Современная математика. Исток. Проблемы. Перспективы

без-численные школы, вводил для мусульман - для всех, без исключения! - обязательное начальное образование.
При нём благодарный народ его не шёл, а будто бы летел к своему развитию, и гений народный запечатлевался буквально во всём: в искусствах, архитектуре, ремёслах, в роскошной поэзии и математике.
Ведомые мудрым богобоязненным правителем, пылкие и талантливые аравитяне, составлявшие остриё ислама, его наиболее выдержанный в духовном отношении элемент, - аравитяне неслись к мiровому знанию так же быстро, уверенно и легко, как носятся по аравийской пустыне их тонконогие красавцы-скакуны. Всё им было интересно на свете, всё занимало и увлекало их; они всюду хотели поспеть, всё постичь и осмыслить…

4

А поучиться арабам было чему; и у кого - тоже было. Великая и могучая Россия была над ними, была во всех смыслах выше, древнее, образованнее и могущественнее их. Великая Россия - без-ценный, бездонный, неиссякаемый и дармовой источник Знания и Мудрости земной, что является отсветом Мудрости Небесной.
И первым, с кем через нас, СЛАВЯН-РУСИЧЕЙ, познакомились и подружились пылкие и любознательные арабы, стал Аристотель, естествознание и философию которого в халифате особенно ценили и почитали, всесторонним изучением которого прежде и больше всего там, собственно, и занялись. Всеобъемлющий, глубокий и точный философ, умевший делать из нагромождения фактов правильные и далеко идущие выводы, облекать в видимость и безупречный порядок то, что интуитивно кипело у араба внутри, что огненной каруселью носилось в зачумлённой голове его, маячило в ней пламенными без-связными мыслями-миражами, - Аристотель поразил воображение аравитян сверх всякой меры. Мало того, он околдовал и очаровал арабов-мусульман настолько, что они в течение пяти веков, отпущенных им Историей, вставали за него грудью в научных диспутах и спорах. И даже втайне молились на него как на того же мессию - так свидетельствуют теперь историки.
А ведь в России были естествоиспытатели и мыслители и до Аристотеля, были и после него. Так что арабам, повторим, было из кого выбирать и чему учиться…

5

Знания, даром доставшиеся Багдаду, были так глубоки, широки и обильны, так разноплановы и разнообразны, что бедные арабы-ученики едва-едва успевали переводить их на родной язык и систематизировать.
Отсюда - и многочисленные энциклопедисты, процветавшие в халифате, многочисленные комментаторы…

Но не только чужое культивировалось и размножалось у мусульман, - делались и собственные творческие шаги - смелые, талантливые, широкие. Довольно быстро пройдя период первоначального накопления и усвоения чужеродных знаний, халифат дал мiру в итоге двух величайших поэтов: Фирдоуси и Хайяма, - украсивших собой империю, оправдавших существование её. Поэзия обоих столь прекрасна, столь красочна, пышна и жива, какой бывает по временам и сама Центральная Азия, омытая струями редкого, почти что горячего дождя.
Фирдоуси оставил соотечественникам и всем неравнодушным к поэзии жителям Мидгард-земли свою несравненную «Шахнаме» - огромную эпическую поэму, вобравшую в себя персидский национальный эпос; поэму, которая своими формами поэтическими, отточенными до совершенства, своими идеями добра, справедливости и гуманизма оказала и оказывает по сей день первейшее влияние на литературы Востока. Творческий гений Фирдоуси, по единодушному мнению специалистов-филологов, не уступает ничуть гению Гомера, является как бы продолжением его, перенесённым на персидскую почву. 
Омар Хайям, родившийся уже после смерти Фирдоуси, никаких масштабных поэм не создал. Наоборот, все свои мысли и жизненные наблюдения он облекал в крохотные четверостишия - рубаи. Которые, однако ж, на поверку оказались столь хороши, столь тонки, умны и проницательны, что слава, ждавшая их, превзошла все мыслимые пределы и размеры. И нет у автора никакой возможности, дорогие мои читатели, удержаться - и не процитировать для примера некоторые из них, самые для меня любимые и дорогие. Уж извините! Это тем более хочется сделать, что современная молодёжь, помешанная на компьютерных играх, про Хайяма вообще ничего не слышала и не знает. Жалко!
Вот поэтические заметки Хайяма о жизни:

«Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало».
---------
«Ветер жизни иногда свиреп.
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда чёрный хлеб,
Страшно, когда чёрная душа…»
---------


«Беспощадна судьба, наши планы круша.
Час настанет - и тело покинет душа.
Не спеши, посиди на траве, под которой
Скоро будешь лежать, никуда не спеша».
---------
«Дни и ночи сменялись до нас чередой,
Небо грозно вершило свой суд роковой.
Пыль земную топчи осторожней, прохожий, -
Эта пыль была плотью, прекрасной, живой».
---------
«Я во сне увидал мудреца-старика,
Он сказал: "Что ты спишь? Жизнь и так коротка!
Пробудись, ибо сон есть подобие смерти,
Отлежать и в могиле успеешь бока"…»
Вот о Боге:
«С детства я устремлялся душой к небесам,
Верил сказкам про ад и другим чудесам.
Но потом вразумил меня мудрый наставник:
"Ад и рай в твоём сердце - запомни, Хайям"...»
---------
«Всем нам хочется в рай и не хочется в ад –
И мечети, и церкви на этом стоят.
Но мудрец, прочитавший Великую Книгу,
Адских мук не страшится и раю не рад».
Вот о любви:
«Коль на ярком лугу в блеске вешнего
Чашу пери мне даст, красотою пьяня,
Как хотите, о люди, меня назовите,
Если вспомню о рае – пёс лучше меня».
---------
«Всяких сплетен по городу ходит - не счесть!
Говорят, моей милой затронута честь.
Не взрастит добрый корень худого побега -
Я уверен, что ложной окажется весть».

