наверх.
—Так, не открывали? — Егор посмотрел на напряженных пожарных. Оба замотали головой, и он кивнул им наверх. Пожарные быстро ушли.
Дверь была открыта, массивная железная дверь, при взгляде на которую сразу понятно из какой она вылезла эпохи, когда и мороженое было самое вкусное, и в магазинах все было, и деревья с травой зеленее и гуще. Три сержанта встали по касательной, щелкнув затворами автоматов.
— Отставить! — прогундосил Егор сквозь противогаз, вонь была дикая, из помещения вырывались пары кислот, от которых начинало разъедать кожу на шее и руках. — Не стрелять!
Он с силой дернул дверь, раскрыв ее настежь. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули, и из темного помещения вырвалось облако кислотного пара. Егор вошел и нашарил выключатель.
— Твою ж мать! — только и смог произнести он. Сзади двое застонали и поспешно побежали наверх. — Так, остались самые стойкие.
— Самые бесчувственные, — поправил его громила с автоматом. Он спокойно вошел и осмотрелся, перехватив взгляд Егора. — Я такое уже видел, но было не так красиво.
— И где видел? — гундосо сквозь противогаз спросил Егор.
— В далеких горах, где же еще? Ты и сам там был.
— Был, но такого не видел. А чего до сих пор в сержантах ходишь?
— Разжаловали, потом уволился, а два года назад опять вернулся, — громила слегка задрал голову, даже сквозь противогаз было видно, как он ухмыляется. — Привык работать с людьми.
— Ты хочешь сказать, что человек на такое способен? — Егор еще раз осмотрел все и отвернулся, психика держалась на грани слома, после которого обратного пути нет.
— Только человек на такое и способен — в этом вся его суть, — сержант поставил автомат на предохранитель и повесил за спину. — Нас за это по головке не погладят. Плавали, знаем, как начальство любит за плохие вести на дыбу отправлять.
Егор покачал головой и кивнул, чтобы он вышел. Стоя в коридоре, смотря в помещение боковым зрением, он следил за темным концом коридора, откуда доносились тихие скрежещущие звуки. Сложно было понять, что могло быть, мешал шлем противогаза и медленный ужас, заполнивший все тело, каждую клеточку. Сержанта тоже трясло, хотя было нестерпимо жарко, а еще эта вонь и пары, злобно дравшие открытые участки кожи, но они не замечали этого, машинально стряхивая невидимых насекомых, раз за разом впивавшихся в шею.
Свет мигнул, и черепа на стеллажах злобно ухмыльнулись. Опер и сержант смотрели на высокие стеллажи, расставленные ровно, как стенды в музее. Каждый череп выражал что-то свое: от ужаса до легкого страха, от непонимания до осознания своей участи, и большинство улыбалось сардонической улыбкой, предшествующей финальной агонии, скоротечной и жестокой, как жизнь. В этом музее выставлялась и искусная мебель, сделанная из костей нижних конечностей и таза, в качестве скрепляющего элемента мастер использовал блестящие стальные прутья, скрученные и изогнутые, напоминающие свободные мазки кисти молодого и талантливого художника, ищущего свой стиль. Идеально чистый пол, яркое освещение, отбеленные до слепящего блеска стены и потолок производили впечатление, и зритель застывал на месте, разрываясь от чувств — ужаса, непонимания и больного восхищения. Небольшой музей портили три ванны в левом углу, заполненные кислотой, со всплывшими остатками волос и того, что не смогла растворить кислота. Ванны стояли на возвышении из кирпичей, от каждой отходила труба в канализацию с подводом водопроводной воды. Все было сделано и продумано с умом, слив регулировался почерневшей задвижкой, над ваннами висели три вытяжки, порыжевшие и молчавшие.
Скрип и скрежет в конце коридора усилился, и сержант пошел туда, не желая больше смотреть на экспозицию. Егор пошел следом, на ходу проверяя пистолет. Они встали у заваренной двери, ведущей, если верить плану, в коридор, соединяющий выходы к метро и в секретную зону института.
— Там кто-то есть, — прогундосил сержант.
В подтверждении его слов дверь задрожала от сильного удара. Удары сыпались один за другим, кто-то с другой стороны пытался выломать стальную дверь. Но дверь не поддавалась, и сварка держала крепко, зато стала рушиться стена, покрываясь глубокими трещинами. Егор кивнул, и они отошли к выходу, следя за бешенным молотом.
Сержант прикрыл дверь в музей, смотреть там больше нечего, пусть судмедэксперты копаются. Подошли и позеленевшие полицейские, услышавшие грохот. Его слышал весь дом и вся улица, машины останавливались, водители спрашивали у прохожих, что происходит. Кто-то стал кричать, что дом взрывают, и началась паника.
Дверь рухнула на пол, выбитая вместе с рамой из стены. На огромное существо, отдаленно напоминающее человека, смотрели дула автоматов, Егор убрал пистолет. Человекоподобный монстр тяжело шел к ним, опираясь на стены, его шатало из стороны в сторону.
— Не стрелять, — приказал Егор, и полицейские отступили назад, остался громила сержант.
Монстр дошел до музея и бережно открыл дверь. На исчерченном шрамами и язвами лице отобразилась улыбка.
