Роман Ангелины.

всё отдал! — невозмутимо ответствовал воин. — Разве ты это ещё не почувствовал?
Чиновник не успел согнать с лица благодушную улыбку, и она словно примёрзла к нему:
— Что ты сказал?!
— Я сказал, что за всё с тобой рассчитался!
— Нет, ты лжёшь! — закричал Си Чхой и, торопливо отбросив от себя бокал, словно это могло спасти его, схватился руками за горло.
Яд начал своё решительное действие, и чиновник это почувствовал:
— Я проклинаю тебя, Лунь Цу! Как безжалостен ты! И именно теперь, когда я почти…
Но докончить он не смог. Тело умирающего затряслось и вскоре затихло, а на мертвеющее лицо вновь выползла тень улыбки, но не той, благодушной, а печально-растерянной.
— Вот и всё, — устало сказал Лунь Цу.
Он легко поднял тело Синь Го и выволок его через потайную дверь, а потом вышел из комнаты в дверь обычную.
Вернулся он через минуту, сопровождаемый воинами и слугами:
— Си Чхой ушёл от нас! Лекарь Линь Цзы сделал всё, что мог, но сам Шан Ди призвал нашего господина к себе!
 
— Теперь идём к девушкам, я знаю, где они! — поторопил Лунь Цу Романа, когда они вышли из покоев Си Чхоя.
— Нет, я не пойду. Ты и сам прекрасно со всем справишься! А я в этом городе не могу оставаться ни мгновения! Я сейчас же отсюда уезжаю!
— Как хочешь, но помни, что обо всём произошедшем не должен узнать никто!
— Я могу тебе в этом поклясться, — ответил вполне честно Роман, но вдруг подумал, а что, если этот верзила его тоже сейчас придушит?
Но Лунь Цу, по-видимому, занимало совсем иное:
— Что ж, прощай, лекарь, но помни, если мы когда-нибудь свидимся, я не знаю, как к тебе отнесусь!
— Прощай, Лунь Цу, спасибо за откровенность! Позаботься о Ли!
И они разошлись. Молодой влюблённый воин помчался на выручку своей подруги, а Роман поплёлся было к дому, но, сделав несколько шагов, осознал, что идти туда ему нет никакого смысла.
— Что мне там делать? — спросил он самого себя и тут же ответил: — Нечего! Никто там меня не ждёт. Завтра ли я покину эту страну или же теперь, значения не имеет. Конечно, я бы хотел ещё раз увидеть Ли, почему-то она мне так напоминает Гелу! Или это всего-лишь отцовские чувства, пробивающиеся во мне независимо от желания, но в угоду зрелому возрасту? Ведь и Гела для меня не только любимая, но и словно мой ребёнок, мною выношенный и мною взлелеянный!.. Нет, прочь, прочь отсюда, я так устал вкушать плоды этой древнейшей цивилизации! Я чувствую, если останусь здесь ещё хоть на малое время, то уже никогда не смогу покинуть эту страну и добью свою жизнь, купаясь тут в реках крови! Неужели я никогда не попаду во времена, где войны презираемы, а в почёте и в любви созидатели?!
Роман помолчал и ответил себе:
— Глупец, где же ты видел такое? Да разве ты об этом хотя бы слышал? Читал? Лишь в твоих слезливых мечтах возможна эта идиллия! Глотай скорее свою горошинку. Смелее!
 
