вежливо кивнул ефрейтор. Почему бы не поговорить за важную тему с хорошим человеком?
- Мне нужна верёвка, - сказал парень. Вот только его светящиеся азартом глаза настораживали ефрейтора.
Хотя у всех свои насекомые в голове и свои особенности. Кто такой Мойша Цак, чтобы критиковать людей за их мозговые настройки. Он не психиатр, чтобы по полочкам раскладывать все человеческие психопатии: один считает себя Наполеоном, другому вдруг верёвка потребовалась. Этот мир только могила исправит. Ну, потребовалась срочно-обморочно человеку верёвка, таки и что такого? Странно прозвучит, если к верёвке он мыло попросит.
- Верёвка - это дело серьёзное, - согласился Цак, напустив на себя важность. – Так просто её не достать. Стесняюсь спросить, сколько вам надо той верёвки?
- Желательно полтора килограмма, - ответил парень. – Точнее, килограмм и двести грамм. Самое то.
Ага. Ну, конечно, верёвки в килограммах измеряются. В чём же ещё? Точно парень сегодня не выпил свои порошки, вот его и несёт по кочкам. Но, где мы ему тут порошки от головы найдём? Легче верёвку найти, чтоб не нервировать молодого человека.
- Нууууу, - протянул Мойша. – Полтора килограмма верёвки просто так на земле не валяется. Так сразу и не найдёшь, – он выразительно поднял одну бровь.
- Я понимаю намёк за ваш гешефт, - не унимался парень, испорченный двадцать первым веком. - Размеры моей благодарности будут бесконечны…в разумных границах моих возможностей.
- Нуууу, - опять протянул Мойша. – Всё-таки полтора килограмма верёвки, это не кот начхал. Мы, конечно, не какая-то Греция, у нас всё есть, но надо искать, – весь вид ефрейтора говорил о размере его гешефта для ускорения поисков.
- Пистолет «Вальтер П38», - намекнул парень.
Ага, вот кто спионерил пистолетик – подумал ефрейтор, но вслух сказал: «А патроны к нему?»
- Два магазина полные, - заверил партнёр по коррупционной сделке.
- Таки давайте пистолетик и я пойду искать верёвку, - протянул руку Мойша.
- Так дела в культурном обществе не делаются, - охладил его парень. – Сначала стулья, потом деньги. Экономические законы рынка: сам товарищ Маркс об этом писал в своём великом труде «Дас Капитал».
Ефрейтор осуждающе покачал головой, но ничего не сказал, отправляясь искать верёвку настырному парню: с Марксом, Энгельсом и психами лучше не спорить. По пути он встретил бойцов Кошкина и Нефёдова и опять намекнул им, чтобы они не забывали присматривать над парнишкой, у которого детская психика трагически исказилась, а неустоявшееся мировоззрение вывернулось наизнанку. Мало ли что может отчебучить пацан с нарушенной системой смыслов и ценностей.
Мужикам как-то особо не стучало присматривать над психом, но их разбирало любопытство – как там ему жилось в психушке. Интересно же! Тема такая волнительная и пахнет загадочностью. Если общественная жизнь в СССР ещё как-то понятна Кошкину и Нефёдову, то о жизни в жёлтом доме никто им не рассказывал, даже лектор с дивизии, не говоря о политруках. Чёрт его знает, что там у них творится за забором? Черти, если допустить их существование, вообще-то тоже оказались не большими специалистами по психическим недугам, хотя считалось, что именно некоторые сорта бесов сводят народ с ума. Однако марксистская наука категорически отвергает существование чертей и бесов. Но, всё-таки интересно, что делается в жёлтом доме в свете сложной текущей жизни.
Чем лучше всего заинтересовать пацана? Конечно ручным пулемётом, что Кошкин с Нефёдовым и сделали. Димка, наверное, этот пулемёт знал уже лучше самих пулемётчиков, но пока Цак ищет верёвку, почему бы не пообщаться с хорошими мужиками – дядей Федей и дядей Юрой.
