Проект "ХРОНО" За гранью реальности

кушетки, распрямил сгорбленную давно спину, отставил в сторону клюку, — Что за дело то у тебя, Сергей, ко мне, старому?
Глава 43. Чекистов бывших не бывает, часть 2
Кожевников изумленно хлопал глазами, пытался было что-то сказать, потом схватил кувшин и зачем-то перевернул его, посмотрев на донце.
— Ты молодой еще, по сравнению со мной. Молодой, — сказал старый чекист и уточнил — двадцать второго года рождения?
— Двадцать второго… — пробормотал генерал и тут же сбивчиво принялся расспрашивать Павла Петровича, — да как так-то? Не в жизнь бы не поверил, если бы своими глазами не увидел! И давно вы так умеете?
— Не это, Коля, главное, давно или недавно. Я тебе часа два рассказывал о том, что пережил, считай, полста лет назад. И все это тебе говорил для того, только, чтобы ты понял, что мир вокруг нас, намного сложнее, чем ты и большинство людей считаете. А что касается твоего дела, то только подхожу к самому главному. Считай, это только предисловие. Вижу, к вечеру прохладно стало, пошли в дом что ли. Зажжем камин, посидим у огня, там и беседу продолжим.
Дубровин поднялся и, не оглядываясь на гостя, зашагал по дорожке к дому. Генерал молча встал, еще раз искоса посмотрел на кувшин на столе беседки и пошел вслед старику.
Разговор продолжился уже у потрескивающего огня в камине. Женщина хозяина имела очень ценное качество: быть незаметной. А водителя отправили спать в баню. Два удобных кресла, видимо, специально стояли рядом с камином. Хозяин, наверняка, коротал вечера, особенно зимой, глядя на причудливую игру желто-оранжево-красных языков пламени.
— Перед войной, так и не успели мы толком службу наладить. Конечно, несколько групп из толковых ребят я организовал. Ты их в Восточной Пруссии сам оценить мог, а вот с мозгами худо оказалось. Ох и тяжело дались нам годы «ежовщины». Хоть и говорил Сталин, что незаменимых у нас нет. Поверь Коля, есть незаменимые, есть… Ведь в середине тридцатых мы стояли на пороге грандиозных открытий. И не только в теории, а и практические результаты были. Не дали. Войну мы выиграли, конечно. Но я сейчас вот особенно часто думаю, а ведь могли такое оружие против фрицев применить, что и не снилось никому. Не вышло. По-другому победили… трупами гансов завалили и кровью залили.
Все что мы могли, это старались блокировать действия немцев. «Аненербе» активно работало по всему миру. В том числе на временно оккупированной территории. В Крыму, на Кавказе, на Украине, в Карелии, на побережье Северного Ледовитого океана.
Только в оккупированной Украине действовало семь зондеркоманд «Аненербе». Все это возглавлял обергрупенфюрер войск СС доктор Похл. Матерый нацист, жаль, не смогли мы его живым взять. Исследование, розыски, раскопки, они проводили в Киеве, Могилеве, Брянске, Крыму, Минске, Виннице, Днепропетровске, Тирасполе, Харькове, Херсоне, Николаеве.
