Трагические и неприятные моменты школа старалась вычеркнуть из своей крепкой памяти. Если возвращалась к ним, то исключительно наедине с собой. Таким был пожар на крыше весной пятьдесят пятого года. Сорванцы-пятиклассники забрались на чердак и решили научиться курить. С важным видом каждый из троих разминал тугую гильзу с табаком папирос популярной марки, повторяли точь-в-точь движения пальцами отцов, с которых брали пример. С не меньшим усердием сминая мундштук. Развлечение горе-курильщиков закончилось плачевно для них и стропил. Оброненная непотушенная спичка вызвала воспаление мелкого сухого мусора. Огонь распространился на стропила. Школьный сторож вовремя заметил дым. Вызвал пожарную командую. Виновников вычислять не пришлось. Эта троица засветилась во всех проказах. Поэтому директор школы направилась к их родителям. Размазывая слёзы и сопли по лицу, хулиганы клялись больше никогда не курить и не нарушать законы и школьный распорядок. Крышу отремонтировали.
Три года спустя во время сильной сухой грозы в летнее время, молния ударила в слуховое окно. Пострадала не только кровля, разрушился кирпичный портик на крыше.
Впоследствии школа не помнила больше трагических случаев. Прорывы труб и батарей не в счёт. Мелочь, пустяк – как говорил директор школы, бывший фронтовик, прошедший всю войну от первого и до последнего дня, и больше других директоров проработавший на этом ответственном месте, это всё рабочие моменты.
***
Погода агонизировала третьи сутки и никак не могла успокоиться.
После очередного вечернего обхода школы, охранник Жорик Гришикович Адамян почувствовал лёгкую усталость. Так на него действовала всегда осенняя распутица, температурные скачки и барометрическое непостоянство. Осеннюю апатию успешно лечила любимая супруга Нушик домашней тутовой водкой и долмой из виноградных листьев. Железному правилу не пить на работе Жорик Гришикович не изменял никогда. Нагнанный непогодой стресс снимал обильной едой. Заботливая армянская жена не отпустит мужа за порог голодным и не положив в котомку чего-нибудь вкусненького. Нежная долма с изрядной порцией острой аджики без труда гнала прочь сырой туман хандры и разводила тучи апатии.
Не считая ступеньки, поначалу эта обычная забава веселила, Жорик Гришикович спускался с второго этажа погружённой в дрёму школы и мысленно представлял, с каким аппетитом сейчас примется за долму, как макает матканаш в густой мацун и рассыпался щедрыми и добрыми слова, адресуя их Нушик, своей удаче и своему счастью.
Ничто не омрачало думы старого армянина: ни ветер, как бы ни ухищрялся айсы, его вой не проникает через окна внутрь добротного кирпичного здания, как бы ни жонглировал чёрными валунами туч швот, мардапай хранит добропорядочного армянина от всех невзгод и защищает его.
В приподнятом настроении, оно улучшалось от одной мысли о сытом ужине, Жорик Гришикович лёгкой, пританцовывая под мурлыкание под нос кочари, походкой подошёл к комнате охраны. С первого раза, обычно получалось с третьего, вставил ключ в замок и… Ключ категорически не проворачивался, упрямясь и проявляя капризный характер.
Вспоминая события этой ночи, Жорик Гришикович с содроганием повествовал, пересыпая его гиперболами, что с этой минуты начались все неприятности, преследовавшие его до утра, пока мудрая и добрая Аравотн не прогнала вон жестокие чары ночи.
Дёргая ключ, Жорик Гришикович терял присущее ему самообладание и терпение, мысли о долме и ароматной восхитительной кюфте вытеснились нелестными словами, которыми он награждал маленького упрямца, приправляя их, будто хоровац зеленью, матерными конструкциями изящной сложности.
Вместе с щелчком провернувшегося ключа Жорик Гришикович услышал чётко донёсшиеся с улицы детские голоса и медленно повернулся к двери. Отгоняя злых духов молитвами, обращаясь к Богородице, Матери Иисусовой, Жорик Гришикович подошёл к тамбурной двери. Протянутая рука повисла в воздухе. На месте пластиковых белых дверей, всегда почему-то пахнущих зло-едкой химией, красовались во всей красоте деревянные красные двери, нос приятно щекотал запах краски. Поверх стёкол сияли новизной отполированные металлические ажурные решётки из латуни с орнаментом и пятиконечной звездой посередине и цифрой два, номер школы, внутри звезды. Чем ближе охранник подходил к двери, осторожно ступая подрагивающими в коленях ногами, ставя стопу в туфле так, будто шёл по усеянному триболами полю, тем яснее звучали детские звонкие голоса. Его рука тянулась произвольно к пустой кобуре, в которой он носил жаренные семечки.
