никогда! Мне очень хочется их все переписать и иметь при себе, мне это очень важно и нужно!… Я уже восемьдесят задач переписал: сто сорок осталось. За сегодняшний день и за вечер я их все обязательно перепишу! слово даю! клянусь чем хочешь!… Договорились, Сань?!
Стеблов говорил всё это так жарко и так убедительно, так просительно и подобострастно на Збруева тогда смотрел, что тому ничего не оставалось другого, как согласиться. Тем более, что книжка эта ему и вправду не очень-то была нужна.
- Спасибо, Сань! - изо всей силы, в знак благодарности, сжал его руку Вадик, что Збруев поморщился даже. - Ты друг настоящий! верный! Завтра утром я верну тебе её в целости и сохранности, обязательно верну! - ты не волнуйся только! Хорошо?!…
На том они и расстались.
Но как ни старался Вадик, как ни подстёгивал и ни рвал себя целый день, - переписать условия оставшихся ста сорока задач ему не удалось и на этот раз. И к следующему утру у него осталось не переписанными из книги ещё тридцать пять задачек.
- Сань! - опять просительно обратился он к Збруеву, когда тот на первой перемене вторично заглянул к ним в класс. - Я ещё не всё успел: тридцать пять задач мне осталось… Я уж и так вчера весь день переписывал - не отдохнул ни разу. Голова гудит, рука, вон, правая совсем не слушается. Дай, пожалуйста, свою книжку ещё на день, будь другом! Уж очень хочется мне задачи эти у себя иметь, страшно хочется! Я их чем больше читаю и переписываю, тем они больше нравятся мне! Честное слово!… Сегодня, точно, я всё перепишу и завтра утром отдам тебе книжку.
- А зачем их переписывать-то, не пойму? - выслушав Вадика, неожиданно спросил тогда Збруев, у которого, видимо, ещё дома созрел некий план в голове. - Если задачи понравились тебе, как ты говоришь, - так и давай их вместе решать, оставаться после уроков - и решать. В процессе решения ты их все и запомнишь, и перепишешь.
- Где решать? - не понял Вадик, оторопело взглянув на Сашку.
- Да здесь, в школе. Будем оставаться с тобой после занятий, запираться в каком-нибудь классе - и спокойно себе решать. И тебе польза будет, и мне. И на факультативы дурацкие тогда ходить не надо, от которых никакого толку нет, а лишь напрасная трата времени… Ну что? - согласен?
Сашка в упор внимательно смотрел на Вадика, улыбался, ответа ждал.
-…Согласен, - пожал плечами совсем уж растерявшийся Стеблов, толком и не понимавший ещё, что предлагают ему и что может получиться, в итоге, из такой неожиданной и чудной во всех смыслах затеи…
19
На второй перемене Стеблов со Збруевым встретились вновь - уже просто так, как друзья закадычные, - и перво-наперво договорились, опять же с подачи Сашки, что Вадик попросит у Нины Гавриловны ключ от её математического кабинета, в котором, по Сашкиному замыслу, они и должны будут проводить свои индивидуальные занятия.
- Я бы мог подключить к этому делу мать, - разъяснял тогда Сашка свою позицию, - чтобы она с ней переговорила. Но ты же понимаешь, что ей это будет не совсем удобно: в наши с тобой личные дела вмешиваться.
- Конечно, Сань! - добродушно соглашался с доводами счастливый Вадик, польщённый сделанным ему предложением, как, в целом, и самим вниманием збруевским, которого он никак не ожидал. - Зачем твою маму сюда втягивать и подключать! Я сам попрошу; думаю, что Нина Гавриловна не откажет.
Но Лагутиной, столько сил в своё время отдавшей на обустройство и оснащение кабинета, трясшейся потом над каждым его предметом, каждым учебным пособием и плакатом, которых за несколько лет работы достаточно уже набралось, Лагутиной неожиданная просьба Стеблова категорически пришлась не по душе, покоробила даже.
- Зачем тебе ключ? - холодно и даже резко отреагировала она на его странное обращение.
Тон учительницы смутил Вадика, нарушил, а потом и испортил совсем его приподнятое настроение.
- Да мы с Сашей Збруевым из восьмого “Б” решили после уроков оставаться в школе и вместе решать задачи. Ну-у-у, чтобы математику получше изучить, - краснея густо, ответил он, оробев, предчувствуя недоброе.