Конечно, я своими силами все перекрыть не успевал. Про весь мир и речи не было, на своей земле бы успеть. Кое-где, и не редко, немцы оказывались сильнее и проворнее, наши группы ими уничтожались. Увы, что было, то было! Они работали, так же, как и я в молодости с Барченко. Только мы постоянно в средствах нуждались, а у них ни в чем нужды не было. Несколько ученых, два, три не больше, и группа силового обеспечения. Как правило, человек десять. Самая элита... ты же помнишь. Даже в СС к концу войны брали и дистрофиков, и горбатых, и вообще кого непопадя. А с «Аненербе» работали только белокурые бестии из самых-самых. Помнишь, как в феврале 1945 года, в Нижней Силезии, вас дали ко мне в помощь, глупости спрашиваю, конечно помнишь, ты еще орден получил за захват замка Альтан. Они там все полегли, никто не отступил, не сбежал. А ведь любому дураку понятно было. Война проиграна. Месяц-два оставалось. Одно слово — фанатики. Там архивы их хранились. За них бились. Ящики те помнишь, которые самолетом в Москву отправляли? Вот они и есть. Только там далеко не все было, основная библиотека их «Наследия предков» располагалась в замке Оберайхльберг вблизи Ульма. Там мы тоже успели самую малость взять. Часть в Берлине нашли. Штаб-квартира «Аненербе» располагалась в одном из особняков берлинского района Далем по адресу Пюклерштрассе, 16. Тоже зубами они там держались. Пришлось половину нашей группы положить, чтобы не дать им успеть документы сжечь. Но по моим прикидкам, все же более половины своих документов и секретов, они от нас увели. Что-то уничтожили, что-то спрятали. Но не это важно, я как раз к самому главному подошел. Вижу, вижу, что у тебя сейчас в голове иная проблема на первом месте, но тут все связано…
Николай Иванович, не находивший себе места от волнения, почему-то накатывавшего без видимой причины, взглянул на потемневшее до фиолетовых оттенков небо на горизонте и резко закивал.
— Я помню, тебя в конце мая перевели из Германии на Западную Украину, там настоящая война с бандеровцами шла, поэтому, что там у нас происходило, не знаешь…
— Ну почему не знаю, скажешь тоже, Петрович… — перебил его Кожевников.
— А ты не спорь! Говорю, не знаешь, значит не знаешь. Я не о передовицах в «Правде», и не то, что в учебниках сейчас пишут, а то, что, в самом деле, было. Про то сейчас считанные люди знают, а о том, почему это было, наверное, и вовсе, я один ведаю.
Так вот, ты, стало быть, Советскую власть восстанавливал на Волыни, а в конце июля 1945 года, почти через три месяца после капитуляции фашистов, у нас в Восточной Пруссии без всяких шуток, война по новой началась. И началось все в Кенигсберге. Я число уже не помню, в ту пору как раз мы в городе были. В ту пору СМЕРШ тотально проверял всех немцев, а нам нужно было найти нескольких их спецов, работавших над особыми проектами. Утром, уже рассвело, я со своими ребятами проснулся от стрельбы. Признаться, уже стали мы привыкать к мирной жизни. Были задания, конечно, со стрельбой, куда же без этого. Выкуривали остатки, да ловили особо прытких нацистов, кто в концлагерь попасть не хотел. Особенно на границе оккупационных зон часто приходилось оружие в ход пускать. Фрицы, из отпетых уродов, все старались из Советской зоны выбраться. Но тут другое было. Грохот, взрывы, настоящая армейская операция. У меня сразу рефлексы сработали! Кубарем с кровати, одной рукой ППС схватил, затвор дергаю, другой штаны натягиваю. Бой, где-то в паре кварталов от нас. Мы в комендатуре Кенигсбергского особого военного округа, на Hinterroßgarten, 43 квартировали. Со мной взвод разведки к спецотделу прикрепленной, все с давних пор со мной, некоторые несколько лет, просто Боги войны. Кругом настоящий сумасшедший дом, никто ничего не понимает, крики, беготня в подштанниках, ну ты можешь себе представить, что такое бардак в тыловом штабе.
