участвовали в этом. Когда назначается наказание, имплант подавляет их максимально и сравнивает поведение человека, постепенно отпуская потенциал. Это дело небыстрое, требует много лет, но в итоге часть долей уничтожается, и человек теряет свои преступные наклонности. Очень важно понять, когда убийство было совершено вынуждено, и имплант это видит лучше любого инспектора. Такие преступники выходят быстрее всех.
— Почему же тогда нельзя также лечить политических?
— А потому, что у политических нет превышения активности долей, отвечающих за агрессию, злость, похоть и так далее. Имплант не фиксирует подобных нарушений, а если и блокировать, то придется уничтожать почти весь неокортекс, а это равносильно смерти. Вылечить или перевоспитать таких преступников нельзя, можно только подавить их волю или сломать, поэтому их изолируют навсегда.
— Интересно, у нас пытаются делать что-то подобное, только нет имплантов.
— А для этого они и не нужны, достаточно государственной воли и согласия большей части населения, а вот для этого имплант пригодится, — дед криво усмехнулся. — Насколько я помню историю государства и управления массами, мне ее читали, как младшему офицеру, то больше двухсот лет назад вместо имплантов применяли методы внешнего аудиовизуального воздействия. Это и сейчас применяется, тебе же показывали паспорт, помнишь левую часть с обязательной информацией?
— Помню-помню, очень на наш телек и ютуб похоже. Но я не видел, чтобы кто-то здесь это смотрел, Айна сказала, что забыла, где ее паспорт.
— Так и есть. Здесь живут ссыльные, пускай им нельзя в полис, но во всем есть свои преимущества. Если ты зажмешь систему со всех сторон, то при малейшем колебании извне или изнутри, начнется разрушение из-за резонанса. Духи умнее людей, они понимают, что гармония мира в малых и больших ошибках. Когда духи нашего мира отдали всю власть людям, то наши предки почти построили идеальную систему, крепкую, без единой ошибки или лазейки. В итоге мы почти уничтожили сами себя и живем теперь под землей. Больше духи людям не доверяют, тогда богам пришлось спуститься до нашего уровня, чтобы остановить людей. Так было и будет не раз, для нас это тысячи и тысячи лет, а для богов мгновение, игра с опасной, но затейливой игрушкой, способной взорваться в озорных руках.
— Да уж, за такие слова у нас скоро будут сжигать на площади, как в старые добрые времена.
— Отсталость всегда следует за усталостью общества. Если людей не принуждать к развитию, они быстро деградируют. Я этого насмотрелся в армии, потому-то и ушел, а тут и Айна родилась.
— Если не секрет, то с кем вы воевали? Я так понял, что все полисы едины, ну или под единым управлением, что-то вроде единого мирового государства.
Дед показал пальцем в черное небо и кивнул на сложенные неподалеку ящики. Проходя мимо грузовика, они посмотрели на спящих на мешках с сушеными грибами девчонок. Дед накрыл Айну курткой, с нежностью смотря на нее. У ящиков он опять закурил, стряхивая пепел в банку. Максима удивляло, что никто не позволял себе мусорить в поселке и за его пределами, каждый курильщик носил банку для пепла и окурков, а если внезапный ветер вырывал комки пепла, то курильщик искренне переживал, что-то отмечая в паспорте. Айна объясняла, что они записывают себе штрафные баллы, но Максим никак не мог в это поверить.
— Гордиться мне нечем, поэтому я ничего и не хочу рассказывать. Ты прав, все полисы образуют единое государство, где его начало и конец не знает никто, мы все живем в разрешенных областях, видя других только в новостях или агитроликах. Мы защищаем полисы от мутантов, которые живут наверху. Не удивляйся, там есть жизнь, просто она иная. Раньше для защиты от мутантов использовались киборги Вервульфы или Беовульфы, в зависимости от модели и назначения. Наверху в основном остались Вервульфы, с которыми мы тоже боролись, хотя и подло. Считается, что Вервульфы нас предали, что эти киборги перепрограммировали себя и хотят уничтожить полисы. Все это пропагандистская ложь, я это точно знаю.
— А что за мутанты?
— А, мутанты. Все довольно просто — это бракованные киборги. Сначала их утилизировали, но потом кто-то решил, что их можно использовать для работ наверху. Но все ошибались, потому что их стали готовить к интервенции в ваш мир. Там наверху собралась целая армия, которая ждет открытия портала. А занимаются этим наши же инспектора высшего уровня, поэтому Вервульфы и стали нападать на полисы и офицеров. Они нападали только тогда, когда наверх выходили инспектора высшего уровня, их легко опознать Вервульфу, даже если тот оденется в простого офицера.
— По запаху?
— Нет, по ауре. Инспектора высшего уровня себе не принадлежат. В них живут духи, у них тоже своя иерархия, и эти считаются рабочими или исполнителями. Такие просачиваются к вам и готовят алтари. Зачем они это делают, я не знаю. Наверное, какой-то ритуал, но пока у них ничего не вышло.
— А зачем им это надо?
— Не знаю. Будет возможность, спросишь сам. Моя работа была сдерживать мутантов, чтобы они не пробрались к нам, а Вервульфов я не трогал, за это меня понизили до рядового, а потом мне отгрызли ногу, и меня списали.
