В каморке дежурной Мария Андреевна, не включая ночник, поправила покрывало на кушетке. Взбила подушку. Бросила мимолетный взгляд в окно. Ни грустью, ни печалью увиденное в нём не отразилось в её сердце. Маленький глоток остывшего сладкого чая. «Когда пьёшь холодный чай, впускаешь в сердце злого дракона», – вспомнились однажды прочитанные слова в какой-то книжице. Помолчала немного.
Всю ночь что-то стучалось в сердце и мешало спать.
Обычным сном подвешенное состояние, когда вроде спишь, а вроде грезишь наяву, не назвать. Мария Андреевна купалась в тёплых водах. Ныряла с головой, когда подкатывала невысокая волна. Счастливая, разбрасывая брызги радости, выныривала. Сквозь лёгкую ширму облаков мягко светило солнце не слепя глаза.
Очнулась Мария Андреевна на крыльце со стаканом чая в одной руке и надгрызенным подсохшим имбирным пряником в другой. Сырой, влажный ветер нежно гладил лицо. Вытирал выступающие слёзы. Что-то успокоительное неразборчиво шептал, будто утешал, обещая вскорости всевозможные блага и удовлетворение. Проливалось это бальзамом на душу. Мария Андреевна зевнула и тотчас вздрогнула. Сзади кто-то положил осторожно на плечо руку. Скованная страхом, будто на чужих ногах, женщина развернулась и столкнулась лицом к лицу с бабушкой Сашей, ушедшей в небесные чертоги много лет назад. Стояла бабушка Саша перед Марией Андреевной как живая и женщине захотелось потрогать её рукой. «Маруся, – как всегда скороговоркой зачастила бабушка, она всегда говорила так, когда хотела что-то быстро высказать, – жду, жду тебя. Отчаялась уже. Думала, не придёшь. Кино только что началось». – «Какой фильм, ба?» – спросила Маруся. Мария Андреевна вдруг увидела себя озорной шаловливой второклассницей и тихо умилилась. «Твой любимый, Марусенька, – не уточнила бабушка Саша, хлопнула легонько ниже спины: – Живо в зал!»
С грустью Мария Андреевна вспомнила, что бабушка, выйдя на пенсию устроилась на полставки контролёром в кинотеатр. Подружки начали завидовать Марусе. «На все фильмы будешь ходить бесплатно». Маруся ходила только на детские фильмы. Руководство кинотеатра закрывало на это глаза. Категорически возражало против посещения вечерних сеансов. Маруся довольствовалась тем, что было. Мария Андреевна зашла за собой и бабушкой в тёмный зал. Пахнуло сухим спёртым воздухом. Это был прежний кинозал с рядами деревянных кресел с красными бархатными сиденьями и спинками. Над спинками выглядывали головы зрителей. Из комнаты киномеханика через смотровое окошко бил луч света в большой экран. Шёл фильм «Дети капитана Гранта». Мария Андреевна незаметно для себя вслед за героем тихонько запела: «А, ну-ка, песню нам пропой весёлый ветер…»
Днём отсутствовала тянущая и сосущая тяжесть пустоты чего-то неопределённого и потому пугающего. Вечером Мария Андреевна, будто наполненная внутренним светом, радостно ходила по нефу. Представляла, как раньше выглядел кинозал. «Тут стояли кресла. Здесь стоял стул контролёра. Здесь – висел экран. Теперь иконостас с алтарём. Вот тут на стене висели плафоны. Теперь стоят высокие подсвечники из полированной латуни». Перечисляя одно и другое, женщина незаметно сравнивала, что лучше: кинотеатр или церковь. Город без кинотеатра – село, кинотеатр – место приобщения к мировым кинохитам, к искусству кинематографии. Это был неоспоримо сильный довод. Церковь тоже нужна, – контрдовод, – но так ли уж часто посещаемое это место? Стало оно притяжением масс, как кинотеатр? В будни едва ли наберётся десяток старушек. Придут, сирые и убогие, со скорбными лицами. Поставят свечки. Помолятся, шевеля губами. И пойдут точить лясы. Перемывать косточки соседям или обсуждать новости. По церковным праздникам тоже не замечала Мария Андреевна большого скопления народа. Никогда не было так, что перед церковью не протолкнуться. А уж тем более не войти внутрь на службу. Послушать батюшку.
Каждую ночь происходило что-то необычное. Происходило преображение, как на картинке с двойным изображением. Смотришь под одним углом, видишь один сюжет. Повернул – другой. Медленно таял неф, исчезали иконы, роспись на стенах, расплывались подсвечники с тлеющими коптящим огарками. Следом проступал кинозал. Один за другим проступали ряды заполненных кресел. Скрипели сиденья. Слышался гул. Горели плафоны над дверями выхода и вдоль боковых проходов. Ярко светила всеми лампами большая хрустальная люстра, разбрасывая тонкие лучики света по сторонам, висящая посреди потолка. Затем свет гас. Начиналось волшебство кино.
