– Пять минут.
Женька неумолима.
– Минута. – Женька посмотрела часы. – Время пошло.
Наскоро умывшись, Вадим сел на диван.
– Что нарыла?
Женька села рядом. Прижалась плечом. Погладила его по голове. Запустила пальцы в волосы. Потом нежно погладила по плечу.
– Не сердись, Вадсон. Я была, есть и буду жестокой по отношению к себе и к другим тем более.
– Тогда эти нежности, манифест чего? – Вадим успел пожалеть, что задал вопрос.
Медленно-медленно, не сводя с Вадима глаз, Женька отодвинулась от него. Укоризненно покачала головой. Пересела на стул. Облокотилась локтями на стол. Сменила позу. Закурила. Очередной манифест чего? Приняла строгий вид. Голос звучал сухо, непререкаемо.
– От тела к делу, – Женька выдержала короткую фермату. – Вадсон, кое в чём ты оказался прав, как ветхозаветные пророки. Не перебивай! – рука с зажжённой сигаретой выстрелила вперёд. – Это место – качели-лодочки – скажем так, очень примечательное. В контексте недавних двух ЧП, что для Каракубы сродни извержению Везувия. Оно упоминается ещё в двух нераскрытых делах. Я подняла связи, кое-где применила к кое-кому смертельное оружие своей неотразимости. Вадсон, проснись! Хорош дрыхнуть!
Вадим улыбнулся самой дурацкой улыбкой, на которую был когда-то в далёком детстве способен и на некоторое время эту способность удалось сохранить в юношестве. Затем помахал рукой.
– Мне махать рукой не надо. Лишнее.
– Девочке за твоей спиной машу.
Женька развернулась со скоростью так, что могла бы увидеть спину, не смотрясь в зеркало. За спиной, ожидаемо, никого не было.
– Ха-ха-ха! Женька, она тебе теперь показала язык!
– Ты в своём уме, Вадсон? Кивни. Достаточно. Объясни, что за фокусы с девочкой?
Вадим встал с дивана. Потянулся до хруста.
– Постою. Если разрешишь.
Скривив губы, Женька равнодушно пожала плечами, мол, почему бы тебе и не постоять. Прихоть твоя, хоть стой, хоть, сиди, хоть падай и, лёжа на полу, слушай.
– Аттракцион лодочки – точка пересечения двух совершенно разных преступлений. Точнее, четырёх. Сейчас объясню. Твоя интуиция, отдаю ей должно, не подвела: на этом в далёком тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году неизвестные и неустановленные лица количеством три человека изнасиловали второклассницу Валю Очерет. Она возвращалась домой из школы с подругами. Потом рассталась с ними. Дело привезла. Очень долго девочка лежала в больнице. После реабилитации сумела продолжить учёбу в школе. На допросе она показала, что ей предложили сначала шоколадный батончик со сливочной начинкой, потом покататься на лодочках. Один дяденька сказал по секрету, у него есть ключ от всех замков, тогда она согласилась. Что было потом плохо помнит. Спустя восемь лет, на этом же месте Валю Очерет нашла пожилая супружеская пара, отдыхавшая вечером в парке. Девушка, Вале через месяц должно было исполниться шестнадцать лет, лежала на спине. Вместо затылка одна большая рана с вымазанными кровью волосами, в заднем проходе торчала палка. Её использовали для насилия и выломали из ограждения. После забор, как помнишь, изготовили из сетки-рабицы. На лодыжках позже проявились следы рук, предположительно, кто-то из насильников держал руками за ноги. Дело снова осталось нераскрытым. После всех сроков его сдали в архив. Почему в городе никто не знал о первом преступлении? Его засекретили, боялись массовых выступлений. Второе также каким-то образом замяли.
– Погибшие в парке Рыбак и Стогний как связаны с этими давними преступлениями? – Вадим говорил медленно, подбирая слова, внутри него всё клокотало, он чувствовал, сегодня мрак неизвестности развеется. – Кто-то из них приходится родственником, дядей или знакомым? Что известно о родителях девочки?
– Тут ты тоже, Вадсон, как в воду глядел. Это о мужчинах… – Женьки кинула взгляд на часы. – Быстро же летит время.
– Родители девочки?
– Воспитывала одна мать. Второе надругательство над дочерью не перенесла. Похоронили на городском кладбище. Собирайся, поедем к одному типажу…
– Свидетелю, Жень?
– Можно и, так сказать. Он единственный из троицы: Рыбак, Стогний и Перебейнос остался в живых. Пока в живых.
13
Дмитрий Петрович Перебейнос выглядел жалко. Путался в словах. Речь казалась бессвязной, его трясло и звуки вырывались наружу из груди какие-то мелкие и гадкие.
