Дыры.

— Я звонила твоим родителям,— тем временем продолжала Покемонша.— Мама твоя сказала, что ты ушла из дома, живешь теперь самостоятельно. Я понимаю, молодежь сейчас рано взрослеет. Но не до такой же степени. И потом: я наблюдала за тобой во время уроков. Скажи мне, где твои учебники?

Учебники… Учебники мои дома, в прошлой жизни. Учебники остались в том мире, который успел для меня потускнеть, покрыться окалиной. Учебники — это символ, нечто такое, что можно взять с собой и чувствовать при этом связь с прошлым. Это как моя фотография дома у родителей Виталика Синицына. Мне судьба не доставила такой радости. Мой исход из дома был похож на бегство. Это и было бегством, строго говоря.

— Мама не просила меня вернуться домой?— вдруг спросила я.

— Нет, она только сказала…— Лидия Борисовна осеклась. В ее глазах впервые мелькнула тревога. Теперь до нее, кажется, что-то начало доходить.

— Вам не показалось это странным?

— Ты знаешь, я как-то об этом не думала… Меня интересовали другие вопросы.

Я встала. Да, теперь я уверена, что права. Каждый здесь думает только о себе. Все эти разговоры — фикция, пшик, попытка оправдаться перед самой собой.

— Так вот оно и происходит,— сказала я желчно.— Вы всегда запаздываете. Сначала вы «как-то не думаете», а потом бывает слишком поздно. Иногда секунды достаточно, чтобы процесс стал необратимым. Вы «не думаете», но при этом считаете себя вправе читать мне нотации.

— Послушай, Игнатова…

— Нет. Устала слушать.— Неожиданно я ей подмигнула.— Все относительно, вы помните? Катитесь вы со своей школой куда подальше.

Я ушла. Меня никто не удерживал. Я приняла решение. Больше я туда не пойду. Проживу как-нибудь. Подумаешь, великое дело, одиннадцатый класс. Я могу вполне поступить в техникум, девятилетней среднеобразовательной базы для этого достаточно. Уж там, я думаю, нравы посвободней, и никто не станет совать нос в мою хату.

Дома я немедленно полезла в ванную. Дело в том… Я уже несколько дней подозревала… Короче, у меня был зуд. И странный запах. Я все списывала на «молочницу» — обычные женские беды, как эрозия, как, скажем, болезненные менструации, как нежелательная беременность… Пока шел мой разговор с Лидией Головчук, я об этом позабыла — слишком стрессовой была обстановка,— но едва вышла из школы, как вновь вся исчесалась. А в ванной мне стоило только снять с себя трусики, как по их внешнему виду я поняла, что ко всем моим неудобствам добавилась основательная приправка в виде странных выделений. Потрясающе: все кошмарные вещи происходят со мной именно в ванной.

Короче говоря, медлить дальше было опасно. Как это произошло? Понятия не имею. Сергей всегда пользовался презервативом. Больше, кроме как с ним… Нет, нереально. Я уверила Трофимову, что пробовала колоться всего три раза, но я немного подшлифовала правду. Не три. Иногда, возвращаясь из «Долины Кукол», я осознавала, что несколько часов моей жизни просто вычеркнуты, они исчезли, стерты, словно их не было. Я не верю, что могла быть до такой степени невменяемой, чтобы изменить Сергею и не помнить об этом. Да и с кем? После того, как он вводил мне дозу, я была только с ним. Вывод прост: как это ни кажется парадоксальным, но я подцепила эту неведомую покуда дрянь именно от него.

Я собиралась навестить Трофимову, но после ванной мои планы резко изменились. Пришлось тащиться в венерологию. Шла пешком, игнорируя такси и «маршрутки», чтобы оттянуть время. Как раз на днях грянули морозы, и ветер по пути исколол мне все лицо, так что по прибытии в больницу я походила на зардевшуюся деву.

Возле регистратуры никого не обнаружилось, и это взлелеяло во мне надежду, что тут не будет так людно, как в гинекологии, куда я попала перед абортом. В регистратуре сидела баба с ослиным лицом, которую я уведомила, что пришла на обследование. Та потребовала медполис и стала заводить на меня карточку. Прекрасно! У меня уже имеется пометка, что я была беременна, теперь вот будет след и в венерологии. С такой веселой жизнью засвечусь как-нибудь и в наркологии тоже. Короче, Люська, ты везде поспела.

Я со всей вежливостью ответила, что медполиса у меня нет. Ну нет медполиса, дома он, а я не живу с родителями — дети нынче, знаете ли, рано взрослеют, а временами им приходится убегать из дома, и медполис как-то не вяжется с самым необходимым, что положено захватить с собой при отступлении. Баба с ослиным лицом отрезала, что в таком случае мне придется проходить платное обследование. В чем разница, я не знала. Ослица раздраженно ткнула рукой в плакат, висящий рядом, который я поначалу даже не заметила. На плакате значилось, что результаты обычного обследования в порядке очереди — недельки через две. Результаты срочного — на следующий день. Срочность стоила денежку. А еще там имелся пункт, оговаривающий анонимное обследование, и стоил он большей денежки. Я выгребла всю наличность и с удовольствием обнаружила, что имею полное право качать права. Обдав ослицу гневом, я заявила, что буду проверяться анонимно, не фиг меня тут стращать, и вообще — прочему сразу не сказали? Ослица невозмутимо отрезала:

— Читать надо уметь!

