покачала головой, взглядом останавливая волну вопросов, готовую вырваться из Авроры. — Похоже на цитадель зла, ты же тоже чувствуешь это?
— Наверное, я думала, что у меня невроз разыгрался, — Аврора нажала на солнечное сплетение, в груди горело, и было трудно дышать.
— Нет, с тобой все в порядке. Вы называете это аурой или излучением, выбирай термин по вкусу, но все они не отражают истинного положения вещей. Они, — Лана пальцем указала на здание, и Авроре показалось, что в безлюдном саду что-то зашевелилось. Лана засмеялась, и это что-то взлетело и ринулось под крышу, где было открыто чердачное окно. Аврора готова была поклясться всеми чертями и богами, что она видела это, не придумали ничего нового, пошли по старой схеме. С другой стороны, сколько веков она работает без сбоев, даже не интересно.
— Какой схеме? По захвату власти? — Аврора помотала головой и провела по наэлектризованным волосам, едва касаясь их пальцами.
— Да, власть самый лучший инструмент. Люди сами этого хотят. Люди глупы, они всегда хотят одного и того же.
— Наверное, — она задумалась. — Мне кажется, я начинаю понимать ваши ребусы. Вы же Лана Ким?
— В этом мире да. А ребусов никаких нет. Ты видишь, как они разжигают огонь, который должен поглотить ваш мир.
— Мне туда идти или ну их к черту?
— Идти. Твой страх — твой помощник. Слушай его, он на твоей стороне. То, что произойдет внутри, ты не сможешь до конца понять, и никто не сможет. Но помни главное — это было с тобой, доверяй себе, — Лана протянула ей крохотную шкатулку. Аврора удивилась, ведь у Ланы с собой не было сумки, а карманов у платья нет, да и как спрячешь в облегающем платье? Лана открыла шкатулку. — Надень этот цветок. Он не сможет оградить тебя от всего, но он защитит твой разум и сердце, с остальным придется справляться самой.
Лана нехорошо улыбнулась. Аврора надела кулон с темно-красным цветком, отдаленно напоминавшим пион. В груди стало легче, жар и напряжение сливались в землю, она задышала свободнее, появилась уверенность и азарт.
— А вот этого не надо, — Лана сильно сжала ее руку. — Берегись, не расслабляйся. Не пытайся стать кем-то другим, они быстро раскусят тебя, а цветок спрячь.
Аврора убрала украшение под блузку и кивнула. Лана показала ей на здание, Аврора посмотрела уже без страха, без томительного чувства нарастающей паники, но страх не ушел, а спрятался в укромных углах сознания.
— Скажите, а зачем им нужен мировой пожар? Зачем уничтожать все? — Аврора повернула голову, но Ланы не было, как не было и запаха ее острых и горьких духов, а ведь она чувствовала его и хотела спросить, какой бренд. — Так, с ума я не сошла. Я уже старая, могу и сама с собой поговорить.
Аврора улыбнулась своей шутке и осмотрелась — бульвар был пуст, как и дорога. Не было слышно автомобилей, словно кто-то перекрыл дороги для Самого, выселил город за 101-й километр. Она встала и решительно пошла к переходу, можно было бы и так перейти, но обыкновенная Аврора так бы не сделала, так что эта решительная особа, поселившаяся в ней, должна подождать, потерпеть.
Перед ней открылась калитка, приглашая войти. Нервно пищал электрический замок, и кроме этого писка ничего не было слышно. Аврора вошла, калитка закрылась, издав глухой лязгающий звук, неизвестно откуда взявшимся эхом прокатившийся по кругу, ударив ей в лицо. Звук был очень похож на семпл из киношной библиотеки, который часто использовали для озвучки железных дверей жуткого подземелья или древнего замка, готового обрушиться в любой момент. Пытаясь успокоить разыгравшееся воображение, она внимательно осмотрелась, не спеша идя к входу.
Обыкновенный особняк бывшей усадьбы или родового гнезда, ничем не примечательный сад, скорее даже запущенный, траву и кустарники постригали не столь тщательно, как требовали правила, яблони дичали и смотрели как-то в сторону.
Войдя внутрь, она думала о том, как это деревья могут смотреть, и какой диагноз она бы поставила сама себе. Внутри никого не было. Идеально вымытый пол блестел своим превосходством, стены без картин и других украшений, крашеные мертвой голубой краской, цвет полностью повторял один из цветов движения. Но неприятнее всего были светильники, висевшие не только под потолком, но и по периметру вделанные в стены, полоски диодов в ступенях и по периметру дверных коробок. И все это светило ярко, кололо глаза, приходилось прищуриваться, чтобы не ослепнуть
К ней подошел высокий мужчина, она не сразу заметила его, пряча глаза в пол от яркого света, но от пола отражение тоже жгло глаза. Он был одет в темно-серый костюм, идеально выглаженный, и сам походил на плоскую геометрическую фигуру с идеальными пропорциями и расчерченными углами.
— Здравствуйте, Аврора. Меня зовут Захар Андреев. Я ждал вас раньше, но, понимая вашу ответственную работу, ожидал, что вы опоздаете. Идемте в мой кабинет. Вы не против пройтись по лестнице? — он говорил вежливо, голос больше походил на робота TTS, без ошибок и ненужных пауз, не ускоряясь и безинтонационно.
