заканчивается. И, жизнь, тоже… Не правда ли, друзья мои? – я обвел серые лица, оставшихся сидеть за столом, мертвенным взглядом.
…Ну, что ж вы приуныли?.. Счас пить-гулять будем! Не хотите?.. Напрасно! А, я вот, выпью…
Достав бутылку из сумки, я отсек клинком горлышко, и не спуская глаз с компании, вылил ее себе в горло полностью (этому фокусу я научился еще в Чечне, а сейчас, мне это было просто необходимо).
- Вот так, - сказал я, занюхав напиток рукавом. - А теперь пришла пора заняться раненными…
Срубив донышко у опустевшей бутылки, я подошел к лежащему на полу Магистру с сумкой, похлопал его по вискам и тем самым привел в минимальное чувство.
- Анестезия и дезинфекция, больной, – объявил я, - а, иначе, придется – хирургически, – и выразительно повертел у него перед наполненными болью и ужасом глазами острием клинка. Особо не церемонясь, я вставил импровизированную воронку в то, что когда-то называлось ртом Магистра, открыл сразу две бутылки и стал осторожно вливать в него их содержимое, внимательно следя, за глотательными движениями… Магистр очень любил жизнь, а по сему, добросовестно выпил лекарство и отключился.
Затем, я подошел ко второму «больному», уже легонько постанывающему на полу, и проделал ту же операцию, предварительно зажав ему нос двумя пальцами. Бывший сводник от боли быстро перешел к эйфории, а затем и благополучно оказался в состоянии «нирваны».
- Ну, вот! Первая помощь больным оказана. Теперь можно и повеселиться! – радостно объявил я. Открыв еще три бутылки, я торжественно раздал их троим оставшимся.
- Ну, пейте же, пейте, друзья мои! Право же, есть повод… Чудесное спасение из лап хищников – это вам не хуры-мухры. Ну, не заставлять же вас?! – слегка повысил я голос.
Внимательно проследив мужественный процесс борьбы с «Зеленым змием», в ходе которого дамы ничуть не отставали от «кавалера», я немного помолчал, наблюдая их осоловевшие лица и, вздохнув, обратился к парню:
- А для тебя, корешок, есть у меня еще работа… И сделать ее надо, как сам понимаешь, во избежание излишних эксцессов, добросовестно.
Приказав всем троим покрепче опереться на стол, взмахом клинка, я легко отсек массивную ножку стола у самой столешницы. Стол так и остался стоять, но уже на трех ногах.
- Усади его за стол, – указал я парню на Магистра.
Тот, безропотно выполнил мое приказание, приткнув к столу его бесчувственное тело. Открыв еще три бутылки, я приказал им отхлебнуть по половинке за здоровье начальника.
- Понимаешь, друг мой, - проникновенно начал я, - плохому магу, говорят, пальцы пассы делать мешают. Надо исправить эту ошибку природы…
Сложив рядком кисти рук Магистра на столе, я подал импровизированную дубинку парню. Дико взглянув на меня, он судорожно сглотнул и прошептал:
- Я не могу…
Немедленно приставив клинок к его горлу так, чтобы выступила капелька крови, я почти ласково пропел:
- Можешь, голуба, еще как можешь… Или забыл, как меня топил, вкупе с невинным парнем, а?! – повысил я голос и усилил нажим на клинок (из под него уже потекла тоненькая струйка). В глазах парня мелькнул дикий ужас, и он дрожащими руками взялся за дубинку.
- Вот, так-то лучше, голуба… - сказал я, слегка отстраняя клинок, - Только испей сначала водочки, чтобы руки не дрожали, чтоб единым ударом, а то переделывать придется.
Я услышал глухой стук: одна из девиц, предварительно закатив глаза, ушла в «откат», вторая же – Лора, побледнев еще сильнее (хотя, казалось, куда уж более!) неподвижно сидела, наоборот, тщательно зажмурившись.
