Роман Ангелины.

устраивать разборки меж собой, затевая заговоры и гражданские войны.
Войска, разбросанные по всему миру, тоже прилично зажрались своими привилегиями и безнаказанностью. Их военачальники зазнались до того, что стали один за другим объявлять себя императорами, и развелось их столько, что страшно было даже плюнуть — обязательно в какого-нибудь да попадёшь! Скоро, очень скоро эта великая держава расколется на две части, но пока она ещё едина, хотя бы внешне.
Развал начинается с душ. Так было и здесь. Единой религии в империи не утвердилось, и, довольные этим, людишки принялись верить в тех богов, кто был ближе и понятнее. Одни по привычке поклонялись Юпитеру, другие отдавали предпочтение Аполлону, а иные уже твёрдо посвятили себя вере новой — христианству. Почти миновали времена, когда христиан сжигали целыми охапками и вереницами скармливали хищникам. Да, они помучились достаточно, но, выстояв и окрепнув, донесли таки догмы своей веры до сердец и душ людских. И близко уже было то время, когда вера христианская станет доминирующей, а служители её — самыми богатыми и влиятельными лицами обеих Римских империй!
 
После очередной гражданской войны, продолжавшейся четыре года, границы империи очень ослабли, ведь в этом действе принимали участие все основные римские армии. Этим воспользовался хитрый Вологез, работающий царём Парфии. Он сговорился с одним из жаждающих римского престола, Песценнием Нигером, и вторгся в Армению и Сирию, бывших практически вотчинами Рима. Но правителем империи тогда был человек волевой и деятельный — Септимий Север. Он поплевал на ладони и за каких-то четыре года не только надавал парфянам по шлемам, но ещё и захватил кое-какие земли, создав новую римскую провинцию Месопотамию. А после всего этого Септимий принялся укреплять государство, и это выходило у него очень даже грамотно и успешно.
Но жизнь не бывает вечна даже у императоров, и Север отчалил в миры иные.
Тут же, едва успели похмелиться после поминок Септимия, сыночки его принялись делить наследство. В результате этого дележа остался лишь один из двоих претендентов — Каракалла. Он определился быстрее своего брата в средствах достижения цели, замочив не только его, но и всех сторонников Геты. А потом он, мечтавший о славе Александра Македонского, передал управление империей своей смазливенькой мачехе Юлии Домне и свалил на дунайскую границу. Но там честолюбивый Каракалла повёл себя не совсем так, как следовало, и его тоже замочили, но уже некие заговорщики во главе с префектом претория Марком Опеллием Макрином.
Но и Макрин не был идеалом, и этим решила воспользоваться сестричка Юлии Домны — Юлия Мэсса. Она не могла ни есть, ни спать с кем-либо, так жаждала пристроить своего внучонка в императоры.
Вот так и жила-поживала Римская империя, разбавляя скуку то оргиями, то войнами, то непредсказуемыми переворотами. Это у граждан получалось отменно, а посему загнивание империи протекало незаметно, весело и не очень загружая умы людей различными неразрешимыми морально-этическими проблемами!
 
I
 
Юлия Домна, поначалу жена, а теперь вдовушка Септимия Севера, женщиной была более демократичной, нежели бывший муженёк её и даже сынок Каракалла. Ей нравилось делать что-то, идущее вразрез их мнений, а ещё ей доставляло удовольствие привечать людей, отличавшихся свободомыслием, не превосходящим, правда, меры дозволенного. Вокруг неё собрался кружок философов и иных деятелей культуры, и это богемное общество сполна наслаждалось своими, как им казалось, передовыми идеями.
Главной персоналией этого общества был Филострат, философ-софист, ум имевший незаурядный, но характер непростой. Хотя, у кого она проста, эта часть родимой души?! Разве что у тех, кто, отдалившись не по своей воле от общества, уединился в домах скорби?
Итак, Филострат, как гегемон, должен был сделать нечто, определявшее его лидерство. И он сделал. Его роман о мудреце и чудотворце Аполлонии из Тианы явился новым направлением в философии и религии. Главный же герой романа — с одобрения самой Юлии — сделался образцом мудрости и добродетели и был противопоставлен Христу.
Как сладко ты зеваешь, дорогой читатель, читая всю эту философскую муру. Да я и сам почти засыпаю от этого, но что поделать, нужно же нам как-то войти в сюжетный поток, чтобы дальнейшие события не выкинули нас из колеи понимания. Всё дело в том, что главный герой наш в этой эпохе сотворён был философом, да не простым, а сурово критикующим веяния, имевшие место быть тогда. Ему не сложно было это делать, будучи знакомым со всею философией, развившейся в последующие почти две тысячи лет.
Прочитав книгу Филострата, Роман мгновенно вступил в полемику с ним и стал жестоко теснить его логическими выпадами и выкладками. Это так захватило нашего героя, что он легко перешагнул незаметную оградку приличий, и его противник стал чувствовать себя не просто разбитым, но смертельно оскорблённым.
Филострат даже не попытался разбить своего оппонента тем же оружием. Он сделал гораздо проще: поплакался своей заступнице, и Юлия Домна приказала выслать дерзкого философа Солата куда подальше.
 