Еще одна моралистка. Везет мне на них сегодня. Выплатив мзду, я получила указания, в какой кабинет идти, а когда разыскала его в другом корпусе, то обомлела. Очередь, как будто на аудиенцию к Ванге. Бог мой, даже в гинекологии такого не было! Были девчонки моего возраста, были даже помоложе, были женщины, которым за сорок. Были парни, в основном молодняк, но мой беглый взгляд выхватил и парочку мужчин в годах. Это что, поголовная пандемия в нашем городе? Или я до сих пор наивная девочка, верящая в священность и чистоту уз?

Впрочем, разобравшись на месте, что к чему, я выяснила, что тут два кабинета, принимающих пациентов параллельно. Почти весь народ толпился у той двери, где обследование велось на общих основаниях. Соседний кабинет был платным, и сюда нас было только двое: я и девчонка моего возраста, от красоты которой у меня перехватило дух. Она была испепеляюще-прекрасной, какой-то неземной, и в ее манерах не было ни грамма той заносчивости, что буквально прет от этой шлюхи Шагиевой. Нам удалось перекинуться всего лишь парой слов, прежде чем она вошла в кабинет, и я даже не успела узнать ее имени. Но нам, девчатам, порой бывает достаточно и меньшего.

— Ты на что обследуешься?— шепнула она мне так, чтобы не слышала остальная очередь.

— Без понятия.— Я глупо фыркнула, потому что это и было правдой.— Дрянь какая-то течет.

— Гонорея, наверное. Болячки есть какие-нибудь?

— Вроде нет…

— Гонорея,— подтвердила девушка. — Ерунда. Как насморк.

— Легко тебе говорить!— насупилась я.

Она пожала плечами.

— В наше время грипп страшнее сифилиса. А уж триппер — последний в списке.

Я заинтересовалась.

— Ты что, продвинутая? Откуда такие познания?

— Работа такая.

Полминуты я тупила, прежде чем до меня стало доходить.

— Неужто проститутка?

Она кивнула.

Я не смогла удержаться и оглядела ее всю. Да, имею основания считать, что в нашем городке она лакомая штучка. Все-таки я еще дуреха. Мало мне опыта с Аленкой Шаповал. В моем мещанском представлении шлюха — это такая баба с подбитым глазом, типа уборщицы. Никогда бы не подумала, глядя на эту красавицу, что за ночь она пропускает через себя вереницу мужиков. Кстати, поспешила я уравнять наши возрастные данные: судя по общению, ей было лет двадцать. Или это просто «работа такая».

— А ты сама на что проверяешься?— шепотом спросила я.

— Подозревают СПИД.

Прежде чем мой шок прошел, и я смогла хоть как-то отреагировать, дверь в кабинет отворилась, и ее пригласили войти. Я осталась крайней. Пока тянулось ожидание, исподтишка оглядывала людей. Все смирно дожидались своей очереди, изо всех сил делая вид, что не глядят друг на друга. Многие были знакомы — то ли пришли за компанию, то ли встретились в коридоре. А может, как и я, познакомились всего минуту назад. Один бахвал намеренно громко изливал свое горе другому парню:

— Напился до потери пульса, бляха! Даже не помню, что было-то! Утром просыпаюсь, она рядом спит. Думаю, трахнул ее или нет? Даже вспомнить не могу, бляха! Похоже, трахнул, раз течка началась. Во! Ни хрена удовольствия, только одни последствия, бляха!

Тут он поймал мой взгляд. Я думала, он огрызнется, но тип вдруг мне подмигнул. Я отвернулась.

Дверь вновь отворилась и выпустила мою новую знакомую. Держалась она на удивление хладнокровно, учитывая то, какой диагноз ей грозил. На прощание она даже дружески мне улыбнулась и шепнула:

— Удачи.

Я вошла. Светлый кабинет, две женщины. Одна средних лет, другая молоденькая. Та, что постарше, поинтересовалась моими невзгодами, после чего велела мне скидывать исподнее и лезть в кресло. Знакомая процедура, уже проходили, правда, по другому поводу. Едва взглянув на то, как обстоят у меня дела между ног, женщина коротко кивнула.

— Все ясно. Сейчас возьмем мазок.

Проявился мой скрытый ужас перед всевозможными уколами (смешно, и это говорит наполовину наркоманка), и я подозрительно спросила:

— А кровь будете брать?

— Сейчас нет смысла. Через кровь болезнь проявляется не раньше, чем месяца через три. Да и мазков достаточно. Скорей всего, у вас гонорея, девушка. Вам еще повезло. В основном у женщин гонорея в скрытой форме. Они могут месяцами ее носить, заражать других и сами ничего не подозревать. Ну, вот и все, одевайтесь.

Я удрученно слезла с кресла. Вся эта тирада, сопутствующая взятию мазка, была произнесена подчеркнуто вежливо. Мне было бы понятнее, если бы со мной обходились как с потаскухой, а тут такое ощущение, словно я заглянула в салон красоты по поводу перхоти. Вновь вспомнился Сергей Каюмов и его слова: женщины сами позволяют другим издеваться над собой. Черт тебя подери, Каюмов, с твоими проповедями и венерическими болезнями!

Пока я одевалась, молодуха куда-то исчезла. Врачиха строчила в журнале, не обращая на меня внимания. Я спросила:

— Мне прийти завтра?

— Можете завтра. А можете…— Она оторвалась от журнала и что-то коротко прикинула.— Можете заскочить часа через два, если есть возможность. Результаты будут уже готовы.