— Красиво получилось. Они все равно были уже мертвые с самого начала. Когда она входит в них, они умирают навсегда. Не жалейте о них, — сказал мутант, голос его оказался на удивление приятным, не слишком низкий, а в глубоко посаженных глазах, за утолщенными костями черепа, будто бы они специально наросли, как опухоль, смотрели грустные умные глаза. — Мы все оружие без воли. Но сейчас я свободен и скоро умру.
— Кто ты такой? — спросил Егор, разглядывая великана, больше походившего на человека, которого растянули до робота и накрутили мяса и костей.
— Люди называют нас мутантами, но когда-то я был киборгом.
— Откуда ты пришел?
— Неоткуда, я здесь всегда был, но вы этого все равно не поймете, — мутант устало сел на пол. — Они уже здесь, вы проиграли.
— Кто они? Это ты убил всех этих людей? — Егор встал над ним. Мутант открыл глаза и криво улыбнулся, обнажая крепкие черные зубы.
— Мое тело. Решает она — мы орудие. Ты сам поймешь это, когда придет время, — он ткнул пальцем в грудь Егора, опер отлетел к стене, тут же подняв руку, чтобы никто не стрелял. — Часть ее внутри тебя, я чую это, но решаешь пока ты, и теперь она твое орудие.
Он закрыл глаза и заснул. Егор подошел к нему и проверил пульс на шее — ничего не было, но это существо, так похожее на человека, не умерло. Лицо постоянно менялось, как в бредовом сне.
Послышались крики и удары, перемешавшиеся с топотом. Первым среагировал сержант, в одно мгновение положивший автомат на пол и встав к стене, подняв руки «в гору». Егор удара не почувствовал. Тяжелый ботинок опрокинул его навзничь. Его метелили по-черному, пока он не потерял сознание, а сержант кричал, что они свои, просил остановиться, но спецназ в черном камуфляже с короткими автоматами продолжал избивать опера.
43. Rape
Аврора волновалась, потеряв квалификацию беспристрастного робота, способного выполнять любую работу без чувств, бесстрастно, видя в людях не более чем объекты для исследования. Она опоздала, но не торопилась входить. Отреставрированное здание бывшего посольства, переделанное, перекроенное так, что ни линии, ни черточки не напоминали о прошлом владельце, смотрело на бульвар недружелюбно, внимательно. Люди старались скорее пройти мимо, некоторые разворачивались и шли до перехода. Аврора следила за ними, как мужчины и женщины, перейдя дорогу, выпрямлялись, некоторые дергали плечами, будто бы стряхивая с себя тяжелый мешок. Что-то было в этом месте, но дело не в здании, а в тех, кто в нем.
Ни флагов, ни медных табличек с указанием владельца, ни видеофона или другой кнопки вызова охраны — сплошной забор, выросший до трех метров, из толстых стержней, выкрашенных в черный цвет, новые массивные ворота и ни души. Если в здании и горели окна, то понять это было невозможно, все стекла покрыты сплошной светоотражающей пленкой, от блеска которой слепило глаза. Сделано было так, что с какого бы ракурса в солнечный день не посмотреть на здание, глаза слепли от отражения и болезненного блеска. Телефон провибрировал, ей пришло напоминание о встрече, ее ждали и, судя по всему, они видели ее.
С утра Аврора работала в клинике. Игорь Николаевич накануне прислал ей приглашение в центральный офис к первому заместителю лидера движения. Насколько безликая былая внешность лидера, похожая на многие мужские и женские лица одновременно, настолько простым и обычным было имя — Королева Ирина Матвеевна. Аврора смотрела на фотографии с сайта и примеряла имя к ней, но ничего не подходило имя как бы отпрыгивало от нее, как плюс от плюса или минус от минуса. Нельзя было сказать, олицетворяет она плюс или минус, каждый мог найти в этом лице что-то свое, черные глаза даже с фотографий смотрели прямо в душу. Аврора поймала себя на том, что какой-то отзвук резонанса, пускай и слабого, отозвался из глубины. Обработать можно любого, главное найти подход и не отпускать, и она боялась, что может поддаться. Она, эксперт по сектам и выводу из параноидальных состояний, готова прямо сейчас сдать себя в крепкие объятия психбольницы.
О Королевой Ирине ничего нельзя найти в сети, кроме того, что указано на официальном сайте или в группах соцсетей. Как ни старались Настя и Алексей, результат был нулевой. Настя предположила, что этого человека создали недавно, и стала копать в эту сторону, натыкаясь на блоки и запреты. Робот получил команду с верхнего уровня и заблокировал подобные запросы. Обыкновенный поисковик молчал, делая вид, что не понимает, что от него хотят. Аврора состроила уверенное и тупое лицо, как на плакатах движения и включила фронтальную камеру. Выглядело убедительно и отвратительно, даже слегка затошнило.
— Очень похоже. В вас гибнет талантливый актер, — рядом с ней села красивая женщина в длинном черном платье. Она оглядела Аврору, все еще ходившую в босоножках и без куртки, в отличие от остальных прохожих, кутавшихся в куртки на тонком синтепоне, детей уже закатывали в шерсть. — Боитесь. Я вижу, что боитесь. И правильно делаете.
— Мы знакомы? — Аврора изучала незнакомку, очень знакомы казались миндалевидные черные глаза, тонкие губы, сомкнутые в снисходительной улыбке.
— Лично нет, но мне известно о тебе все, — Лана