Первая мысль у меня, союзнички наконец свой истинный лик показали, начали наступление. Мы, конечно, от Эльбы далеко, но десантироваться могли запросто. Бардак жуткий, военного коменданта найти не могут, кто-то пьяный, не проспался еще, орет, командует. Мои резведчики-особисты молодцы, собрались внизу быстро, и повел я их на звуки боя. Солнце светит, припекает, на улицах еще груды от развалин не убраны, но никого… местные редко кто из окна глянет, боятся. Но, суки, по глазам видно, довольны, ждут, что бы Иванам по мордасам надавали. Окна по большей части без стекол. Досками заколочены. Того и гляди сверху даст фашист очередь в спину. Мы перебежками, от подъезда к подъезду, с перекатами, будто и не было этих месяцев мира, вмиг все вспомнили. А тем временем стрельба и прекратилась. Тишина, аж в ушах звон, только крики слышны вдалеке. Потом, стали трупы попадаться. Вояки гарнизонные, то тут, то там, руки раскинули. Кто с оружием, кто и одеться толком не успел. Какие тыловики воители, не мне тебе рассказывать. Они больше по трофейной части, пограбить, да немкам под юбку залезть да вставить промеж ног. И то — последнее время бояться стали под военно-полевой суд попасть. Вот эти и валялись. Азиаты, в основном. Но какие ни какие, а наши, советские. Большинство частей на Дальний Восток отправили, но в округе три армии оставались. В городе и строевые, боевые части были. Но напали как раз на районную комендатуру, там толковых бойцов не было, плюс неожиданность, да извечное наше распиздяйство.
Здание районной комендатуры, полыхало во всю, пламя из окон шурует, внутри что-то взрывается. Нам досталось и делов, что трупы считать и в кучу стаскивать. Тридцать шесть покойников, все с огнестрельными и взрывными ранами, пара человек с рукопашной не иначе. Мы в этом толк знали. У входа в здание, на фонаре местный в петле болтается. Немец-коммунист, из активистов. На груди табличка «Изменник». Было время ведь написать. Из нападавших никого. Ни одного тела. Гильзы россыпью немецкие, кое-где следы крови, но ни одного тела. Из всего следует, не меньше взвода работало. Кто? Что? Без понятия и это, особенно из себя выводило! Тем временем, гарнизон в ружье подняли. На трофейных немецких Sd.Kfz.251, стали прибывать уже обстрелянные бойцы, из фронтовиков.
У столба с повешенным тормознул БА-64. Вылез из броневика член Военного совета Особого военного округа, генерал-майора Куликов и давай сразу орать. А у самого подбородок ходуном ходит. Просрал ситуацию, допустил вылазку, прошляпил. Уже видно предчувствовал, какие вопросы ему зададут. Ну и давай деятельность показывать. «Под трибунал пойдешь! Расстреляю суку!» А самое главное, непонятно, кому орет-то. Участковый комендант, капитан, вон лежит, мозги по брусчатке раскинул. Я ему и говорю, давайте отойдем в сторонку, товарищ генерал-майор. Ну за углом, тряхнул я его за шкирдак, чтобы в себя пришел, вроде помогло. Истерики закончились, работа пошла. Оцепление, прочесывать улицы, по домам немцев трясти. СМЕРШу работы хватило, землю особисты рыли качественно, но результата никакого. Мы всю голову сломали, ну не может так быть! Не может дюжина или больше вооруженных бойцов сгинуть без следа.
Сразу версия появилась. Известно нам было, что еще задолго до начала боевых действий на территории Восточной Пруссии в неприметной кенигсбергской школе имени Йорка, располагавшейся на одноименной улице в кенигсбергском районе Закхайм, дислоцировалась военно-разведывательная, диверсионная школа. Руководство осуществлял некий Гюнтер Бааль — профессиональный военный разведчик, работающий в СД. Набор в школу производился через систему партийных ячеек НСДАП и находился под строгим контролем крайслейтера Вагнера. В течение трех месяцев молодые фрицы, фанатично преданные своему Бесноватому фюреру, изучали с опытными преподавателями тактику тайной борьбы — агентурную работу, диверсионную и разведывательную деятельность.
По прямому указанию Коха, к весне, спецподразделение СД сформировало из выпускников школы около сорока подпольных групп «Вервольфа» и так называемых «Эдельвейс-пиратов». Засранцы шестнадцати-семнадцати лет из Гитлерюгенда, присягнув на верность Гитлеру, готовы были пойти на сраное самопожертвование во имя этих чертовых идей национал-социализма. После кровопролитных апрельских боев и падения Кенигсберга в нем осталась агентурная сеть, руководимая тщательно законспирированными резидентурами СД. Для ведения боевых операций члены групп Вервольфа