Зажжённые свечи, дело не в экономии электричества, своим горением лечили, смягчали муки и терзания. По стенам летней кухни бегали отблески и тени. Воспалённое воображение рисовало картинки одну жутче другой. Липкое ощущение чего-то мерзкого наполняло треснувший сосуд души и ядовитые капли через трещины отравляли организм.
Вчера, был то сон или нет, во втором часу пополуночи в дверь кухни постучались. Затем она беззвучно распахнулась, впустив в помещение ночной мрак. Через порог вошёл Антон. Не старый. Тот, молодой и рисующийся тип своим бесстрашием и куражом. Прошёл, едва касаясь пола босыми ступнями к столу. Уставился угрюмо в глаза хозяину. А в глазах гостя плещется пламя потустороннее. Молчит Антон. Дмитрий Никитович слышит его голос в голове: «Уже всё знаешь. Знаешь, за что. Думаешь раскаиваюсь? Нет. Она за всеми придёт. Не смерть, её не бойся. Она придёт. Посмотри на неё в окно, увидишь». Дёрнулась рука, открывая занавеску и занемела и сам Дмитрий Никитович обмер: в конусе ярко-жёлтого света стоит второклассница, над которой они в парке… Лёд от ног пошёл вверх по телу. Твердеют мышцы ног, туловища, рук, голова налилась ледяным колокольным звоном. Слова гроздьями повисли на языке. Ни одного не смог вымолвить. А девочка, такая симпатичная и нежная, тонкая, как травиночка, стоит в школьном платьице, в переднике, с бантами в волосах и странно улыбается. Он её улыбки что-то необъяснимое происходит с ним. Змея или змеи ворочаются в ледяном крошеве его организма и грызут, кусают и пускают яд…
Идя от Фильки, зашёл в «Огонёк» за продуктами. Вошёл и остолбенел: девочка ими поруганная стоит с подружкой, улыбается. Бухнулся он на колени. Подполз к ней. Стал хватать за руки. Просить прощения. Захлёбывался словами. И сразу тьма полезла изо всех углов и трещин в стенах и полу. Очнулся, когда фельдшер скорой помощи делал внутривенный укол.
Неуверенность шла впереди него тенью об руку с наказанием.
Как и в предыдущий раз, беззвучно распахнулась дверь. В дверном проёме силуэт Фильки.
– Не надо объяснять мой визит?
Задыхаясь от распирающей в груди боли, Дмитрий Никитович нащупал пустой пузырёк из-под корвалола и раздавил его пальцами…
8
Надоедливый дождь шёл, не прекращаясь с полуночи. Как зарядил барабанить по оконному стеклу и подоконнику, так и не прекратил исполнять свою монотонную партитуру. Он не действовал на нервы. Можно предположить, ипохондрики с видимым наслаждением найдут одну из многих причин плохого настроения и общего недомогания. Нет, дождь был некстати. Зачем он осенью? Урожай с горем пополам собрали, пусть и не оправдал он ожидания. Зерновые с полей перевезены в элеваторы. Фрукты-овощи на складах. Зачем дождь сейчас? Уличную пыль прибить, чтоб аллергикам не чихалось-икалось; освежить стройные фасады домов с колоннами, портиками и бесконечными квадратами стёкол в высоких окнах? Дождь очень кстати ждали в летнюю жару. Когда зной раскалённой плетью загонял народ с улиц и пляжей в дома под искусственную прохладу кондиционеров. Когда листья от расплавленного воздуха превращались в мумии, теряли цвет и сворачивались трубочками для сохранения нужной для фотосинтеза влаги. Безусловно, дождь синоптики прогнозировали и даже пугали атмосферным давлением, а стояла жара. Когда обещали штиль и повышенную сверх нормы среднестатистическую температуру, дул шквальный ветер, метя по всем открытым пространствам цивилизационный сор, и лил ледяной ливень.
Именно эти мысли посетили Вадима, когда он на следующий день после второго звонка Жени решил-таки распечатать присланные документы по первому ЧП в парке Каракубы.
Дождь не утихал. Тучи застыли над Донецком кораблями, ставшими на якорь. Ни слабый ветер, ни людские проклятия, ни что-то ещё более потенциально-предсказуемое не могло сдвинуть их с места. Образовавшиеся лужицы расползлись до маленьких озёр, свинцовыми зеркалами поверхности, смотрящими вокруг, будто зорко наблюдая за происходящим. Ручейки выросли до полноценных водных потоков. Они неслись, бурунами украшая гребни невысоких волн, от тротуара до тротуара. Широкие проспекты утонули в воде, прибывающей на глазах. Казалось, на город обрушилось неожидаемое природное бедствие, которое может вызвать крах урбанизационной цивилизации в отдельно взятом южном шахтёрском городе. Автобусы, трамваи, троллейбусы и автомашины напоминали гондолы, рассекающие водную гладь каналов Венеции.