Айна бесшумно подошла и ткнула деда под ребра, промахнувшись всего на пару сантиметров. Она зарычала и повторила коварный удар, теперь железные пальцы достигли цели, и он охнул.
— Я все слышала! — возмущенно воскликнула девочка.
— И что же ты слышала? — обеспокоенным голосом, с трудом сдерживая смех, спросил дед.
— Все! Я все знаю, можешь больше не врать мне! Я все знаю, теперь ты меня не обманешь! — она комично погрозила ему пальцем, потом сжала кулаки, грозя кому-то сильно правее.
— Хорошо-хорошо, я все понял и буду тебе повиноваться, — рассмеялся дед и посадил ее на колени, осторожно поцеловав в лоб. — Ты выспалась?
— О чем вы там шептались? — заворчала Айна, уткнувшись лицом в пропахшую фермой куртку, немного резкий запах сырости и влажной земли, перемешанный с теплыми и сладкими нотками машинного масла. Так пах ее дед, дорогой и любимый запах, от духов и одеколонов, которые привозили в раздаточный пункт, девочку тошнило, как и тех, у кого обонятельные рецепторы сохранились хотя бы на 17-25%.
— Как обычно, обсуждали тебя. Ты же знаешь, как я люблю о тебе рассказывать.
— Врешь, ты про войну рассказывал, а мне ничего рассказать не хочешь! — она спрятала лицо и тяжело вздохнула. — Ладно, я все понимаю. Я же еще маленькая.
— Нет, дело не в этом, — прошептал дед.
Подошла Альфира. Она долго зевала, расставляя на свободном ящике контейнеры с завтраком. Максим смотрел на нее, не замечая серого цвета еды, чувствуя сильный голод, от запахов разогретого грибного рагу с мясным фаршем злился желудок, требуя пищи. Какая же она красивая даже в этом убогом наряде, пускай и подшитом по фигуре. Альфира поймала его любящий взгляд и покраснела, от волнения запотели очки.
Завтракали молча, утро выдалось теплым и приятным, изредка дул слегка прохладный ветерок, а от прожекторов инфракрасное излучение грело нехуже веселого мартовского солнца, только не было упирающегося снега и льда, коварно спрятавшегося под подтаявшими снежными покровами. Максим переглядывался с Альфирой, и думали они об одном и том же, удивляясь себе, как быстро они привыкли к жизни под землей, как научились чувствовать день и ночь без подсказки уличного освещения, как чувствовали подземную погоду, непохожую на земную, часто безмолвную, никак не проявляющую себя, и внезапно просыпавшуюся, нагоняя штормовые порывы мокрого ветра или впадая в мертвый штиль. Максим все ждал, когда пойдет дождь, росу на синтетических листьях в сквере и парке они уже видели, и понимал, что дождь здесь невозможен.
Питомник проснулся. Как по команде из корпусов вышли группы детей разного возраста, одетые в легкую робу, отдаленно напоминавшую спортивные костюмы. Девочки и мальчики одеты одинаково, отличить их друг от друга практически невозможно, если бы девчонки не хихикали постоянно. Альфира и Максим ожидали тюрьму, внутренне готовясь к ужасной картине, похожей на детдома или психоневрологические интернаты, но все было вполне неплохо, и даже казенность зданий, одежды и невидимый забор не нарушили малой свободы, так необходимой в раннем детстве, чтобы было потом что спрятать глубоко в сердце и знать, какой должна быть жизнь на самом деле.
В этом питомнике воспитывались или разводились дети младшего возраста, лет до девяти-десяти, не старше. Если бы Айна не была забракована, то могла бы быть вместе с ними. Она не жалела об этом, а некоторые девочки из старших уже махали ей и кричали, радуясь, что она пришла. Старшие дети вместе с пяти-шестилетками заботились о малышах, как настоящие родители, катая в колясках и играя с малышами в песочнице, сменяя друг друга, чтобы выполнить положенную норму упражнений на спортплощадке. Дети все делали сами, без указки или другого внешнего контроля, не дрались, если и ругались, то в шутку, зная свою очередь, выполняя упражнения точно в определенное графиком время. И это было так удивительно и совершенно непохоже на тот хаос, что часто творится на детских площадках или в группе детского сада. О хулиганстве в школе и других проявлениях перехода животного в человека не стоило и думать, таких разумных детей они никогда не видели.
— А, новенькие, — к ним подошла высокая женщина в сером кителе и длинной юбке. Она больше походила на офицера, но самым неожиданным был ее рост, она на голову была выше обычных женщин подземелья, на полголовы выше Альфиры, немногим выше Максима. У нее были густые черные волосы, прореженные седыми прядями, аккуратно убранные в хвост, но вполне свободные, слишком большая вольность для офицера или казенного служащего.— Здравствуйте, да, мы новенькие. Недавно приехали из полиса, — Максим повторил простую легенду, которая обычно мало кого интересовала. По тому, как женщина в форме моргала, медленно и редко, он решил, что она киборг. В его голове все сложилось, ведь только киборги могут работать с таким количеством детей.
— Ну-ну, — женщина усмехнулась и обняла вставшую перед ней Айну. — Привет, моя любимая ученица.
— Привет! А Альфа умеет рисовать! — Айна показала на Альфиру.
— Это здорово, у нас как раз есть свободные часы три раза в неделю. Альфа, а как полное имя? — женщина
