайтесь, но скажу вам, что здесь опаснее, чем в Киеве, а мы, скорее всего, скоро откроем ворота, потому что еда почти закончилась. Да и силы — тоже!
 
VIII
 
Сияющий Свенельд вошёл в шатёр Ольги и, с достоинством поклонившись, доложил:
— Древляне прислали гонца — они согласны сдаться и выплатить нам любую дань!
Но княгиня явно не разделила радости своего военачальника, и лишь грозно нахмурилась:
— Ах, согласны?! Раньше надо было соглашаться! Мне их меда и шкуры нужны так же, как им — грамота! Нет, Свенельд, они ещё не всё заплатили по главному долгу!
— Что ты хочешь этим сказать?
Опытный воин конечно же понял, куда гнёт Ольга, но хотел услышать всё это из её уст.
— Скажи гонцу, что я не стану брать выкуп с Коростеня. Пусть мне отдадут лишь по три голубя и по три воробья с каждого двора.
Свенельд, уже начавший было склонять голову в знак согласного подчинения, вдруг вздрогнул:
— По три воробья и по три голубя?! И что мы будем с ними делать?
— Пойдём торговать птицей с Царьградом! — желчно, сквозь зубы, процедила княгиня. — Ступай и скажи так, как я велела!
Воевода пожал плечами и, круто повернувшись, вышел из шатра, но не без той мысли, что с его владычицей не всё в порядке. Он сразу же припомнил её возраст, очень подходящий для старческих маразматических завихрений, да и тот факт, что была она всего-лишь бабой, пусть, хитрой и жестокой, но всё же в первую очередь — бабой!
Древляне, ещё не совсем поверившие в свою удачу, гоняли по дворам, отлавливая вольных пташек. Птицы же, почуяв неладное, прятались и маскировались, как умели, и их соображалка явно работала получше, нежели у осаждённых. И то, хоть бы один задумался о том, а зачем же киевлянам бесполезные пичуги? Но древляне были созданы природой не для каких-то там умственных инсинуаций, не в качестве исходного материала для школы изящной логистики и философии, а для одной лишь цели — шараханья по лесам в поисках пропитания.
Коростен, конечно, городок невеликий, но, тем не менее, птицы набралось столько, что пришлось собирать все подходящие корзины, чтобы упаковать странную дань. Кстати, многие хозяева недосчитались в своих дворах и очень редкой теперь птицы домашней, которую под шумок потягали добровольные помощники отлова голубей и воробьёв. Но с этим пока некогда было разбираться, главное, рассчитаться поскорее с киевлянами, ведь осада так затянулась, что хозяйства совсем пришли в запустения, не говоря уже о том, что элементарно было нечего жрать! Но теперь-то, думалось радостным, но недалёким людишкам, всё наладится, всё утрясётся, и мы ещё