Проект "ХРОНО" За гранью реальности

старому, привез в гостинец, рассказывай давай.
Николай Иванович кивнул. Отвернулся в сторону добротного деревянного дома, закусил слегка по старой привычке губу. Сейчас еще можно извиниться, встать, пожать старику руку, повернутся и уйти. Он поймет… Но, если начинать рассказывать, обратной дороги не будет. Разглашение сведений самой высокой секретности. Тут уже не просто речь о том, что погоны снимут. В таких случаях снимают голову. Дубровин явно понимал, о чем думает гость и не торопил, только пристально смотрел прямо в лицо. Только у старых чекистов такой взгляд. Будто кожу сдирает… Кожевников выдохнул, будто после опрокинутых фронтовых ста грамм и начал:
— Неделю назад, Павел Петрович, прислали с курьером пакет по высшей степени секретности. Странное дело, понимаешь. У меня, почти на границе с бульбашами что-то упало. Самолет не самолет, но потом это — что-то взорвалось и, судя по всему, без ядерного оружия не обошлось…
Дубровин весь обратился в слух, откинулся на спинку лавки, прикрыл глаза рукой и только слегка кивал в такт словам гостя. Оба были профессионалами, один не говорил пустого, второй понимал все, кажется раньше, чем фразы слетали с языка. Когда в рассказе своем генерал добрался до высадки разведгруппы с химиками, дед прервал его и облокотившись на стол локтями, подался вперед, к генералу со словами:
— А теперь, Николай, максимально подробно!
По ходу рассказа Кожевников достал из внутреннего кармана свернутый бумажный пакет и все держал в руках, а потом, упомянув о находке Мельгузова, протянул пенсионеру.
Павел Петрович осторожно вытряхнул на столешницу пакет вощеной бумаги с бинтом, на котором раскинул крылья нацистский орел со свастикой в лапах. Дубровин покрутил его пальцем, будто опасаясь сразу взять в руку, но затем поднес к глазам, внимательно осмотрел со всех сторон и положил на стол. Он глянул быстро в лицо гостю, когда тот не раскрывая, впрочем, деталей, упомянул что пришлось убрать двух офицеров-химиков. На морщинистом лице не отразилось ни каких эмоций. Павел Петрович задумчиво покачал головой, слушая о провале группы Ткачука посланной для сбора информации.
— И вот я у тебя, Павел Петрович, куда не кинь везде клин, а завтра, в лучшем случае послезавтра на Лубянку докладывать. А что я скажу? По уму, зачистить бы все там как полагается… Но вишь ты… общественное мнение, максимальная секретность. Бинт этот вот еще… с войны может валяется, а дата… Наверно, опечатка какая. — генерал развел руками с самым сокрушенным видом.
Старый чекист молчал, не поднимая взора на гостя. Николаю показалось, что старик побледнел и как-то вдруг ссутулился. Дед вновь повертел в руках упаковку с бинтом и положил ее в тот бумажный пакет, который извлек из кармана Кожевников.
— Секретность, допуски, говоришь… — негромко произнес Дубровин, — а знаешь ли ты, то, что от меня услышишь, все твои допуски на ноль помножит! То, что я скажу, знают только три человека в стране. Я, бровастый, и Андропов. Хочешь стать четвертым? Не побоишься?
Кожевников мотнул головой:
— А что мне остается? И так я в дураках, и так припечет не по-детски.
Старик, не торопясь обхватил ладонью кувшин, и налил еще квасу себе и гостю, пробормотав:
— Чтобы в горле не пересохло, долгий разговор будет…
— Ну слушай, товарищ генерал… — начал рассказ Павел Петрович, отпив пару добрых глотков из стакана.
— Сразу скажу, ты все эти надежды на то, что бинт с войны в лесу валяется и про опечатку, брось. Да ты и сам понимаешь, как бы упаковка эта выглядела после тридцати лет… Но только рассказ мой издали вести придется, без этого не поймешь ничего.