Они поднялись на третий этаж, где был точно такой же коридор из безликих комнат. Темно-серые двери не имели ни табличек, ни номеров. Когда они дошли до одной из них, она заметила, что костюм слился с дверью полностью, остались контуры и голова с кистями. Следуя за возбужденным мозгом, она отделила голову и кисти от костюма, и, войдя в кабинет, оказавшийся вовсе не безликим, увидела висевшую в воздухе голову и деловитые кисти, что-то отстукивавшие на клавиатуре.
— Прошу вас, располагайтесь, — голова указала на антикварное кресло, определенно сделанное в позапрошлом веке. — Могу предложить вам чай, кофе нет, запрет Ирины Матвеевны.
— Да, я читала, что это пережиток западной культуры, навязанный стереотип.
— Все верно, но по вашему виду понятно, что вы так не считаете.
— Я люблю хороший кофе, и мне все равно, чей это стереотип. По-хорошему и чай навязанная культура, — Аврора мило улыбнулась голове. Пить хотелось до рези в горле, но здесь она ничего пить и есть не будет, амулет слегка обжег солнечное сплетение, подтверждая ее мысли.
— Хорошо, тогда приступим к делу, — голова как бы кивнула кистям, пальцы сложились в крепкий замок. — Мы получили сигнал, что вы хотите вступить в наше движение. Можете вкратце выразить свое стремление стать одной из нас?
— Конечно. Я понимаю, о чем вы спрашиваете, и мне будет несложно ответить на ваш вопрос, — она вежливо улыбнулась и примерила на себя напряженное тревожно-справедливое лицо. Получилось легко, без лишних колебаний, и, судя по заинтересованному взгляду головы, она попала в самую точку. — Я хочу, чтобы за нас перестали решать другие, чтобы нашу жизнь определяли мы, а не указания сверху или из других стран. Мы можем и должны взять свою жизнь в свои руки, помочь тем, кто сомневается, защитить тех, кто боится. За последние годы всем стало понятно, что дальше так продолжаться не может, и наша жизнь в наших руках, иначе мы так и останемся безропотным скотом!
Она говорила честно и открыто, выпуская наружу свои мысли и чувства. Накануне вечером, готовясь к собеседованию, она изучила лозунги и программные статьи, достаточно короткие, чтобы стандартный мозг не поплыл во время чтения. Ее слова перекликались с их лозунгами, как и многие другие правильные слова, смысл которых для каждого может быть разным. Голова довольно улыбалась, она попала в самую точку. Если бы этот робот стал ее проверять, уточнять, она бы точно поплыла и потерялась в казуистике и лицемерии.
— Прекрасно, Аврора! — кисти захлопали, издавая сухой стук. — Вы, пожалуй, единственная, кто, придя к нам сверху, смог выразить свою позицию. Обычно люди не до конца понимают важности нашего дела, сомневаются и, как вы, верно сказали, боятся. И мы должны им помочь, должны их направить, поддержать и, если потребует время, заставить. Да-да, именно заставить освободить себя! Люди настолько привыкли к собственному рабскому существу, что боятся его потерять! Нет ничего более мерзкого и упорного, чем раб сытый и довольный — он будет до конца, до скрипа зубов и чужой крови защищать свое рабство, защищать свой достаток, не понимая, сколько у него украли, сколько веков нас использовали хозяева из-за границы!
Аврора держала лицо, но ее разбирал смех, отразившийся в блеске в глазах. Голова поняла этот блеск по-своему и продолжила агитацию, хлопая уже самому себе. Аврора подумала, что это ее приватный митинг, как приватный танец в стрип-клубе. Мысль о том, что стоит вложить ему купюру за галстук так насмешила ее, что Аврора едва не выдала себя, скривив рот в восторженной и правильной улыбке человека, нашедшего родственную душу, брата по разуму. Она бы не удивилась, если по ритуалу дальше должна была идти групповуха или что-то подобное, но участвовать в этом она бы точно не стала. Дрожь омерзения прокатилась по ней, вернув лицу положенное напряженное тревожно‑справедливое состояние.
Митинг продолжался полчаса, если не больше. Аврора устала, а жажда усилилась. Она часто сглатывала, приходилось делать глубокие вдохи, которые голова воспринимала как переживания, усиливая натиск. В кабинет вошли мужчины и женщины в точно таких же темно-серых костюмах и аплодировали ей. Она стояла в круге, как экспонат или уличная танцовщица, и ей хлопали, восклицали восхищенно пожелания, схожие с лозунгами. Все улыбались и смеялись, и она вместе с ними, открыто насмехаясь над всем этим цирком. Камера в левом углу внимательно следила за ней, Аврора сразу же заприметила ее, и держала маску восторга и истинного борца за справедливость. Какая бы ни была сильная камера, какой бы не был развитый мозг у их системы, отследить истинную мысль в глазах машина не могла, как не могли и люди, часто путаясь и примеряя свои смыслы на чувства других.
Ее отвели на первый этаж, ведя по тайным коридорам. Особняк оказался гораздо сложнее, чем на первый взгляд, и она заблудилась. В комнате сидела безликая девушка в темно-сером костюме. Перед ней на стойке мигала дорогая камера, Аврора знала ее, тщетно отправляя заказы в отдел закупок, чтобы ей обустроили, наконец-то, место для разговоров с больным. Записи были нужны в большей степени не ей, а внутреннему контролю, жалобы от родственников больных сыпались с завидной регулярностью, вот бы у нее был такой же регулярный секс, но предлагали совершенно другие утехи. Пока все записывалось на дешевую