Каждый вечер Мария Андреевна видела своё взросление и бабушкино старение. Маруся цвела и хорошела, косички с бантиками, красивое платье, красные туфельки на невысоких каблучках. Увядала бабушка Саша. Прибавлялось морщин на лице и руках. Знакомые и любимые глаза выгорали под жарким солнцем прожитых лет. Менялись киноленты. Менялись интересы. В последний раз бабушка Саша провела Марусю на суперпопулярный, билеты раскупались заранее, американский фильм «9 [sup]½[/sup] недель». Какой фильм – восхищалась Маруся! Какая прекрасная история – захватывал её восторг. От начала и до конца Маруся смотрела фильм на одном дыхании. Память ожила и обострилась. Всколыхнулось и вспомнилось давно забытое. Сейчас, с высоты прожитых лет, Мария Андреевна смотрела снова вместе с собой шестнадцатилетней этот фильм и не скрывала слёз. Микки Рурк, Ким Бейсингер…
Мария Андреевна вдруг припомнила, именно после этого фильма на её шестнадцатилетнюю стали обращать внимание мальчики одноклассники, парни постарше, мужчины. Посыпались комплименты: «О, Мария, ты прямо как Ким Бейсингер. Даже лучше!» От правды никуда не деться, Мария в своей молодости была лучше знаменитой голливудской красавицы. Пшеничные волосы с густым солнечно-золотистым отливом. Слегка рысьи серо-зелёные насмешливые глаза. Приятная стройная фигурка с тонкой талией. Как всегда, случается, прежде никем не замечаемая Мария стала вдруг узнаваема. Ей льстили слышимые в спину слова: «Смотри, смотри, это она идёт! Наша Ким!» Самолюбие грели лучше всякой похвалы эти простенькие слова восхищения. Но Мария голову не теряла. Вела себя прилично и достойно. Ухаживания не отвергала, если чувствовала, что по отношению к ней не проявляют хамства и не распускают руки. «Ким! Ким! Ким!» – неслось ей вслед. Мария всегда с усмешкой отвечала, повернув голову: «Мария, не Ким. Прошу не путать!»
Глядя на экран, на игру актёров, Мария Андреевна вспомнила молодость. Внезапно заныло в груди. Заколотилось сердце. Именно в тот роковой год ушла бабушка Саша и пропала младшая сестрёнка Женька с соседским мальчишкой Геной. Подростки поехали на велосипедах за город на ставок. Искали детей долго. Искорёженные велосипеды нашли под мостом реки Осыковки под Новоекатериновкой. Следов самих детей не обнаружили.
Вот и кульминация фильма. Захватывающий момент и в это мгновение кто-то осторожно кладёт на руку Марии Андреевны тёплую ладонь. Мария Андреевна повернулась и обомлела. Рядом сидела Женька, немного повзрослевшая, с своим приятелем Генкой. Женька приложила палец к губам, и Мария Андреевна понимающе кивнула. Но спокойно смотреть фильм она уже не могла. Она отвлекалась от экранизированной истории любви, смотрела на сестру, испытывая прежние чувства и эмоции, когда были маленькими детьми. Смотрела и не могла поверить, что рядом с ней пропавшая давным-давно сестрёнка. Женька тоже не сводила с неё глаз. «Ты где была всё это время, Женечка?» Женька кивнула на выход. «Там». – «А сейчас… ну, понимаешь… ты где?» Женька сморщила смешно носик, как всегда любила делать. «Скоро узнаешь, Маруся». – «Женька, мы увидимся ещё?» – «Скорее, чем ты думаешь, Маруся». – «Женька, сестричка, ты нисколько не изменилась». Женька рассмеялась в кулачок. «Если бы не… Ты понимаешь… Я выглядела бы точно так, как ты. Да-да, не спорь. Может, лучше, может, хуже. Маруся?» – «Что, Женечка?» – «Маруся, я всегда по тебе очень скучаю. Сильно-сильно!» Сёстры обнялись. «Женечка! – Маруся захлебнулась слезами, – я тоже по тебе всегда скучаю и думаю о тебе!»
Под удивительную музыку Джека Ницше разыгрывалась самая трогательная сцена в жизни в зале кинотеатра. Фильм окончился. Пошли титры с исполнителями ролей. Снова начались метаморфозы. Экран с титрами начал таять. Расплылись и размазались буквы. Неясные струи сумрачного света мерцая и переливаясь начали исчезать. Исчезал кинозал, постепенно и медленно. Ему на смену из туманной полумглы проступал неф с иконами и фресками.
Последние титры американского фильма «The end» недолго висели, меняя очертания, в переливающемся, наполненном дымами благовоний воздухе и растворились полностью под бодрое пение проснувшихся петухов.
Каракуба – Глебовский, октябрь – декабрь 2024 г.
История седьмая
Возмездие
«Око за око,
Зуб за зуб!» -
Как неглубоко,
Как автор туп!
[justify]
