загадочный набор теней, а за ним - очередь, с дочкой в нее не сунешься. Дочка, узрев, что мать хочет уйти, заревела.
Лори подозвала девочку и что-то стала ей рассказывать. Девочка утерла слезы, стихла.
- Посижу тут, - сказала мне Лори, - а ты съезди, куда хотел.
- Ага, я недолго, мне только найти одного человечка...
Этим человечком был не менее загадочный, чем набор теней, тип по кличке Насвай. Насвай вообще-то жвачка, помнил я по армии, где однополчане, выходцы из Средней Азии, жевали ее и разок угостили. Не понравилось.
Этот Насвай оказался что тень.
До новых кварталов я домчался на «тойоте» минут за двадцать. И киоск «Овощи-Фрукты» нашел быстро – он был один такой в конце улицы.
Прежний хозяин уехал, вроде бы в Москву, сообщил новый владелец киоска, немолодой, с седыми висками. Во рту вместо насвая он перекатывал спичку.
Ха, Москва, ищи-свищи среди жующих. Да там все жуют. Москва – венец пищевой цепочки России.
- Эй, брат, - окликнул хозяин и выплюнул спичку. – Адрес, фамилия, да?
- Ну.
- Наводка что водка, денег стоит, брат, - усмехнулся торгаш. – Этот Насвай наказал давать адрес только деловым партнерам и землякам.
- Считай, я его партнер по яблокам-персикам. Хочу завалить витаминами Сибирь, - улыбнулся. – Тебе как, зелеными?
- Яблоки зелеными? – тупо уставился на меня хозяин киоска.
- Я про баксы.
Торгаш, довольный, хихикнул.
- Петька не сволочь, - закрыв глаза, сказала вечером Лори. Она сидела перед телевизором. Но, кажется, смотрела мимо экрана, на котором розовощекая молодуха в фартуке и колпаке, косящая под домохозяйку, скороговоркой раскрывала тайны готовки настоящего спагетти на двоих.
- Что? – Я сделал телевизор потише. Началась реклама фонда «Алиса». Лапша на уши.
- Петька не сволочь, - безучастно повторила Лори.
- Что случилось?
- Он больше не получит двойки.
- Не понял, дорогая.
- Потому что Танюшка получит пятерку.
- Почему? - уставился на Лори.
- Потому что у них есть дети, а у нас их не будет, - отвернулась к стене Моя Бабочка.
Черт, я совсем забыл про разговор двух продавщиц.
День загадочных разговоров.
Пленка 20с. Серенус. Плачу вперед
Странно, Лори со дня оглашения диагноза почти не плакала. Ни слезинки. Целыми днями, окаменев, пялилась в телевизор. Тогда резче обозначались скулы орочонки, будто вырезанные из лиственницы. В такие минуты гражданская жена Бориса напоминала изящную статуэтку скифского периода.
Уж лучше бы плакала, подумал Бассаров. От психолога Центра он слышал, что слезы скорее полезны, чем разрушительны.
- Плач – естественная физиологическая реакция организма. Слезы раздражают мозговые центры, которые запускают процесс их образования в качестве защитной реакции на стресс, - радостно отбарабанила строку из учебника веснушчатая девчонка, психолог отдела профилактики. По всей видимости, недавняя выпускница пединститута, отличница, физкультурница. Мини-юбка, крепкие ножки-бутылки, туфли-лодочки, белоснежная улыбка, розовые губы, запах молодого тела.
«Ты-то шибко плачешь, я гляжу», - с неожиданной злобой подумал Бассаров.
- Одна из причин, по которой мужчины живут меньше, чем женщины, – сдерживание проявления своих душевных переживаний. Часто пациенты пытаются подавить плач, однако наши врачи не советуют этого делать, - прощебетала девочка-психолог и опять одарила улыбкой. Один зубик у нее был кривой, налезал на левый клык, заметил Бассаров, что несколько портило впечатление.
Что с ним? Прежде он бы отдал должное ладной фигурке, ляпнул пару грубоватых, но верных комплиментов, так… без дальнего прицела. Просто из любви к жизни.
Лори стояла рядом, натянув на личико маску вежливости, не раздвигая губ. Эта вымученная улыбка смахивала на оскал. Во время хождений по Центру она цеплялась за руку Бассарова, как ребенок.
«Но даже если проблемы не решились, плач помогает ощутить моральное облегчение». Мантра, отпущенная на дорожку жизнерадостным психологом, рассердила вконец. Как будто без нее того ведать не ведали! Да этот рецепт любая бабка знает. Какое такое облегчение может быть в СПИД-Центре? По определению грустное место, как ни крути. И нечего силком вышибать из пациента слезы, да еще с идиотской улыбкой. Дай волю этим свежеиспеченным психологам, они будут советовать плакать у раскрытого гроба.
Но польза от общения с девчонкой-психологом таки была. Она свела с «равным специалистом», чью должность ввели в Центре буквально накануне их визита.
«Равным специалистом» оказалась серьезная молодая женщина по имени Оксана. Средних лет, худощавая, живые черные глаза-угольки, строгий костюм учительницы начальных классов, белый верх, черный низ. Никакого золота. Хотя надень она цветастую юбку и пару сережек, вполне могла бы сойти за цыганку-гадалку. А равным специалистом она считалась, потому что сама была ВИЧ-инфицированной. И могла вести разговор на равных – обычно в первые часы и даже минуты после объявления диагноза. Улыбалась Оксана крайне редко, чем заставала врасплох. Наверное, в целях профилактики плакала вдали от пациентов.