Плаванье было удачным. Всю дорогу свежий попутный ветер щедро надувал паруса триремы, и она мчала, с приятным шелестом разрезая лазурные воды.
Вот позади осталось море Ионическое, и скалистые берега островов Эллады скрылись в синей дымке, словно растаял сказочный мираж. Судно мчит водами моря Эгейского к конечной своей цели — Эфесу. Там и предстоит Роману наслаждаться жизнью, если, конечно, он сможет это.
А ему не очень-то нравится и эта эпоха, и люди, живущие в ней и относящиеся к ближним своим как-то не по-человечески. Но это, как мы отлично понимаем, лишь субъективное мнение нашего героя, с которым обошлись не совсем тактично. Эх, чудак, скажи спасибо, что тебя всего-лишь выслали, а ведь могли втихаря сыпануть в винцо щепоть-другую какой-нибудь дряни, и всё, так бы и не узнал, каково оно, древнее море Эгейское!
Но, возможно, он это осознает позднее, а теперь, скучая и вздыхая, он продумывает, как будет себя вести со своим учеником. Кстати, я не сообщил, что сослан был дерзкий философ Солат не просто так, а как воспитатель и наставник внука Юлии Мэссы, и должен был вскоре этот внук стать императором.
В Эфесе находился храм солнечного божества Элагабала, а внук Юлии, Авит Бассиан, был жрецом этого храма. И, пусть ему было лишь четырнадцать годков, но для того времени это являлось уже приличным возрастом, тем более что Авит не был юношей обычным. Воспитание в храме в те века было не хуже, чем обучение в наши годы в Кембридже или Сорбонне. И Роман не был уверен, что его работа будет успешной.
 
Чайки звонко радовались яркому солнцу, а оно, попав своим лучом в облачко водяной пыли, разлеталось семицветными колечками, на мгновение ослепляя глаза. Лёгкие впитывали бодрое солёное дыхание моря, и в голове делалось легко и ясно. Ветер, соскучившийся по озорству, дунул резко, по-разбойничьи, и парус громко хлопнул, а мачта скрипуче пожаловалась на свои годы.
Судно рвануло вперёд ещё быстрее, и вот вдали показалась тёмно-синяя полоска суши. Моряки загалдели, засуетились, предвкушая скорое окончание плавания и долгожданный отдых в компании весёлой и доступной красотки и чаши крепкого вина!
Эта радость невольно передалась и Роману:
— Да что я всё грущу без причины?! Ведь каждый шаг, каждое действие в этой затянувшейся трагикомедии приближают меня к мечте! И нужно, чтобы всё происходило быстрее. А для этого достаточно войти в роль, вжиться в новый образ и почувствовать все нюансы его. Тогда и время помчит вскачь, и приключения посыплются на голову! И пусть они поубавят на черепе волос и добавят седины, не беда! Лишь бы сама башка уцелела!
 
II
 
Между Икарией и Мисией, словно язычок меж сочных губок красотки, притаилось государство Лидия. И было всё в нём хорошо и благопристойно, а население радовалось жизни и тёплому климату. Впрочем, это я просто представил, как могло быть дело, а то, что происходило в действительности, покрыто мраком!
Итак, в городок Эфес, что расположился на Эгейском побережье Лидии, был сослан наш герой Роман. Нам уже известно, что он, переболев хандрой, обычной для него при смене эпохи, запасся терпением и надеждой на интересное течение жизни. И поэтому пока оставим его и познакомимся с другими персонажами.
 
Симпатичная моложавая женщина строго смотрела на невысокого юношу, на бледном лице которого явно читалось пресыщение жизнью:
— Готовься, внук мой, скоро ты станешь императором!
На лице юноши не отразилось и тени радости:
— Но это же так скучно, бабушка!
— Власть не бывает скучной! Тем более, власть над такой империей! Ты будешь хозяином всего мира!
— Даже Александр не владел всем миром, — скучно возразил Юлии Мэссе Авит.
— В твоей власти превзойти его!
— Ты же знаешь, мне больше всего нравится служить Элагабалу. В этом моя жизнь!
— Значит, о плотских радостях ты не думаешь? — скривила красивые губы Юлия, что означало саркастическую улыбку.
Авит смутился, но ненадолго:
— Но это не мешает. Да и Элагабал доволен, когда проливается скупая кровь девственниц!
— Ты жалуешь только непорочных? — бабушка явно не смущалась этим откровенным разговором.
— Мне нравятся все, но иногда становится очень скучно.
— А ты проявляй фантазию. Вспомни своих предков — Калигулу, Нерона. Они в этом знали толк!
— Если бы ты видела, какие оргии я здесь устраиваю, бабушка, ты осталась бы мною довольна! И всё равно, мне бывает скучно.
Юлия погладила внука по русым волосам, но в этом жесте не было ни нежности, ни любви:
— Я довольна тобою, Авит. Но ты должен стать ещё жёстче, ещё изощрённее, ведь то, что ожидает тебя, потребует качеств, воспитать которые можно только таким образом!
Не знаю, как тебе, дорогой читатель, но для меня просто дик весь этот разговор! Это ж какой нужно быть стервой, что б поощрять в родном внуке такие низменные страсти! И не только поощрять, но ещё и советовать, как это делать более изощрённее! Не иначе, сама Юлия была в юности ещё та штучка! Хотя, что значит была, и теперь, небось, блудодействует вволю! Но, с другой стороны, тогда все эти оргии и эротические завихрения, а так же практически беспричинные отрубания рук, ног, и иных частей тел и вышибание мозгов из черепных коробок было делом таким же обычным, как нынче — предвыборные истерики кандидатов на сладкую халявную житуху! Так что, нравится нам всё это или нет, но нужно не взрываться благородным гневом, а просто принимать это как должное (это я сказал не о нашем времени!).
 
— Я хочу, чтобы ты знал, Авит, что со дня на день войска заявят о своём желании видеть императором именно тебя.
— А Макрин? — и юноша пытливо посмотрел на бабушку. — Что будет с ним?
— Пусть это тебя не тревожит. Войск, верных ему, не так много, но и они постепенно перейдут на твою сторону. Деньги, внук, способны творить чудеса!
— Это я уже где-то слышал! — улыбнулся Авит,