Абсолют светлый
«Ее жизнь» (24мин. 42сек.)
Фон большого пространства. Замерло время, замерло все в ожидании. Все равно, что чистый белый холст, подготовленный к шедевральному творению художника. Все равно, что девственное пространство, на котором вот-вот появится нечто величественное и неповторимое на протяжении последующего времени никем из каждого из тех, кто попытается так и сделать. Приятный гул мягкого рассеянного в ожидающем пространстве света. Подобный момент больше не повторится, а потому полон он чем-то большим, просто огромным, от чего захватывает дух, чем-то, что накатывает на тебя фантастически огромной волной, чтобы накрыть тебя с головой, накрыть так, чтобы целой жизни не хватило на возможность выбраться на поверхность и сделать глоток воздуха. Невозможность (даже теоретическую) испытать нечто хотя бы отдаленно подобное, невозможность пройти через всю полноту ощущений, которые здесь и сейчас, как невозможность войти в одну и ту же реку дважды, ты испытываешь со всей остротой, на которую способны твои чувства. Именно эта неспособность и наполняет большое пространство, насыщает мягкость рассеянного света. Именно эта неспособность и есть ожидание того, что уже происходит, того, что еще должно произойти. Именно эта неспособность и есть то девственное пространство, этот белоснежный холст перед художником и творцом, намеревающимся сотворить Шедевр Шедевров.
И в этом застывшем большом пространстве – чистом и открытом – есть лишь она. Она появляется чудесной вспышкой, разбрасывая вокруг себя голоса и пение птиц, разбрасывая вокруг себя ароматный запахи цветов, теплый солнечный свет. Она будто открывается целым красочным миром, идиллией на выходе через некий звуковой портал из мягких тонких струн арфы, разлившихся повсюду, даже из воздуха. Эффект просто незабываемый. Она и есть этот мир, за пределами которого большое, но твердо ограниченное пространство. И вот оно в одно мгновенье заполнено какой-то волшебной страной, где чистое лазурное небо, сочные зеленые луга с пестрыми шапками цветов, золотые на солнце бескрайние поля, насыщенные голубизной реки. И повсюду Ее свет, достигающий, кажется, бесконечности, источником которого является Она, которая прямо в центре этого, прямо-таки, идеального мироздания.
В молочно белом, каком-то нежно белоснежном для глаз подвенечном наряде до самой земли, застыла Она на одном месте недвижимо. Лишь руки ее прижаты к груди. Совсем маленькая, совсем хрупкая, совсем еще ребенок, совсем еще девочка – открытая и невероятно ранимая от одного только лишь косого взгляда. Настолько трепетная, что можно было бы ощутить всю Ее девичью дрожь, окажись Она на ладони. И вроде бы это совсем не юная девушка, но взрослая женщина, совсем при этом не утратившая своего природного очарования, захватившего тебя однажды. И вроде бы этот момент ей уже знаком, и это для тебя все впервые и неповторимо, о чем было сказано выше. Но замерло даже Ее сердце; замерло, но пребывает в состоянии особого трепета, заставившее Ее почувствовать этот трепет, и выражение блаженства озаряет лицо невесты своим, отличным от солнечного, но куда более нежным светом.
Все поет в ней, и ты отлично слышишь этот переливчатый звон на фоне нескольких приятных тонов, лишенных басовой глубины. Подобны они некоей полупрозрачной дымке, окружившей невесту с ног до головы, и ты отлично понимаешь, что такого не было с Ней прежде. А если и было, то начисто стерлось из Ее памяти, и Она готова слушать и излучать эти ноты бесконечно долго и непрерывно. И не только сердце невесты замерло в упоении, остановилось даже ее дыхание из страха хотя бы приостановить льющуюся из каждой частицы Ее тела музыку. Музыку, обращенную к тебе. И в этот невероятный чудесный момент ты чувствуешь желание Ее оказаться в твоих руках, чтобы уловить остановившееся на мгновение время, благодаря чему ты имеешь возможность оказаться в какой-то параллельной Вселенной, в самом настоящем Раю. В таком Раю, каким он есть на самом деле, крайне неполноценном в своем описании в книжках, но вот открывшемся со всей своей полнотой. И Она как портал, ведущий в этот мир, как ретранслятор его, как воплощение того фантастически прекрасного бытия, что непременно ожидает тебя после физической смерти.
И когда оказывается Она в твоих руках, так и происходит, и чувство времени просто исчезает, и Ее приятная дрожь передается тебе. Образ Ее в обычной рубашке и широкой юбке (когда ты увидел ее в первый раз, когда Она просто как-то ожила от одного только наличия тебя, обратившегося к Ней с намерением просто пожелать доброго утра в самый первый раз, когда ты услышал из уст кого-то из Ее окружения не требование, но просьбу «сберечь нашу …», когда Она искренне волновалась от того, что ты не позавтракал), сам собой возникает, казалось бы, из ниоткуда. Ты чувствуешь, что ничего не помнишь об этом, настолько он ярок и полон силы.