– Всю жизнь, всю жизнь я боялся и ждал расплаты. Думаете, легко жить, ощущая сотворённое тобой зло? Каждый день… Каждый день я вспоминал тот роковой вечер. Да, мы выпили. Крепко? Не то чтобы… Но для меня бутылка портвейна очень много. Практически ничего не помнил. Шёл за ребятами, как было всегда. Я с детства рос нерешительным и несмелым. Трусливым, да, я трус. Я осознавал это и покорился своей судьбе. Мне не суждено было стать великим. В нашей компании руководил Антон Рыбак. Знаете, такой он был весь нараспашку, если геройствовать, то до конца. Франтоват, рубашка, галстук, стрелочки на брюках, пиджак. Да, он не претендовал на роль лидера, он им был. На чём я остановился? А, так вот… выпили мы почти всё спиртное. Антон говорит, дескать куражу не хватает, нужно сделать последний день на гражданке запоминающимся. Чтобы два года помнилось с тоской о проведённом классно последнем вечере. Ходили по городу. Пили вино. Зашли в парк. Там-то нас всех развезло. Не попадись на глаза группа школьниц, ничего бы и не было. Но одна оторвалась от группы, сказала доберётся сама. Весёлая, симпатичная. Смотрю на Антона, его всего будто перевернуло изнутри. Лицо преобразилось. Страшно мне стало. Антон пошёл за девочкой. Я был против. Возражал, мол, не надо. Антон и Филька смеялись и подначивали, мол, когда-то надо начинать. Девочку перед этим… Ну, вы понимаете, Антон придушил галстуком. Объяснил, дядька пришедший с зоны рассказывал, так поступают с теми, кого хотят опустить. Придушат полотенцем и всё… Снял, скрутил, накинул ей на шею. Сдавил, она и крикнуть не успела, потеряла сознание. Антон, как главный, начал первым. Потом Филька. Он ещё так покряхтывал, снимая штаны, говорил, мол, никогда птенчиков не пробовал. Мне пришлось это делать. Меня заставили. Угрожали и меня с ней заодно изнасиловать. Два года службы ждал… Чего? Не понимаю, чего. Вскидывался от каждого шороха. Вернулись домой, первым делом узнал через знакомых, что да как. В городе тихо. Никакого шухера. Улеглось в душе. Устроился работать в рудоуправление. Туда Антон и Филька раньше меня пришли работать. Были на хорошем счету. На доске почёта были наши фотографии. Через восемь лет всё повторилось. Только ужаснее. Мы там же в парке распивали вино на лавочке, не помню причину, то ли праздник, то ли просто выходной. Антон говорит, смотрите кто идёт. Старая знакомая. Поначалу девушку не узнал, но, когда она изменилась в лице, увидев нас, накатил страх. Антон давай хорохориться, грудь навыкат. Остановил её. Схватил за руку. Помнишь, как мы отдохнули? Повторить не желаешь? Филька ржёт, пьяный совсем. Кричит: Тоха, чо ты уговариваешь, тащи в кусты. Я же будто язык проглотил, ни слова не могу вымолвить. Она кричала, что запомнила нас, напишет заявление в милицию. Филька кирпичом ударил её по голове. Девушка упала. Антон снова заявил на право первого. Ноги у неё дёргались, Антон приказал мне держать их руками. Я держал. Что оставалось делать? Да, я тоже участвовал в насилии. Она была ещё жива, после удара по голове. Что-то произнесла. Фильке послышалась угроза. Он заорал, чтобы она заткнула пасть. В него с Антоном будто дьявол вселился. Филька вырвал штакетину из забора и говорит, сейчас мы её на кол насадим, как в старину, чтобы знала, как угрожать. Повернул девушку на живот и с размаху всадил ей штакетину в … Долго Филька с Антоном по очереди насиловали её штакетиной. Потом успокоились. Антон пригрозил мне, чтобы держал язык за зубами. Мол, проболтаюсь, меня в камере в первую ночь опустят и пришьют. За Фильку, говорит, не переживаю, пацан крепкий, что надо. Разбежались мы по сторонам. Скажите, меня посадят или нет? Срок давности вышел? Что вы говорите? Проедем в отделение полиции? Я ждал этого. Вещи брать? Нет? Тогда я готов. Пойдёмте.
14
Перед домом шёл ремонт теплотрассы. Работники полиции прыгали через кучи мусора, пробираясь к машине. Перебейнос всматривался тщательно, прежде чем поставить ногу. Выбирал место чище. Неуверенность сквозила в каждом движении. Моток провода в чёрной изоляции не заметил, запутался в нём стопами. Вскрикнул удивлённо. Взмахнул руками, сцепленными спереди наручниками. Он лежал в траншее. Торчавший в грунте стержень ржавой арматуры пробил сзади шею Дмитрию Перебейнос и вышел окровавленным изо рта.
Вадим без суеты смотрел на мужчину. Наказание пришло, пусть и позже. Вокруг суетились медики, наводила порядок Евгения Александровна, раздавала распоряжения. Криминалист Полетов занимался привычным до чёртиков делом. Собиралась большая толпа народу из ближних домов. Всех раздирало любопытство, что случилось.
[justify] Вадим отрешённо смотрел на людей. Наблюдал за работой профессионалов. Поэтому не почувствовал, что его кто-то настойчиво дёргает за руку. Он посмотрел вниз и увидел Валю Очерет. Сначала не поверил в происходящее и посмотрел по сторонам. Казалось, кроме него никто не видит Валю, даже Евгения