- Так ты, говоришь, откуда сам-то будешь? - начал издалека расспросы Кошкин. С чего же ещё начинать разговоры «за жизнь» с незнакомым человеком, как не с определения, кто и где жил. А вдруг земляки?
- С Воронежа я, - честно признался Димка.
Кошкин и Нефёдов незаметно переглянулись: вот она дурь пацана и проявляется. Так-то на вид он здоровый, но заговаривается и глаза блестят - здорово же его по жизни жмыхнуло. Мужики от Цака знали, что пацанёнок жил в задрипаном поселении Синие Липяги, на дурке чалился в Старом Осколе. Плохо его там лечили, если он считает себя городским жителем. Видно же, что в реалиях плохо разбирается.
- Ну, и как жилось в…городе, - продолжал расспрашивать Кошкин.
- Неплохо жилось, но скучно, - Димка старался говорить обтекаемо, потому как людям сороковых годов прошлого века реалии двадцать первого века будут решительно непонятными.
- Отчего ж скучал? – удивлялся Кошкин. – Ведь в городе всего интересного много. Можно по парку погулять, а то и в кино сходить. Фильму посмотреть.
Димка даже скривился. За каким хреном ходить в кинотеатры, когда интереснее посмотреть фильм по интернету, если найдёшь интересный фильм. Да и чего эти фильмы смотреть? Показывают за деньги откровенную низкопробную лажу. Да и телек Димка практически не смотрел по той же причине. Что там смотреть – истерические шоу, рекламу про крылышки, запредельную олигофрению, типа Дома-2, фильмы про ментов или иностранные фильмы про голубых? Плюс непрерывное смакование кровавых происшествий и нагнетание политических дрязг. Нет, зомбоящик лучше не смотреть и радио не слушать - упаси меня Фортуна от настырных СМИ. Но Кошкину и Нефёдову это не понять. Как не понять им, что прямо дома можно посмотреть интересное кино с голыми тётками. Здесь у них сейчас бородатые времена.
- Не понимаю я эти фильмы, - буркнул он. – Потому и не смотрю.
Кошкин понимающе кивнул. Нефёдов покачал головой.
- А папка с мамкой хоть у тебя есть? – интересовались мужики. – Или беспризорничал?
- Зачем беспризорничал? – прояснял свой семейный статус Димка. – И папка есть и мамка есть. Врачи они у меня. Вернее мамка врач, а папка наполовину врач.
- О, как! Так у тебя семья, значит, интеллигентная, - протянул Кошкин. – И как в такой семье жилось?
- Да дурдом, как ещё! - признался Димка.
Мужики опять со значением переглянулись. Не скрывает пацан, что в дурдоме жил. Получается и родители его тоже…того…рядом с ним проживали. Только в разных палатах. Ну и семейка. Хотя чему удивляться: голова – дело тёмное, особенно когда самогоном злоупотребляешь. Беда, однако. Даже мамка пацана, хоть и врачиха, а конкретно спилась. А может, никакая его мамка не врачиха, а гонит пацан пургу и примазывается к интеллигенции. Вон папку почему-то называет наполовину врачом. Это как?
- А как это наполовину врач твой папка, - уточнил Кошкин. Лучше бы он не спрашивал.
- Ну, как вам объяснить, - попытался популярно рассказать Димка о патологоанатомии. Скорее всего, его собеседники и слова такого не знают. Поэтому Димка старался подбирать простые понятия. – Вот мамка у меня тихая женщина, она людей лечит. А папка мужчина резкий, он людей не лечит. Он их режет.
Нефёдов чуть отодвинулся от Димки. Кошкин недоумённо переспросил:
- Как это он людей режет?
Димка, как мог, так и объяснил, даже показал – помахал перед бойцами правой рукой, в которой якобы зажат ножик:
- Чик-чик и все дела. Был целым человек, а он его на кусочки порезал. И меня к этому делу хотел приучить. Но меня что-то в такую медицину не тянет.
- И много он зарезал? - Кошкин чуть побледнел.