- Ох, уж эти женщины! – проворчал я, - как разбивать головы гидроциклом незнакомым мужчинам, так это – пожалуйста, а тут… Ну, да мы то, с тобою – мужчины, – обратился я к парню, - и нам надо делать свое мужское дело. Ну, давай, не тяни…
Для придания бодрости, я еще раз слегка кольнул его в основании шеи, под затылок. Бледный, не менее чем Лора, парень, предварительно тщательно примерился, с тем, чтобы плоскость дубины накрыла все фаланги, и… размахнувшись, нанес удар… Хруста суставов слышно не было, так как часть удара дубины пришлась по столешнице, но результат был на лицо: фаланги и суставы были раздроблены, из под расплющенных ногтей обильно сочилась кровь. Подвергаемый экзекуции, Магистр дернулся и замычал, но я тут же, влил ему в глотку еще полбутылки водки и он затих.
Послышался еще один стук: на этот раз, «в осадок выпала» Лора. «Тем лучше», - подумал я.
Импровизированный палач все еще стоял у стола с опущенной дубинкой и тупо смотрел на дело рук своих… В голове мелькнул отрывок детской песенки: «Ну, а ему – все ни почем: что ж, палачом – так палачом.». Забрав у него дубинку, я дал ему допить оставшуюся после Магистра водку (освященное веками право палача!).
- Ну, что ж, мой юный друг – полдела сделано. Осталось совсем немного. А, ну-ка, отодвиньте-ка Магистра от стола, – скомандовал я.
Парень, с остекленевшими глазами, беспрекословно повиновался и ноги Магистра, протащенного вместе со стулом, вытянулись во всю длину.
- А теперь… во имя Высшей справедливости – еще два удара по голеням. Один из «братков», которых он на меня натравил, ноги поломал, – доверительно пояснил я, кивнув на Магистра, - так что, бери палочку и вперед! Можешь смело считать себя орудием Возмездия.
Снова сунув ему в руки дубинку, я пояснил:
- Да бей аккуратненько: нам нужны закрытые переломы – мы люди не кровожадные…
На этот раз, был слышен характерный неприятный треск. Магистр пару раз дернулся, но в это время я уже вводил ему новую дозу анестезии…
Ну вот, пожалуй, и все! – широко улыбнулся я. - Ты присаживайся: в ногах правды нет… - я указал ему кончиком клинка на свободный стул. - Некоторые, правда, считают, что нет ее и выше. Но у меня лично, за то, что ты пытался меня утопить – претензий нет. Дело-то – житейское… А вот парня, которого ты подверг зомбированию и лишил памяти, жалко… Ну да ладно: и нам с тобой пора бы все забыть – слишком много мы здесь «наворочали». А по сему, давай-ка, это дело «взбрызнем».
Я подошел к сумке, достал очередную бутылку водки, и, обойдя парня сзади, обрушил ее ему на голову - «а ля Штирлиц». На сей раз, в голову ударил не коньяк, но за неимением лучшего… Тот безмолвно свалился со стула. Ну вот, небольшая амнезия ему обеспечена: каждому воздастся по делам его.
Пришло время заняться девочками. Я подошел к ним и прислушался: обморок каждой перешел в естественный алкогольный сон. Придется потревожить его, хотя бы у одной из них. Похлопал по щекам Лору – безрезультатно. Пришлось вновь воспользоваться испытанным методом. Открыв еще одну бутылку, я зажал ей нос и стал осторожно заливать в рот водку. Она закашлялась, но, все-таки, стала глотать. Много я ей не дал, но взамен отвесил еще несколько крепких пощечин. Открыв глаза, она увидела перед собой сияющее лезвие клинка, и, судя по ужасу, вновь проступившему в ее глазах, сразу все вспомнила.
- А теперь, послушай меня внимательно, девочка, и постарайся запомнить все, что я тебе сейчас скажу… Ты слышишь меня?
Она слабо кивнула, не отводя взгляда от завораживающего сияния клинка.
- Я не воюю с женщинами. Но на войне, как на войне. И не дай Бог тебе встать еще раз на моем пути!.. Я всего лишь человек, а потому не буду милосерден. Помни, что Бог принес людям не Мир, но меч… Ты понимаешь меня?
Она вновь кивнула, не сводя взгляда с клинка.