Разменяю я Коля в этом году без малого 77 лет, родился в Коломне под Москвой, в семье рабочего в тысяча девятьсот втором году. Отец на Паровозостроительном заводе работал. В ту пору как раз Первая революция была, бои в Москве, ну да ты знаешь. Отец с другими рабочими в стачке участия принимал, так и загремел на каторгу. Оттуда уже и не вернулся. Что да как, не знаю, говорят чахотка его в могилу свела. Я его и не помню совсем, мне от роду меньше трех лет было, когда забрали его. Хлебнул я лиха с детства, доли сиротской. Но уж когда в семнадцатом году большевики власть взяли, то по мне это было. Не понять вам, молодым той эпохи, как душа горела, чаяния какие были! Успел я и с белыми повоевать на юге, мальцом еще зеленым, а в двадцатом году, зимой уже в ВЧК стал работать.
Ты же знаешь, у нас себе задания не выбирают, вот и меня приставили к одному ученому. Я помню, бесился сильно первое время, ребята наши, контру всякую ловят, Революцию защищают, а меня приставили очкарика какого-то охранять. Александр Васильевич Барченко его звали. Все мое негодование, впрочем, прошло быстро. Дядька этот очень непростым оказался. Он активно работал в ту пору в особом спецотделе ОГПУ под руководством Глеба Бокия. С ним постоянно пара бывших матросов ходила как телохранители, и я с ними…
— Это что за спецотдел такой? Не слыхал. Да и про Бокия только краем уха. — спросил внимательно слушающий Кожевников.
— А ты не перебивай! Не люблю! Потом спросишь, что непонятно… Не припоминает он! Да потому что не твоего ума дело! Этот спецотдел еще до войны прикрыли, а Глеба Ивановича, при Ежове расстреляли. Как водится, «предательство и контрреволюционная деятельность», потом в 1956 году реабилитировали. А толковый был мужик, скажу я тебе. Но не о нем речь. Так вот и стал я в этом спецотделе работать. По началу, я не особенно понимал, что к чему. Что там, простой парнишка-сирота. Читать только умел и то по слогам. Вот и все образование. Охрана и есть охрана, большего от меня и не требовали. В те времена верность идеалам революции ценилась больше образования университетского. А постепенно стал я много нового узнавать. Барченко этот, рассказчик был от бога! Часто я с ним на разные встречи ездил, с очень важными он людьми встречался. Мое дело сторона, где-нибудь у стены стоял или сидел, рта не раскрывая, но слушал все внимательно.
Рассказывал он такие вещи, что как сказки звучали. Что 144 000 лет господствовала на Земле в незапамятные времена Великая всемирная федерация народов. Ну прямо как наша Советская республика! Благодаря накопленным в ней знаниям царил на планете нашей Золотой век. Но, овладев универсальными знаниями, научившись творить чудеса, люди стали считать себя выше создателя. Они создали идолов-великанов и заставили их служить себе, а потом разрешили идолам брать в жены дочерей своих. Ну и другие непотребства творили… И погиб этот «Советский Союз» от всепланетного катаклизма. Ну, про Всемирный потоп, думаю ты слышал. Единственным местом, которое не затронул он, стал небольшой участок горных вершин.
А девять тысяч лет назад те, кто уцелел, попытались возродить Федерацию. Так появилась в глубине Азии, на границе Афганистана, Тибета и Индии страна могущественных магов Шамбала, страна Махатм — страна «великих душ». Восемь снежных вершин, как лепестки лотоса, окружают ее. Великие вожди Махатм скрыли страну от посторонних глаз кольцом густых туманов, а новым землянам, населившим планету, передали: «Географ пусть успокоится — мы занимаем на Земле свое место. Можно обыскать все ущелья, но непрошеный гость путь не найдет». Много раз, но безуспешно, пытались люди отыскать таинственную страну, завладеть секретными знаниями. Барченко до революции еще много странствовал, был и в Индии, где узнал об этой стране.