И вот Она, в белоснежном подвенечном платье, мягко обнимает тебя своими плавными руками, безмолвно прижимается к тебе все с тем же наслаждением на освещенном изнутри приятном личике. И вновь ты вспоминаешь, как расправляла Она руки в стороны под тобой, как закрывала ясные свои глаза в упоении, всем своим естеством отдаваясь твоим ласкам, тянулась к тебе, старалась передать тебе во владение каждую клеточку себя. Млела и таяла Она, едва ваши губы соприкасались друг с другом, горели румянцем Ее гладкие щеки. И желая быть во владении тебя, Она владела тобой. И в тот момент ты видел Ее подлинную, совершенно открытую для одного лишь тебя, тогда ты мог испытать теперешний насыщенный красками Рай, который представлял тебе все свои красоты. Да, ты уже видел его, но будто так же начисто забыл, чувствуя его совсем рядом, только копящего свою природную силу до этого момента.
Совсем невесомая Она сейчас, вновь взятая тобой в руки, стремящаяся удержаться за тебя как можно крепче, но не вложившая в хватку своих рук ничуть силы. Несмотря на свой сорокалетний возраст Она все еще юная нежная девочка. Девочка внутри нее, ты чувствуешь ее сейчас, заключив в свои объятья, ты чувствовал девочку внутри Нее с того момента как впервые увидел Ее, когда впервые обратился к ней, когда впервые услышал Ее голос – неровный и дрожащий.
Прежде скромный и мало уверенный в себе, рядом с ней ты стал другим как-то вдруг, будто всегда знал Ее, будто привык чувствовать себя рядом с Ней вполне естественно, без сомнений сказать или сделать что-то не так, что всегда сдерживало твою решительность. Она понравилась тебе не тому, кого ты мог видеть в зеркале по утрам, но тому, кто сейчас оказался в живописной идиллии Рая, тому, кто смог почувствовать его в Ней. И вот он, кажется, хотел бы стать Ей из-за Ее возможности открывать этот чудесный мир. Она сразу все поняла, сразу испытала твой трепет перед Ней, твою открытость, твою честность, которую хотела видеть в тебе. Ты не смог бы обидеть Ее, не смог бы ей солгать, и ты знал об этом, и ваше общение строилось лишь на открытости и человечности, к которым Она привыкла с детства. И когда ты впервые прикоснулся к ней, ты сразу почувствовал готовность и легкое смятение, охватившие Ее. Будто Она ждала этого момента, но должна была усомниться в правильности того, что позволила тебе сделать с Ней. Но в какой-то степени Она осознала ваше некое родство друг с другом, которого Она хотела, и которого не получила прежде, повинуясь лишь той, кого видела по утрам в зеркале в собственной ванной.
Но даже рядом с тобой Она испытывала сомнение. Просто потому, что это в Ее крови, это природная часть Ее, от чего Ей никуда не деться. И в подвенечном платье, заключенная в твои объятья, заключившая в свои объятья тебя самого, Она хочет быть тобой.
И вы оба сливаетесь друг с другом, обласканные мягким солнечным светом идиллии, приобретая друг от друга то, что хотели бы открыть для себя. И этот момент – единственная возможность испытать это в полной мере. И Она чувствует всего тебя внутреннего, чего ей не удалось ощутить в прошлый раз. И Она благодарна тебе за эту возможность, которой у тебя больше не будет, и ты осознаешь это интуитивно, инстинктивно, со всей ясностью окрыленного открывшемся перед тобой мирозданием сознания. Дальше, если (если) тебе придеться вновь оказаться перед брачным алтарем, на месте тебя будет только привычная для тебя плоть. И ты боишься этого. И Она знает и чувствует твой страх, став тобой, проникнув в самую глубину тебя. И Ее благодарность тебе за этот Рай вокруг в этот миг внушает тебе уверенность. Она просит, чтобы ты не отпускал Ее. Ты не раз слышал подобные слова из Ее уст, но вот сейчас ты понимаешь их подлинное значение. Ты видишь блеск Ее глаз, взгляд которых тебя просто завораживал. Слезы наполняют Ее глаза, но то слезы счастья, особого, отличного от простых определений его, недоступных обыденному людскому естеству. Она не плакала при тебе раньше, и ты бы не хотел видеть Ее слез, хотя, конечно, они бы тебя удовлетворили как слезы слабого беззащитного существа, нуждающегося в твоей опеке, в твоей ласке. Но ты и без них окружил Ее своей любовью, своей открытостью, своими опекой и лаской, своей заботой о Ней.
Ах, как же хорошо Ей сейчас, просто нежащейся в лучах теплого солнца, созданного тобой же! Ах, как легко Ей в твоих объятьях! Все оттого, что этот Рай принадлежит вам обоим: тебе, сотворившему Рай для Нее, и Ей, принявшей твой дар и благодарной тебе за Ее окрыленность, за Ее трепет, о котором ни одна женщина не должна забывать. Ибо этот трепет присущ только женскому естеству. И это он заставляет Ее сейчас чувствовать эту окрыленность, ради которой Она должна просто быть. Не просто быть, но быть собой, быть той, какую Она чувствовала в себе с рождения, желавшую любить и быть любимой, цвести, быть просто нужной, чувствовать свою природную значимость. Это ты облачил Ее в подвенечное платье, но не заставил, не принудил ни кнутом, ни пряником.
[b]Ты бережно прижимаешь
