Всего лишь миг, растянувшийся от прошлого к будущему. И кажется, что остановившееся на этот миг время и есть привычное тебе бытие.
Самое время подняться с ней прямо к теплому солнцу, самое время оторваться вместе с ней от земли. Самое время оставить красоту лугов и полей, ароматы цветов и щебетание птиц. Самое время быть вне ограниченного ими пространства, самое время вырваться за пределы каких-либо пределов, не могущих передать все то, что ликует внутри вас обоих, что ликует в Ней. Ведь ради Ее ликования ты хочешь быть с Ней, ведь ради Ее ликования ты хочешь быть с Ней, будто не стареющей, лишь похорошевшей под воздействием насыщенного красками, звуками, запахами Рая.
И вновь этот невероятный по своей насыщенности взрыв, сопровождаемый струнами, которые разливаются повсюду, отправляя пространство в небытие. И только солнце ласкает вас обоих, взявшихся за руки, смеющихся в сердечной радости, в открытых чувствах друг к другу.
Сбереги же Ее, Она того заслуживает.
тишина
«Падший ангел»
Часть 1: Пленник (15мин. 00сек.)
Плеск воды, ласкающей каменные глыбы руин. Некогда был построен в этом месте целый дворец. Черные и серые камни его надолго запомнили кровь и пот тех, кто воздвигал на протяжении долгого времени прочные неприступные стены для своих правителей, блуждали в тех стенах стоны и крики мучеников, принужденных к этому ужасному строительству. По прошествии множества лет остались от этих жутких воспоминаний лишь сморщенные темные пятна. Бегают они мелкими жуками по каменным обломкам, как-то непонятно жужжат вокодером, безуспешно пытаясь что-то сказать, словно души, не обретшие спустя множество столетий покоя.
Но раздается внезапно мягкий, но крайне насыщенный высокими и средними частотами всплеск. Будто нечто волной яркого света вдруг пробуждается от некоего долгого сна в глубине затопивших руины дворца вод, распространяясь из центра во все стороны. Своего рода, крик, восклицание, недовольный возглас среди кажущихся мертвыми развалин из черного и серого камня, жуки на которых не более чем безжизненная часть их. Заливает яркий свет все вокруг, затмевает, погружает в свою мимолетную сияющую бездну целый мир, и никакая глубина вод, кажется, не способна выстоять под его натиском, настолько силен он, настолько поглощает восприятие бытия. Начисто стирает яркая волна света из сознания все возможные мрачные образы, навеянные руинами дворца, в котором происходило самое настоящее Зло над беззащитными и ни в чем неповинными людьми, захлебнувшимися в своей собственной крови, утратившими собственные легкие от постоянных воплей и криков от физических мук. Яркий свет кажется чужаком здесь, не принадлежащим ни воде, ни ушедшему в историю дворцу, ни блуждающим в беге по его остаткам жукам.
По окончании вспышки остается тонкий луч света, пробивающийся из самой бездны. Голос его – уверенный и мощный госпел, лишенный прежних сил, но обладающий огромным потенциалом. И стоит лишь дать ему немного времени – он обязательно раскроет все свои невероятно могучие возможности. Но сейчас это всего лишь мелкий росток, едва показавшийся на поверхности воды, нашедший путь сквозь мощные каменные глыбы, после бесконечности лет своего заточения чуть живой, но обретший надежду.
Был пленен он когда-то. Наверное, ради него и задумывался и строился дворец из черных и серых камней. Наверное, ради него и страдали возводившие его люди. Наверное, ради него и творилось Зло в черно серых стенах, ради него творились ужасные страдания. И даже свет был подвержен им, запертый в клетке подобно какому-то зверю, пойманный и доставленный хозяевам дворца опытными охотниками. И только лишь он – этот странный пленник – знает обо всех подробностях своей неволи. И с самого начала своего заточения в клетке боролся он изо всех своих сил, дрался не на жизнь, а на смерть, требуя своего освобождения. Будто не должно было быть ему все равно, будто невозможно заточить свет в клетку с железными прутьями, будто не может он покинуть ее с приходом ночи, будто не имеет значения время и место его существования, будто не умеет он мыслить и чувствовать.
Но жадно извивался он в своем заточении, неустанно разливаясь по полу и концентрируясь в одной точке, накатывая на стенки холодной клетки, рвался в вышину и тут же обрушивался и проливался на пол. И не мог свет остановиться, просто не умел он быть без движения. И казались со стороны его мучения какой-то игрой, радующей чей-то глаз, переливаясь всеми цветами радуги. И ради них и творилось во дворце Зло. И одни убогие и жалкие истребляли других убогих и жалких, плененные переливчатым сиянием, томящимся в клетке, в то время, как рвался и метался свет, желая свободы. Но казалось всем, что в своих муках благостно отзывался свет на каждое новое злодейство, будто призывая к новой жестокости.