VIII
 
Девушки сидели на соломе в полной тьме, тесно прижавшись друг к другу, и старались дышать реже. Но воздух, перенасыщенный углекислым газом, становился всё тяжелее, и лёгкие жадно требовали кислорода, превращая их вздохи в частые и неглубокие. В головы пленницам словно набивали вату, и она, прессуясь там, больно давила в висках и затылках.
— Ли, — прошептала Ю, — ты должна оставить меня. Зачем тебе всё это?
— Как же я брошу тебя здесь одну?! — голосок Ангелины был тих, но твёрд. — А если сюда никто не придёт, и ты погибнешь тут?
— Но если мы погибнем вместе, кому это принесёт пользу?
— Мне! Я не могу оставить тебя, даже если больше никогда не выйду отсюда.
— И ты не встретишь своего любимого!
— Не нужно об этом, Ю! Когда нам станет совсем плохо, я дам тебе горошинку, быть может, она тебя тоже вытащит отсюда. Но я верю, что произойдёт что-то, и нас освободят из этого ада. Если бы нас хотели убить, то сделали б это попроще.
— Видно, что ты плохо знаешь наши порядки. Это и есть одна из казней!
Но в Ангелине не успели прорасти колючие побеги страха. До слуха девушек донеслись странные звуки, но что это такое, разобрать было невозможно, потому что толстые глиняные стены легко гасили их.
— Это Лунь Цу! — слабо вскрикнула Ю и сжала ладонь Ангелины своими пальцами, окрепшими от охватившего её возбуждения. — Я знала, что он придёт на помощь!
Она оказалась права. Когда дверь темницы распахнулась, в глиняный мешок хлынули свет и воздух. Свет был лунный, но после абсолютной тьмы он казался ослепительным.
— Ю, ты здесь? — голос Лунь Цу прозвучал самой изумительной музыкой, что когда-либо слышали узницы.
— Да, я здесь, любимый! Я знала, что ты придёшь! Я ждала тебя!
А храбрый воин уже был у ног возлюбленной, и руки их сплелись в страстных горячих объятиях. Их губы жадно пили солёный огонь любви, а сердца впитывали в себя этот огонь и разносили по всем органам тел и частичкам душ, легко исцеляя и заживляя израненные места!
 
Ангелина наслаждалась зрелищем встречи любимых. В душе её стало тепло и радостно, и пришла уверенность, что и у неё всё будет так, как она того желает! Но, тем не менее, она вспомнила об опасности, угрожающей не ей, но её друзьям:
— Лунь Цу, но нам нужно скорее бежать отсюда!
Тот с трудом оторвался от своей любимой и покачал головой:
— Нет, Ли, теперь нам скрываться не от кого.
— Но что произошло за то короткое время, что мы томились в этом зловонном месте? — удивилась Ю, вглядываясь в глаза своего друга.
— Си Чхой умер. И умер ещё один… одна тварь, которая знала обо всём. Больше никто не знал о заговоре. А Ю-Ван, я думаю, сделает вид, что не был в курсе тех событий.
— Так Линь Цзы не покинул столицу? — вспомнила Ангелина о лекаре. — Он дома?
— Не думаю, — нахмурился Лунь Цу, — он собирался сделать это немедленно. Да так было бы и лучше для него!
Ангелина не поняла смысла последних слов, произнесённых с едва заметной угрозой:
— Так пойдёмте скорее домой, а вдруг он ещё там?
 
Но Линь Цзы дома не оказалось. И он явно не заходил сюда после стремительных событий в покоях Си Чхоя.
Ю достала кувшин с вином и налила напиток в стаканчики:
— Давайте отпразднуем наше освобождение!
Ангелина смочила губки, но пить не стала. Ей стало грустно и как-то знобко, но она не понимала, почему. Возможно, это реакция организма на всё произошедшее в последние сутки, но, скорее всего, в душу девушки опять вплыли уныние и тоска по любимому. И Ангелина остро ощутила ту тщетность, с которой она пыталась отыскать здесь Романа.
Чтобы как-то себя отвлечь, она пошла в комнату хозяина. Там, на столе, лежала развёрнутая бамбуковая книга, в которой лекарь иногда что-то писал. Ангелина вгляделась в витиеватые значки иероглифов, но, увы, даже будучи китаянкой, прочесть их не смогла. Она молча любовалась этими красивыми значками, пытаясь угадать, что бы они могли означать, но внезапно боль воткнулась в неё, словно терновая ветвь хлестнула по нежной шелковистой щёчке. Глаза Ангелины увидели знакомые буквы, неуклюже выписанные по ровной поверхности бамбука. Она ещё не уяснила смысл написанного, но уже точно знала, что это такое и кто эти буквы выводил! Во всём Чжоу, во всём Китае, во всей Вселенной не было и не могло быть другого человека, который мог бы сделать это! Ангелина ринулась взглядом на эти буквы так, словно бросилась с отвесной скалы в пропасть, словно шагнула из бренности жизни в бесконечность ада! Но в первый момент она ничего разобрать не смогла из-за слёз, росистым бисером высыпавших на её красивых, почти некитайских глазах.
 