Пленка 21с. Серенус. Послание от Луки
Когда-то в Троицкой церкви был склад, потом клуб, потом контора банно-прачечного предприятия, но до температуры бани здесь было махать и махать веником даже в эпоху дровяного отопления. Наступили стылые времена полусухого закона. Распорядители шайки и мочалки постоянно жаловались на холод в служебном помещении, часто простужались – никакая парная не помогала выгнать простуду.
Господь услышал молитвы болезных. С наступлением реформ коммунистические бонзы и бандиты принялись бить в храмах поклоны. В Троицкой церкви после реставрации начались православные службы.
Зато летом здесь - благодать независимо от общественно-исторической формации.
В конце июня на город упала жара, от тополиного пуха было некуда деться, а в церкви было прохладно, умиротворяюще тихо.
В церковь их позвала уже знакомый «равный специалист». Оксана была православной. А еще старостой группы взаимопомощи СПИД-Центра. И хотя в Центре было туго с площадями, группе выделили комнату в конце коридора. Что было не совсем удобно. Лица с ВИЧ-статусом вовсе не жаждали являть эти самые лица посетителям в очередях. Позднее богатенький член группы арендовал для братьев и сестер по диагнозу помещение в цокольном этаже жилой пятиэтажки, зато с отдельным входом и неподалеку от Центра. Среди «вичевых» встречались люди состоятельные, отпрыски известных в городе семей.
Организовать группу взаимопомощи Оксану попросила главный врач Бузина. Оксана взялась за дело ревностно. Вместе с членами группы вынесла из полуподвала кучи мусора, побелила комнату, развесила в ней занавески «повеселее», расставила горшки с цветами на подоконнике и прикнопила план мероприятий над рабочим столом. Кроме дежурных дней рождений, выездов на природу, выходов в театры, в нем значились участие в профилактических акциях Центрах, помощь детскому саду «Малютка» для сирот-отказников, в том числе по причине врожденного ВИЧ, а также посещение церкви.
Оксана нравилась Бассарову. Имея лагерный опыт за распространение марихуаны, она не согнулась от более страшного приговора – ВИЧ. И, недолго думая, вышла замуж за члена группы взаимопомощи. Сама себе помогла.
«Только я вас умоляю, не надо нас жалеть, - Оксана пригубила чернеющий в бокале кагор, зыркнула на хозяев очами цыганки. – Да кабы не ВИЧ, я б давно под забором сдохла от передоза. Или вздернулась на суку. Мамой клянусь, диагноз меня спас, отрезвил, обратил к Богу… Всех дружков и подруг послала от себя подальше, прости Господи».
Вера вдохнула в нее новую жизнь, клялась всеми святыми Оксана. Она даже подумывает восстановиться в пединституте.
Кагор Бассаров купил, вспомнив, что это вроде бы церковное питие. Вино, хоть и открытое, осталось практически нетронутым. Староста соблюдала режим трезвости, прописанный в уставе группы взаимопомощи.
Бассаров пригласил Оксану в гости после того, как Лори стала подолгу закрываться в ванной или часами лежать в постели. Борис даже выволок сожительницу из койки, нашел где-то в спальне дамский набор теней «Ruby Rose» и повел в драмтеатр. Был коллективный культпоход группы взаимопомощи.
Давали комедию местного автора. Лори не смеялась, хоть и нацепила очки. Она не любила их носить – еще со школы, где ее дразнили «четырехглазой».
В антракте Оксана познакомила их с автором по фамилии Рылов. Автор сперва отнекивался сесть за их столик, но, узрев на нем конъяк, соизволил. Рылов и в буфете умудрялся хранить многозначительно-каменное выражение лица. Вислые усы резче обозначали нижнюю часть физиономии. Челюсть драматурга была скорее к лицу боксеру-профессионалу.
Оксана знала автора по православной общине.
«Интересно, - подумал Бассаров, уминая пирожное, - как многоуважаемый автор совмещает театральные экзерсисы с православием? Даже Мольера не разрешили схоронить в церковной ограде».
Драматург был коммерчески успешен. Его сельские водевили разлетались по провинциальным театрам как ливерные пирожки.
Рылов выкушал дармовые конъяк и пирожное-корзинку, замарав белым кремом усы, выпятил квадратную челюсть, с шумом отодвинул стул и раскланялся, как на сцене.
К утренней проповеди они едва не опоздали – Лори плохо спала.
К выщербленным ступеням церкви лепились увечные попрошайки, тряся баночками для подаяний. Нищие были модно одеты. Бассаров догадался: заморские обноски из «секонд хэнда».
Дрожащее пламя тонких свечечек озаряло лики святых. Пахло горячим маслом.
Робкий шелест шагов прорезал сакральное таинство. Народу было мало, лишь пожилая женщина в темном платке, по виду деревенская да одноногий инвалид на костылях. Оба усердно крестились и целовали иконы.
Наконец позади амвона отворилась узкая, резная, в золоте, дверца, оттуда, согнувшись, вышел батюшка, поправил крест на груди.
Откуда ни возьмись, возникли люди, будто соткались из храмового воздуха, и потянулись к возвышению. В кучке прихожан - больше женщины, белые
