Этюд девятый
(Мысли, воспоминания)
Прошла целая рабочая неделя со дня нашего знакомства. Однако для меня она, скорее, пролетела. Написав пару новых картин, я занялся переносом планшетных работ на холсты. Затем работы того дня попробовал объединить на одном холсте. Получился своеобразный калейдоскоп этюдов, содержащих в себе много общего, свободные пространства в котором и вокруг которого я заполнил звёздами, некогда придуманными мною образами времени, свечами. Эту картину я так и решил назвать: «Калейдоскоп одного памятного дня». Последнее, что я нарисовал, это забавная фантазия, связанная с Вином. Я представил его в виде анализатора голоса, принявшего человеческий облик. Этот прибор ожил, потому что до глубины души возмутился тем, что ему приходилось анализировать, ему очень хотелось сказать: «Перестаньте же меня раздражать! Смотрите, как надо себя вести, думать и говорить, чтобы я, наконец, обрёл заслуженную гармонию». Когда я затем показал эту работу Вину, мы с ним посмеялись от души. После чего я пригласил его за обеденный стол. За чашкой чая мы разговорились на тему медитации, которая была случайно затронута при нашем знакомстве. Первыми же своими словами Вин огорошил меня:
- Уверен, ты знаешь о ней не меньше меня.
Я развёл руками и сказал, что этого просто не может быть.
- Глядя на твои картины, мне трудно предположить, что они написаны не в медитативном состоянии.
- Я не знаю, но я никогда целенаправленно не занимался медитацией, то есть собственно ей… Что такое, по-твоему, медитация?
- Это ни какая-то поза и не просто расслабление. Прежде всего, это путь к разуму. В твоих работах это есть. На играх ума, запечатлённых умелой рукой, взгляд долго не задерживается.
- Ты хочешь сказать, что настоящий художник обязательно медитативен? – Озадачился я.
- Я хочу сказать, что работы настоящих мастеров отличаются проницательностью, чувством реализма, силой воображения, многогранностью. Поэтому, кто-то практикует медитацию, а у кого-то медитативность проявляется в том, чему он с любовью отдаётся. Медитация и жизнь не должны идти порознь. Они должны сближаться и однажды соединиться в одно целое. Нужно только понять простую вещь: наш ум слишком мал, слишком ограничен, наше эго просто издевательство над нами. Из осознания этого уже возникает медитация, из ощущения, что мы можем быть кем-то большим, намного большим.
- Всё-таки, мне ещё далеко не всё понятно. Например, сидение в кресле перед камином в моём случае не может долго продолжаться. Меня непременно выдёргивает из него желание сесть за написание очередной картины, к примеру…
- Твой случай очень лёгкий. Если бы учителям всегда приходилось иметь дело с такими учениками, это была бы просто сказка. Медитация работает в тебе. Именно поэтому ты выскакиваешь из кресла и спешишь к мольберту. Или как ты думаешь?..
Мы немного посмеялись. Но я решил так просто не сдаваться.
- Я думаю, что я не способен часами сидеть в кресле и медитировать. И поэтому я любопытствую: как это делаешь ты?
- Иногда я, как и ты, выпрыгиваю из кресла и начинаю готовить материал для работы с детьми. Мне часто не дают покоя мысли, как сделать что-то правильнее, как сделать что-то лучше, как помочь тому или иному ученику и прочее. Медитация – это не выполнение каких-то определённых действий. Ты не знаешь, к чему она приведёт тебя в следующий раз. Не стоит стараться медитировать, ты просто позволяешь этому произойти. В итоге ты ещё не успел опуститься в кресло, а это уже с тобой происходит. И ты осознаёшь, что в жизни нет ничего лучше, чем сидеть вот так в тишине, наблюдая без малейшего напряжения такую же тишину внутри себя.
- Вот это-то мне и не понятно. А твои ученики сказали бы тебе, что это ужасно скучное занятие и, думается, вряд ли бы кто-то из них стал подобным образом медитировать.
- Это ужасно скучно с позиции ума, которому постоянно требуются различные виды раздражителей. Но если отбросить ум, просто отпустить его, отпустив сначала тело, то откуда взяться скуке? Когда ничего тебя не беспокоит, ты просто слушаешь мир, а когда нет никаких звуков, ты расслабленно слушаешь лишь собственные внутренние звуки. Когда ум не пытается вторгнуться в это состояние, когда он согласен и дальше так отдыхать, возникает ощущение экстаза…
- Ты, похоже, описываешь погружение в сексуальность…
- Это так. Ты наполняешься сексуальной энергией, но не выпускаешь её наружу, как во время секса, а аккумулируешь внутри, что приводит к запуску творческого процесса. И если затем всё-таки последует половой акт, то он будет полон чувственности и принесёт невероятное удовольствие. Но разрядка может быть и иной.
- Например…
- В твоём случае это написание картины. Кто-то вспомнит о друге и захочет провести время в общении с ним, кто-то сочинит сюжет для рассказа, кто-то музыкальную пьесу, кто-то с лёгкостью решит непростую задачу…
- Всё так просто… Но почему тогда не все люди знают о медитации?
- Представь себе, Роб, что в другие времена истории вообще мало кто о ней знал.
- У меня захватывает дух, когда ты говоришь о прошлом. Я чувствую, что в нём кроется нечто важное для меня. Одно то, что люди жили не так, как сейчас, что мир до нынешних времён выглядел по-другому, вызывает во мне… стремление открыть для себя хотя бы какую-то частицу прошлого…
- Ты говорил, что увлекался прошлым…
- Да, я хотел… хотел прочесть что-то по старым фотографиям. Видишь ли, я не очень… вернее, вообще не люблю читать книги. Не знаю, почему. Не люблю и всё. Предпочитаю получать информацию нетрадиционным способом, а лучше всего, конечно, непосредственно от самих людей.
- Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, говоря «хотел прочесть что-то по старым фотографиям».
- Я и сам наверняка не знаю… Просто чувствую, что некоторые из них о чём-то могут мне рассказать.
- Если не секрет, сколько их в твоей коллекции?
- Что ж, это вовсе не коллекция… Лишь одна из тысячи, а, может быть, и из миллиона, для меня что-то значит. Их всего несколько…
Вин совсем не удивился.
- Как ты понимаешь, что перед тобой именно та фотография, которая тебе нужна?
- Она не должна нуждаться ни в каких сведениях или пояснениях, она должна быть… вещью в себе, то есть самодостаточной, самоопределяющей.
Так, на чём мы остановились?.. Ах, да, я хотел услышать от тебя какие-нибудь мысли по поводу прошлого – чтобы хоть отчасти восполнить свой пробел в знаниях по истории, - а ты как раз собирался ими поделиться.
- Вряд ли то, что я скажу, можно назвать знаниями по истории.
- Уверен, в моём случае именно так это и будет называться.
Вину ничего не оставалось делать, кроме как продолжить начатый рассказ:
- Люди в основной своей массе ничего не знали о медитации, из чего следует, что они имели смутное представление об отдыхе, о том, как можно наслаждаться простым течением жизни. Всё было перевёрнуто с ног на голову. Чтобы не ходить далеко, возьмём для примера двадцатый – двадцать первый век. Для того, чтобы жить – и уж тем более содержать свою семью – человек вынужден был много работать. Жизнь среднестатистического взрослого человека состояла в основном из работы, забот по дому и о детях, банального просмотра телевизионных передач и физиологического отдыха. При таком скудном распорядке дня и огромных затратах энергии человек не мог развиваться, равно как и чувствовать себя счастливым. В то время было не меньше творческих людей, чем в наши дни, но у них были весьма небольшие шансы на то, чтобы реализовать себя. Тем, кто родились в богатых семьях, повезло больше. У них было время для себя. Однако в большинстве случаев, к сожалению, именно «для себя», а не для самореализации.
Это была эпоха потребительства. Спрос рождал предложение, предложение – спрос. Человек был заклеймён словом «работа». Люди полагали, что счастье в том, чтобы зарабатывать большее количество денег, на которые можно было бы больше всего приобрести. Но это был мир, в котором одна за другой ломались человеческие судьбы – в безумной, непрерывной гонке со временем, в бессмысленных затратах энергии, без возможности самореализации, без возможности привнести в жизнь что-то лучшее. Это была история одного большого сумасшедшего дома!
Это был приговор времени. Вынеся его, Вин выдохнул. До этой минуты я не представлял его в роли судьи.
- Порой лишь горстка здравого смысла, которого невозможно лишиться полностью, поддерживала на плаву человечество, - после некоторой паузы спокойно и задумчиво произнёс мой друг.
- Что ты понимаешь под горсткой здравого смысла?
- То, что в каждом человеке, независимо от того, насколько он глуп, есть здравый смысл. Точно так же он всегда присутствует – и его можно легко почувствовать – в общественных и мировых движениях.
Гений человеческого рода всегда шёл бок обок с безумцем, толкающим его в бездну. К счастью, гений не мог проиграть, поскольку природа человека, как и природа в целом, гениальна.
- Ты сказал, человек был заклеймён словом «работа», но ведь…
- Работа, а лучше сказать, труд должен приносить удовольствие. Он хорош и полезен, когда человек отдаётся ему с любовью. Он не столь хорош, когда не приносит удовольствие, но является средством для достижения важных целей. И называется уродливым словом «работа», когда день за днём изнуряет и опустошает до безобразия человеческое существо. Гений, творец по своей природе, хозяин мира… но нет более грустного зрелища, чем порабощённый, задавленный человек. Люди, для которых это было в порядке вещей – к примеру, многие политики, бизнесмены – на мой взгляд, заслуживали презрения.
- Но ведь эти времена… давно миновали? – произнёс я с неожиданно вопросительной интонацией и чувством неопределённости в голосе.
- Они существуют в нашей памяти. Они проносятся в моих воспоминаниях, и иногда мне кажется, что я погружаюсь в них снова.
- Как всё-таки хорошо, что я не интересовался историей, - в шутку сказал я, хотя на самом деле его последние слова и чувство (чувство человека, рассказывающего о чём-то из личного опыта) были мне не понятны.
- И как же вышло, что сумасшедший дом превратился в мир, в котором мы сейчас живём?
- Техническая сторона прогресса была во многом определена добычей в нужном нам количестве чистой энергии, тогда как психологическая – тем, что большее количество людей стало проявлять интерес к духовным практикам.
- Иными словами – если я правильно понимаю – происходило сближение запада и востока, в смысле науки и религии.
- Да, но я имел в виду не религию. Ведь религия – это не только духовная практика, медитация, но и масса всякой чепухи вокруг неё, чепухи, из-за которой наука долгое время и не могла принять религию. Я говорю о медитации, самой сущности, самой ценности религии, единственно в которой человек может обрести свободу в истинном смысле этого слова.
- Мир изменился… разумеется не в одночасье. Однако – внесу свои сомнения – идеальным не стал. Я, по крайней мере,