Был объявлен он хозяевами дворца посланцем богов, божественным даром в знак почитания их и исполнения их воли. Гордились хозяева замка своим пленником, стояли перед ним на коленях, читали молитвы и целые проповеди, разрешали даже своим вассалам увидеть его хотя бы одним глазом, но требовали за это взамен жизни самых родных и близких. Нет, не сумасшедшие, не опьяненные запахом крови, но хладнокровные и расчетливые, творившие злодеяния и заставлявшие людей страдать со всей ясностью своего ума. Пытались они запугать и запугивали людей ужасной участью быть жестоко истребленными невероятной силой, которой они обладали, заполучив божественный дар в награду за свои злодейства. Разумеется, это была чистой воды ложь, но она работала безотказно.
А меж тем, обладал пленник силой, и никуда не делась она спустя долгое время его заточения. Лишь, кажется, ослабла, требуя подпитки. И тогда, будто повинуясь безмолвному зову тонкого ростка света, будто внимательно наблюдая за мрачным дворцом, ставшим ему темницей на долгие годы, и обнаружив, наконец, признаки его жизни возникают откуда-то прямо из воздуха таинственные сущности в длинных и глухих черных одеяниях. Окружают они слабый короткий лучик со всех сторон, чтобы послать ему мощные голубые импульсы, с приятными полузвенящими звуками, входящими в него, сливающимися с ним в единое целое, наполняя его той силой, что была в нем прежде.
И тогда будто оживает свет, вырастая из мелкого росточка в полноценный мощный луч, уносящийся далеко в небо, пронзая насквозь плотные слои густых кучерявых облаков. Новая яркая волна света затмевает все вокруг, подобная победоносному кличу, звучащему прямо из небесной выси. Парит свет в небе гордой одинокой птицей, переродившись из прямой линии, расчертившей небосвод, будто обретя долгожданную прежнюю форму. Парит свет высоко над землей, желая видеть, кажется, все до самой последней мелочи. И можно расслышать его полет лидирующей как лидирующую гитару, плачущую от хладнокровия и осознания со всей ясностью ума горькой правды, частью которой свет стал однажды.
Широко раскинув крылья, кружит птица, замечая на земле все новые дворцы, возведенные из самых разных материалов, но чаще из камня и золота, сверкающие на солнце ярким блеском, что в мгновение ока ослепляет такой хрупкий чистый рассудок. Как будто внезапно открывается Истина, такая заманчивая, такая великая, такая доступная, индивидуальная настолько, что пробуждает желание единоличного владения. И тогда это нестерпимый соблазн возможности возвышения над остальными. Широко расправив крылья, кружит птица над дремучими лесами, в глубине которых прячутся самые настоящие чудовища, кровожадные монстры, совершенно далекие до уровня хищников, убивающих ради собственного выживания, ради пищи. Именно там возвышаются каменные и золотые дворцы, служащие единственным источником света. Но сколько подобных нашему освобожденному герою пленников прячут они в своих чревах.
Идет самая настоящая охота за случайными гостями, вдруг сорвавшимися с небес, чистыми и прекрасными, заставляющими любое сердце испытать восторг и радость. Вот только оказываются они совсем беззащитными перед природным естеством выживания. И очень далеко не каждый может стать первым, кому достанется этот свет.
И те, кто первее – алчные, хладнокровные как по отношению к остальным, так и по отношению к самим себе до ужаса, не чурающиеся пачкать собственные руки в крови себе подобных, не чурающиеся приносить в жертву собственных детей. Это правило без исключений. Потому что такие делали, делают и будут делать все, на что хватит их воображения и возможностей, чтобы не допустить попадания света с его чудесной силой к кому-либо, отличающемуся от их образа существования. И возможности их велики, возможностей их хватает на то, чтобы и дальше держать остальных людей на уровне чудовищ, далеких даже от уровня хищника, по природе своей проливающего кровь ради собственного пропитания и пропитания своего потомства.
Кружит над дремучей землей птица, раскинув широко крылья, высматривая томящийся в каменных казематах дворцов свет, наблюдает во всех деталях происходящее в них истребление и разрушение одних людей по отношению к другим людям, из той же плоти и крови. Воет лидирующая гитара, и страшным до умопомрачения тоном, от которого кровь стынет в жилах, который настолько грозен и печален в своей глубине дополняющих друг друга низких и средних частот, что хочется просто выключить звук, но все цепенеет внутри и просто нет сил сделать это, гудит земля. Будто звучит страшный для преступника смертный приговор, требующий осмысления для всех остальных за одну только мысль о возможности совершения злодейства.
[b]И нет конца разрушенным дворцам, нещадно растерзанным таким же хладнокровным и жестоким ко всему сущему временем, и то и дело где-то из глубины руин пробиваются все новые ростки ослабшего, но освобожденного света, который лишь терпит эти ужасные муки своей неволи, дожидаясь дня и часа своего естественного