На улице неожиданно потемнело, мрак сгустился до пронзительной антрацитовой глубины. Контуры туч обозначались моментальными вспышками и тонкие стрелы ярко-зелёного света вылетали и гасли. Жутким заревом молния высветила грозовой горизонт. Крупные капли дождя наотмашь ударили по стёклам входной двери, будто проверяя на прочность надёжно сработанные плотником двери и раздался звеняще-пронзительный вскрик, будто раненая птица снялась с ветки и полетела навстречу своей смерти.
Слабость в коленках, дрожь в ногах, першение в горле. Знакомые симптомы приближающегося страха едва не стоили потери сознания Жорику Гришиковичу. Его глаза, подёрнутые пеленой выступивших слёз, увидели одетых не по погоде детей. Они стояли колонной в две шеренги. Попарно мальчики и девочки. Мальчики в строгих школьных костюмах с портфелями в руках. Девочки в школьных платьицах, нарядных передниках, огромные белые банты тревожил ветерок. Очередная вспышка молнии вызвала беспокойство в груди, Жорик Гришикович схватился за сердце. Молния озарила фигурки детишек, которые были подозрительно прозрачны. Через них просматривался покрытый росписью трещин асфальт школьного двора, школьная ограда, вместо неё сейчас была пошлая невысокая заборная кирпичная лента, кое-где с вывалившимися кирпичами. Также Жорик Гришикович увидел распахнутые школьные ворота, их снесли за ненадобностью три года тому назад во время реконструкции школьной территории и метущиеся ветви молодых, не успевших вымахать до неба, клёнов и берёз с маленькими листочками.
Слажено детишки принялись скандировали речёвку, начавши маршировать на месте: «Дядя Жорик Гришикович, впусти нас внутрь. Школьные парты ждут своих учеников».
Подобно кометам в космическом пространстве, носились беспокойные мысли в голове Жорика Гришиковича. Его материалистический разум отказывался верить в действительность происходящего. Пожилой армянин много интересного видел на своём долгом веку и ему иногда казалось, больше его удивить нечем. Но вот то, что видели его глаза, не вкладывалось в созданную им систему мировоззрения. К встрече с этим он оказался категорически неготовым. Осеняя себя крестом, мужчина начал пятиться от двери, думая лишь о том, чтобы сохранить сознание до того, как скроется от этой напасти в такой милой, уютной, надёжной, как банковский сейф комнатке дежурного.
Стройными рядами проходя через закрытые уличные и тамбурные двери, мальчики и девочки вошли в фойе, с той же лёгкостью проходя через охранника, как прошли через двери, говорили учтиво и дружески улыбаясь: «Спасибо дядя Жорик Гришикович!»
Ровные ряды учеников, не распадаясь на неорганизованные группки как обычно бывает при не строгом наблюдении со стороны преподавателей, поворачивали направо от входа и исчезали в классах таким же манером – проходя через двери. Другие ученики организованно, не сбиваясь с шага, поднимались по лестнице на второй этаж. В строгих школьных коридорах висел забытый ими детский смех и глухой гул голосов школьников.
Вызывая у Жорика Гришиковича нервную дрожь и сердечный трепет прозвучал школьный звонок, давя на барабанные перепонки, напоминая о начале занятий…
***
Выжато-серое небо с не простиранными лентами облаков свисало излохмаченными краями до чёрной земли.
Василий Фёдорович Саенко дежурил третью смену в школе, где произошёл инцидент с охранником Адамяном. По рангу ему, замдиректора охранного бюро «Донбасс», это не входит в его прямые обязанности. Но уж очень ему хотелось самому развеять мрак неестественности, повисшей после случая с охранником. Не сказать, что остальные сотрудники запротестовали против работы, однако высказали неуверенность, вдруг тоже самое случится и с ними и им тоже придётся нажимать кнопку экстренной помощи.
Три смены прошли в штатном режиме. Несколько раз каждую ночь звонил с пульта управления оперативный дежурный. Интересовался ситуацией и с лёгкой душой желал отличного дежурства и отключал связь.
Самое досадное, думал Василий Фёдорович, что ничего необъяснимого и паранормального не случится. И происшествие с Адамяном уложится во вполне научные рамки истолкования и связано может быть со скопившейся усталостью. Адамян человек в возрасте. Зоркое зрение осталось в молодости. Мало ли что померещится в очках, разглядывая в темноте тёмный предмет.
[justify] После парочки физических упражнений, привычка с армии, так легче бороться со сном, подошёл к тамбурной двери. Поскрёб пластик. Зачем-то принюхался. Ничего кроме химии не распознал. А ведь в чём-то Адамян прав. Облечь в доступную форму изложения пока трудно летающие на