- А подруге своей еще раз передай: мне нравится ее улыбка. Но, если я еще раз увижу эту улыбку, то она станет такой же широкой, как у Гуинплена, - я выразительно поводил клинком вдоль рта Лоры.
- Я передам, – едва слышно прошептала она.
- Теперь слушай внимательно. Сейчас ты снова уснешь, и будешь спать до самого утра. Проснешься ты первой, разбудишь подругу и передашь ей мои слова. Затем вызовешь скорую и милицию. Когда приедет милиция, скажете, что была пьянка, какая-то сора и скандал, повода их не помните – слишком были пьяны. Затем мужчины стали драться между собой. Кто первым начал, тоже не помните. Затем вы отключились. Ты хорошо все запомнила?
- Да.
- Что ж, тогда, помни… и прощай. Открой рот.
Она послушно открыла его, и я влил туда еще со стакан водки.
- Теперь спи. Спи, но помни.
Подойдя к ее подруге, я так же зажав ей нос, влил в нее остатки водки из бутылки, но будить не стал. Еще одну бутылку, я по-братски разделил ее между Магистром и «сутенером». Что касаемо «палача», то, на мой взгляд, последней дозы ему хватит надолго. Еще раз обошел «поле битвы» - все вокруг дышало мирным сном с изрядной примесью запаха алкоголя.
Для придания достоверности антуражу, я аккуратно опустил на пол, все еще стоящий на трех ножках стол, предварительно слегка расщепив край столешницы. То же самое проделал с ножкой, сыгравшей роль дубины. Таким образом, если не проводить специальную экспертизу, создавалось впечатление, что ножка была выломана - по «ходу» винта, прикреплявшего ее к столешнице.
Стаканы, стоявшие на тумбочках, ополоснул водкой и побросал к столу, предварительно убрав с них мои пальчики. Туда же бросил последнюю открытую и еще одну непочатую бутылки. Однако, сколько добра переведено! Не проще было бы сделать небольшое локальное аутодафе?.. Технически это возможно: выгорел бы только один номер. Но не хочется беспокоить мирно почующих отдыхающих. Так что, пусть живут…пока. А то, что я с ними сегодня сделал, эти подлецы заслужили полностью!.. Не знаю, послужит ли для них происшедшее достойным уроком, но, надеюсь, один вывод они сделают правильный: не хрен становиться на моем пути.
Процедуру ликвидации собственных пальчиков пришлось проделать и со всеми бутылками, «отпечатав» на них затем, пальчики мужчин.
Горлышко бутылки, разбитой мной о голову «палача», я также, тщательно обтерев, вложил в правую руку «сутенера».
Прошелся «хозяйским взглядом» по номеру – если был бы художником, обязательно написал бы с этой сцены картину под названием «Люди уже гуляют - а мы до сих пор стакан ищем». Но, не судьба, не дал Бог таланту… Но, главное сделано: завтра решающий день, и, хотя бы, одна помеха, которая могла бы возникнуть на пути к выполнению Миссии – надежно устранена.
Как последний штрих, протер ручку балконной двери, вложил клинок в трость и прикрепил ее к «тренчику» на джинсах. Закинув опустевшую сумку на плечо, вышел на балкон. Влезть обратно на крышу большой сложности не составило: стал на перила, вновь накрутил конец ремня на руку, на нем же подтянулся, подъем-переворот и вот я уже на месте.
Отцепил трость, вдел ремень в джинсы, слегка привел в себя в порядок, и, не спеша, спустился по пожарной лестнице.
В парке было уже гораздо тише: угомонились даже самые любвеобильные, но ночной бар продолжал функционировать, потому что эту «страсть» некоторым особям удовлетворить невозможно.
Преодолев забор, я решил, что ждать «попутки» в моем случае неуместно и широким солдатским шагом двинулся в сторону «бунгало».
Я никогда не был сторонником карательных акций, но, на этот раз, это было «производственной необходимостью». Но, на душе все равно было погано, и я надеялся, что вынужденный «вечерний променад» выветрит из меня ненужную хандру и вольет в мышцы тела достаточно усталости, чтобы я смог сразу заснуть, не предаваясь