Да и не просто Александр Васильевич языком болтал. Сила у него была особая… как-то раз, вызвали его на Лубянку. Он речь держал, перед первыми считай людьми. Я уж и не помню точно, всех кто там был. Запомнил только
Александра Рикса, Эдуарда Отто, Федора Лейсмер-Шварца. Выслушали они его и стали спорить. Не верили ему, мол врешь, сволочь старорежимная. А он им и показал… Сделал так что стол с бумагами в воздух взлетел и повис. Я как всегда молчком в сторонке сидел. Да как увидел этакое чудо, со стула чуть не упал… Что и говорить, не простой был очкарик. В ту пору ему около сорока лет было.
Потом в экспедицию я с ним ездил, на север, в Лапландию. Мое дело было по-прежнему охрана, и, знаешь, Коля, больше всего мне запомнились тамошние комары, просто летающие собаки кусачие. Формально направили нас от института профессора Бехтерева, для исследования загадочного заболевания «мерячения», наиболее часто проявляющегося в районе Ловозера. Ловозеро это, расположено в настоящей чертовой дыре! В самом центре Кольского полуострова и тянется с севера на юг. Вокруг — тундра, заболоченная тайга, местами — сопки. Зимой тут властвует глухая и ледяная полярная ночь. Летом не заходит солнце. Жизнь там теплится лишь в маленьких поселках и стойбищах, в которых живут лопари. Они бедно жили, промышляли рыбалкой и пасли оленей. Одно слово, дикари. Именно здесь, в этом вымороженном пустынном диком краю, распространено необычное заболевание, называемое мерячением, или мэнэриком, иди арктической истерией. Им болели не только туземцы, но и пришлые. Это специфическое состояние похоже на массовый психоз, обычно проявляющийся во времена справления шаманских обрядов, но иногда способно возникать и совершенно спонтанно. Пораженные мерячением люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые команды. В конце XIX и в начале XX века на Крайнем севере России и в Сибири состояние меряченья охватывало довольно большие группы населения. В связи с этим даже был введен термин «психическая зараза». Про мэнэриков этих ходили среди населения разные рассказы, например, что они могут себя прокалывать насквозь ножами, и это не оставляет следов, могут плавать, не умея плавать в обычном состоянии, петь на незнакомом языке, предсказывать будущее и так далее. Насмотрелся, скажу тебе, Коля, я такого что и в горячечном бреду не привидится. Очень нашим высокопоставленным товарищам из специального отдела это было интересно — сознанием людей управлять!
Два года мы провели на Мурмане. Но основной, главной задачей экспедиции, были поиски следов северной Гипербореи — родины древнейшей працивилизации и пракультуры. Одна из подцелей заключалась в поисках таинственного камня — ни больше, ни меньше, как с планеты Орион его еще философским камнем средневековых алхимиков называют или, камнем — Алатырь, из русских сказок…
Генерал недоверчиво покачал головой, закралась мысль, а не свихнулся ли старый, тут, в деревне сидючи. К тому же, к проблемам генерала услышанное никак вроде бы не относилось. Это не осталось незамеченным.
— Что, товарищ генерал, думаешь, из ума старый выжил? Погоди, и не такое услышишь. На чем я остановился-то… а про камень с Ориона! Этот камень якобы способен накапливать и передавать на любые расстояния психическую энергию, обеспечивать непосредственный контакт с космическим информационным полем, что давало его обладателю знание о прошлом, настоящем и будущем. Почему его там искали? На ту пору, мне не ведомо было. Кстати, немцы в войну тоже искали… в тех же местах. Сколько лет прошло, а помню я все, как будто вчера было.
Кругом горы… В одном из ущелий мы увидели загадочную вещь. Рядом со снегом, там и сям пятнами лежавшим на склонах ущелья, виднелась