А вот мысли Хайяма о человеке и предназначении его:

«Если прихоть и похоть владеют тобой,
Ты идёшь нечестивой и ложной тропой.
Нужно помнить, что в мир ты пришёл человеком,
Дорожить до конца своей гордой судьбой».
---------
«Кто понял жизнь – тот больше не спешит,
Смакует каждый миг и наблюдает,
Как спит ребёнок, молится старик,
Как дождь идёт, и как снежинки тают.
В обыкновенном видит красоту,
В запутанном - простейшее решенье,
Он знает, как осуществить мечту,
Он любит жизнь и верит в воскресенье.
Он понял то, что счастье не в деньгах,
И их количество от горя не спасёт,
Но кто живёт с синицею в руках,
Свою жар-птицу точно не найдёт.
Кто понял жизнь - тот понял суть вещей,
Что совершенней жизни только смерть,
Что знать, не удивляясь, пострашней,
Чем что-нибудь не знать - и умереть».

Хайямовские четверостишия стали настоящими жемчужинами, или перлами, не только восточной, но и мiровой поэзии в лучших её образцах. Оттого-то, не взирая даже на присутствующий в большинстве из них обильный налёт пессимизма и гедонизма, навеянные винными парами, они заслуженно прославились на весь белый свет и до сей поры поражают сердца и умы читателей. И будут поражать их всегда, - это можно сказать с уверенностью, - потому что темы, затрагиваемые в них, - вечны…

6

В области чистого разума и его возможностей халифат дал мiру трёх выдающихся философов: Кинди, Авиценну (Ибн-Сина) и Аверроэса (Ибн-Рошда), - причём двое последних из списка были ещё и крупными естествоиспытателями арабо-мусульманской эпохи.
Авиценна, например, в области медицины был долгое время даже более знаменит, чем в области философии. С XI и по XVII столетия включительно (по скалигеровской хронологии, а иной, увы, нет) врачебный трактат Авиценны, верного продолжателя дела Галена, служил в России и Европе надёжным руководящим пособием медиков; а собственные врачебное искусство и практика снискали ему дружбу эмиров и даже руководителей страны.
А ещё Авиценна был автором популярной энциклопедии, содержавшей обильные сведения по алхимии, астрологии, психологии (чем всегда был так богат Восток, чем он собственно всегда отличался и отличается от Запада), перемежавшиеся со сведениями по астрономии и биологии, которая, благодаря её переводу на латынь, также оказала известное влияние на Европу.
Не отставал от Авиценны в этом плане и Аверроэс, помимо глубоких философских знаний (его и порекомендовали на службу халифу Абу Якубу Юсуфу как человека, способного дать анализ сочинений Аристотеля) обладавшего ещё и знаниями теологии и юриспруденции, математики и медицины, практиковавшего в должности придворного врача в течение тринадцати лет.
Аверроэс боготворил Аристотеля едва ли меньше, чем пророка Мухаммеда, едва ли слабее благоговел перед ним. И потому поставил перед собой задачу, возвышенную и благородную, дать более правильное и точное толкование учения богоподобного учителя, чем сделали это предшествующие ему философы-арабы, слабенькие разумом и душой. Толкование Аристотеля Аверроэсом попало потом и в Европу. Так что и здесь от души попользовались ушлые европейцы мёдом, собранным с магометанских диковинных цветов…

7

Что же касается самой математики, - то начальные познания в этой области арабы черпали всё из того же русского великодержавного источника: а иного тогда просто не было в наличие, всё иное и прочие - наглый вымысел и псевдоисторический бред!
Итак, создав свой халифат в первой половине 7-го века, арабы принялись усердно изучать классическую древнюю математику. Благо, что полная доступность точной науки для всех желающих составляла с момента распада пифагорейского союза первейшее и характернейшее её свойство. Знания валялись под ногами, по сути, на всём пространстве Великой Древней Руси: поднимай, кто хочешь, кто тягу к тому имел, - и, не ленясь, изучай. Это и дало возможность мусульманским учёным иметь в своём распоряжении сочинения едва ли не всех главных деятелей той золотой начальной поры - чудесная и прекраснейшая возможность для удовлетворения любопытства и самообразования, не правда ли!
Усердие аравитян, и без того любознательных по природе, подогревалось ещё и тем, что многие восточные правители и даже целые династии проводили политику государственного покровительства наукам. В аппарат государственного управления приглашались щедро оплачиваемые учёные. Для них строились обсерватории, собирались библиотеки из древних сочинений, которые разыскивались повсюду, в самых потаённых уголках Азии и Востока, ближнего, среднего и дальнего, каталогизировались и тут же переводились на арабский язык, принимавший, благодаря стремительно разгоравшемуся исламу, статус языка мiрового, общенационального и культурного, встававшего вровень с великодержавным РУССКИМ ЯЗЫКОМ.
Но… одна тут была беда; или проблема - если сказать точнее и правильнее. Переведённая, систематизированная и досконально изученная, геометрия пифагорейцев не пришлась арабам ко двору, увы, не запалила души их, их благородные пламенные сердца. Геометрические интересы не стали определяющими в халифате в общем потоке математических достижений. Жалко!
Однако «…дошедшие до нас математические сочинения среднеазиатских и ближневосточных математиков неоспоримо свидетельствуют о высоком уровне геометрических знаний. Математическая литература того времени богата переводами сочинений Евклида, Архимеда, Аполлония и других авторов <…> и