- Говорил, что почти с половину кладбища нарезал, - признался Димка. – Но, думаю, что это он так шутил и преувеличивал. Он у меня с юмором.
- А с расфасованными трупами он что делал? – шёпотом спросил Кошкин. – На пирожки пускал? – Федя помнил, как в голодный год у них в районе нашли людоедов, которые из мяса людей делали пирожки.
- Зачем пирожки, - вот же фантазия у Кошкина – подумал Димка. – Он потом порезанных людей замораживал.
- Замораживал? – прошептал Кошкин. – Просто брал и замораживал?
- Нет, мля, со спецэффектами, - отмахнулся Димка. - Вот такие братцы пироги с котятами, их едят, а они мяукают.
Димке этот непонятный разговор стал надоедать. Вот же бойцы добадались. Договорились до пирожков из людей.
Кошкину стало жутковато, а Нефёдов вообще смотрел на Димку с вытаращенными, как у рака, глазами. Да уж, юморной у Димки папка. Не повезло пацану, что появился на свет в такой семейке. Мамка вконец забитая женщина, спившаяся до синьки от такой жизни. А папка настоящий сумасшедший душегуб, которого и в тюрьму сажать нельзя, потому как в голове у него не все дома. Вот папку и лечат, скорее всего, в буйном отделении, а мамку поместили в тихое отделение, как тихушницу. Потом и сыночка туда же определили, когда он белочек начал ловить, но не поймал. Поняли, наверное, что сыночек, если его не закрыть, то может по папкиной дорожке пойти …с острым ножиком в лапках.
Кошкин уже и не рад, что затеял такой мутный разговор, но всё-таки поинтересовался:
- А ты-то как здесь оказался?
Вот что сказать этому бойцу? Димка сам не знает, как он тут оказался. На пальцах такое не объяснишь. Система его сюда закинула, но не скажешь же этим людям о Системе. Подумают, что псих. Поэтому Димка стал импровизировать:
- Немец разбомбил наш дом. Шарахнул бомбой - дом наш в дребезги и напополам. Кто самостоятельно смог выбраться из-под завалов, тот разбежался в разные стороны. Завал никто не разбирал, даже МЧСников я на развалинах не видел. Меня контузило, наверное, совсем не помню куда пошёл. Вот так здесь и оказался.
- А кто такие эмчеэсники? – поинтересовался Кошкин. – Буйные психи?
- Не, это…, - Димка почесал затылок. – Это, кто первую помощь оказывает… санитары, во!
Кошкин представил такую жуткую картину. Старооскольский жёлтый дом разбомбили немецкие самолёты. Психи, кто уцелел, разбежались в разные стороны. Санитаров в белых халатах и врачей побило нахрен. Поди уже и психов, что спаслись, много погибло, так как они сдуру могли и к немцам почапать, а немцы психов сразу расстреливают. Скорее всего, осиротел наш Димка. Зря мы затеяли с ним этот разговор, ещё возбудится и нас за немцев посчитает, а стреляет этот пацан метко. Вот, спрашивается, чего старшина с ним возится? Давно бы сдал его куда следует, где его бы лечили порошками. С другой стороны, пацан на немцев дюже злой за то, что они разбомбили его родной жёлтый дом и пришибли родителей с санитарами. Хоть родители у него и жуть сплошная, но тут поневоле окрысишься и пить начнёшь литрами.
От дальнейших расспросов любопытными бойцами Димку спас ефрейтор Цак, притащивший ему верёвку и сообщивший бойцам свежие новости. Командование от своих щедрот усилило взвод расчётом противотанкистов и расчётом станкового пулемёта, так как опасается, что на этом участке фронта немцы опять полезут в атаку. Гадам фашистским всё неймётся.
Димка убежал искать укромное место, чтобы начать химичить с верёвкой, а Цак завязал разговор с пулемётчиками. Что-то их вид ему не очень понравился: совсем не бравый вид у бойцов.
- Заботится о нас начальство, подкрепление дало, - начал издалека Цак. – А вы