Стоять возле окна, смотреть на разгул стихии можно бесконечно долго. Не торопила мысль о деле, о том, что нужно им срочно заняться. Распечатанные страницы не жгли руки. Бумага оставалась тактильно равнодушно-прохладной. Грифельные буквы текста не выражали крайних эмоций, несущими эмпатично отстранённую информацию, набранную не случайно, а с определённой целью и конкретным смыслом.
Вадим вспомнил институтского преподавателя, Анатолия Римовича, который из общей массы студентов его потока по каким-то особенным признакам заострял всегда на нём внимание и как будто хитро мстил за свои несбывшиеся мечты; как-то раз Вадим отвечал на вопросы по теме и Анатолий Римович удивил его и всю группу следующими словами: «Предмет, Мандрыка, вы знаете на аллес гут, но не настолько аллес гутово, чтобы получить заслуженную положительную оценку. Сегодня справедливо удовольствуетесь двойкой с плюсом. На слабенькую троечку нужно немного больше попотеть». Сказал и постучал указательным пальцем себя по лбу.
– Дело не аллес гут, Женька права, – цыкнув, сказал Вадим, обращаясь к самому себе, наблюдая за облаками, они напоминали пришвартованные борт в борт корабли в тесной гавани, и покачивая пачкой документов, – и аллес гутовей быть не может.
Существует несколько категорий индивидуумов, различающихся по отношению к работе. Одни с умным видом скользят поверхностно взглядом по тексту и что запоминают одному богу известно. Другие с не менее умным видом испещрённого морщинами чела при повторном чтении делают в голове особые пометки и этим ограничиваются. Вадим относился к третьей категории: после просмотра вскользь, отдыхал-курил-пил кофе, при повторном чтении оставлял закладки в голове, анализируя некоторые несовпадения или неточности, при третьем чтении самоотверженно водил отточенным карандашом в блокноте, делая конспектные записи, выделяя места, требующие обратить пристальное внимание. Предстоял первый этап.
Дождь за окном одно время практиковал сопрано. Затем попробовал свои силы в контральто. В итоге, остановился на басе.
9
Апатично дремавшие в драпированных туманом кронах клёнов вороны, будто потревоженные, неожиданно снялись, раздражённо и удушливо каркая с веток. Чёрной строкой взвились в небо и исчезли. Также внезапно всем птичьим кагалом, галдя до хрипа, понеслись, будто управляемые со стороны на едва видимую в клубах тумана человеческую фигуру. Не снижая скорости и не переставая кричать, пронеслись в полуметре над его головой. Интуитивно Вадим прикрыл руками голову и присел. С опаской проследил за птичьим хороводом. Птицы ненамного приподнявшись над верхушками кустов выстроились в три ряда и снова полетели прямиком на него, как ракета на запрограммированную цель. Не долетев до мужчины полукабельтова (Вадим по отцовой привычке иногда отмерял расстояния, как на флоте), широко раскрывая в гортанном крике клювы, птицы, будто натыкаясь на невидимую сферическую защиту, облетели его тремя линиями и скрылись в тумане.
Придя в себя, Вадим хмыканьем выразил нечто среднее между восторгом и опасением от столь внезапно сложившейся утренней встречи в парке. Прошёлся по матушке природе и попытался спрятать за словами охвативший его страх.
– Видоизменённая явь какая-то, – уже спокойно констатировал он. – Будто снимаюсь в готическом фильме ужасов.
После двух атак на человека, вороны расселись на ветвях растущих поблизости клёнов чёрными размытыми тенями, ассоциативно деревья стали похожи на огромные неземные коконы, пылающие чёрным холодным пламенем.
Сохранить инкогнито Вадиму не удалось. Выходя из такси, заметил сидящую у калитки на лавочке возле своего двора соседку пожилую бабу Аню.
– А я, старая, думаю, кто это кого навестить ближе к вечеру надумал. А это ты, Вадим, а – женщина подошла к нему, и он её слегка приобнял. – Давненько же тебя, сынок, дома не было. Родненький ты мой…
Таким теплом, такой нежностью, такой радостью и любовью повеяло от слов женщины и от неё самой, что Вадим растрогался и едва сдержал слезы. Он погладил осторожно женщину по плечам.
– Ты к нам отдохнуть или как Вадик?
[justify][font="Times New Roman",