«Как я устал бегать сам от себя! Как я измучился убеждать себя в том, что естественно! Господи, но если я не могу раз и навсегда разрубить путы своей жизни, то какого чёрта мочалю душу и сердце себе и ей?! Она-то почему должна страдать от моего идиотского благородства? Да и не благородство это, а дурацкая бравада несуществующими принципами! Именно так! Я должен сделать для любимой всё, чтобы она стала счастлива, а счастье её — это я, как бы ни самомнительно это звучало.
Она, конечно же, поймёт со временем, что я вовсе не тот, для кого она явилась в мир этот, но это всё будет потом. Сейчас же она так искренне меня любит и уверена, что это будет всегда. Она совсем не хочет представить себе, что через десяток лет я превращусь в старика, а она только-только расцветёт, и желание жизни в ней возгорится с новой силой. Ну так что с того?! Но теперь-то она счастлива любовью ко мне, и я своим неприятием этого только мучаю её, заставляя страдать и плакать!
Всё! Отныне я разрешаю себе любить её полною силой и со всем жаром принимаю любовь её! Но я пройду все эпохи, назначенные мне судьбой, и только после этого вернусь к ней! И пусть всё тогда свершится! Если она меня ещё ждёт, я упаду к её ногам и вымолю себе прощение, ну, а если я ею забыт, то и это я приму с радостью, но и с болью.
Если ты слышишь меня, моя любимая, знай, что я спешу к тебе! Я люблю тебя! Я умираю без тебя! Я жив только тобой!»
 
Ангелина не прочитала эти строки, она их впитала в себя, она захлебнулась ими! Все чувства, которые только существуют, кружились в ней мощным торнадо, но не было здесь ни печали, ни безысходности, ни растерянности! Теперь только ожидание могло угнетать её, но разве оно может быть тяжким, когда точно знаешь, что в конце пути, пусть и далёкого и нелёгкого, ждёт тебя тот, ради которого жизнь тебя и держит на свете!
 
Ангелина умчала, просветлённая и возрождённая, а друзья её остались в доме лекаря. Они тоже счастливы и строят планы на свою совместную жизнь. И в этих планах есть и уютное жилище, и многочисленные дети, озорные и смышлёные. Есть в этих планах и богатые угодья, на которых пасётся упитанный скот, и цветущие сады, благоухающие и тенистые, где не смолкают птичье пение и деловитое пчелиное жужжание.
Нет в этих планах только одного. В них нет Ю-Вана, который уже узнал все подробности событий, произошедших в последнее время. Много в Китае (впрочем, как и повсюду!) желающих постучать друг на друга, выцедив из этого максимальную выгоду для себя. И дни правления Сюань-Вана сочтены, а Ю-Ван непременно займёт его место. Но прежде он должен убрать всех, кто хоть что-то знает о готовившемся перевороте. Да он уже это и делает, послав верных людей для выполнения самого обычного в те времена дела — убийства! И люди эти уже совсем близко!..
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Глава пятая. СТИЛЕТ.
 
Индия. Никея. 326 год до н.э.
 
Что бы я вам ни рассказал о сказочной стране Индия, это будет лишь мизерной частью тех чудес и невероятностей, коими она богата!
Если её сравнивать с местностями, родными для нас, то мгновенно выявятся бесчисленные различия. Вот у нас, чем дороги засыпают? Правильно, щебёнкой. А там, в Индии, драгоценными камушками! У нас что растёт в огородах? Да, да, хрен да чеснок. А там, в азиатском подбрюшие, — ананасы да кокосы (чеснок с хреном, правда, тоже есть)! У нас по улицам кто прогуливается? Кошки да проститутки. А у них по древнейшим городам шляются священные животные коровы! Хотя, ну их к бесу, мы и песок-то после зимы никак с асфальта