- А вы что, уже подружились с ним что ли?! - удивилась Лагутина.
-…Да, - после некоторого замешательства неуверенно ответил Вадик.
- Быстро! Чем ты его подкупил-то, интересно знать?!
Учительница недоверчиво покачала головой, задумалась и напряглась, под ноги себе посмотрела, сурово сжатые губы при этом то и дело покусывая. Ей совсем не понравилась - по лицу видно было - эта ребяческая затея с внеурочными занятиями, и ключ отдавать категорически не хотелось. Тем более - Стеблову… Скорее всего, она бы и не отдала - если б не Збруев Сашка, который путал ей в тот момент все карты, по рукам и ногам будто её вязал. Отказать ему - значило самой Тамаре Самсоновне отказать. А с Тамарой Самсоновной связываться, пусть и опосредованно, через сына, Лагутиной совсем не хотелось, врага такого нешуточного и непростого в школе себе наживать…
-…А когда вы с ним оставаться-то собираетесь? - спросила она, наконец, недобро взглянув на Вадика, создавшего ей проблему.
- Да сегодня уже хотели бы остаться… ну-у-у, если можно, конечно.
И опять пауза в разговоре, опять раздумья - тяжёлые, мучительные.
-…Ладно, - продумав с минуту, промучившись, сомнениями себя болезненными потерзав, решилась под конец Лагутина и полезла в карман жакета. - Дам я вам ключ… Но только смотри, Стеблов, чтобы без глупостей у меня и без хулиганства; и чтобы кроме вас двоих никого больше в моём кабинете не было… Если узнаю, что будете после уроков там дурака валять - отберу ключ немедленно…
20
Таким вот странным, почти чудесным образом Вадик получил в свои руки ключ от школьного математического кабинета. И уже в тот же день, когда отзвенел последний предупредительный звонок первой учебной смены и стихли голоса разошедшихся по домам учеников, они заперлись в нём вдвоём со Збруевым, чтобы вместе в тиши его постигать премудрость классических математических наук. Усевшись за первую парту, за которой всегда Вадик сидел, они с жаром и независимо друг от друга принялись за решение первой по списку задачи из мудрёной Сашкиной книги, склонив в напряжении головы над столом и тихо сопя при этом.
Но уже минут через десять, когда Стеблов только-только осмыслил условие, когда понял, наконец, чего от него хотят и напрягся было в раздумье, Сашка вдруг с шумом выпрямился, отодвинул от себя тетрадь, после чего встал и из-за парты вышел.
- Ты чего, Сань? - удивился Вадик.
- Всё! Решил! - ухмыльнулся Збруев в ответ.
- Как решил?! Так быстро?!
Вадик опешил, поражённый.
- Да ты решай, не волнуйся, - ответил ему Сашка с улыбкой, взглянув на ошалелое лицо товарища. - Я просто эту задачу уже решал дома полгода назад и сейчас вспомнил решение. А ты сиди и соображай давай - на меня не смотри, не обращай внимание.
- А-а-а! Вон оно что, - с облегчением выдохнул Вадик, успокаиваясь. - А я-то думал…
Он тоже отодвинул от себя тетрадку, выпрямился на парте.
-…Ну, если ты решал уже эту задачу, и тебе она не интересна, - давай тогда решать другую, - предложил Сашке.
Но Сашка отмахнулся от этого.
- Не смотри на меня, повторяю, - решай, - сказал твёрдо. - Я уж тут полкнижки почти что перерешал: так что отдохну пока… А ты давай догоняй меня веселее: чтобы потом вровень идти.
- Ну смотри, как хочешь, - Вадик пожал плечами, подвинул к себе тетрадь, после чего склонился в раздумье над нерешённой пока задачей, а Сашка в этот момент стал прохаживаться взад-вперёд по заставленному партами кабинету…
Через какое-то время за спиной задумавшегося Стеблова вдруг послышался характерный деревянный скрежет, перешедший в протяжный стон. Испуганно вздрогнув и обернувшись, все мысли враз растеряв, он увидел позади себя распахнутую настежь дверь одного из четырёх трехъярусных шкафов, которыми была сплошь заставлена задняя стена кабинета и в которых Лагутина хранила всевозможные приспособления к урокам: циркули, транспортиры, пластмассовые линейки и треугольники, кубы бумажные и пирамиды и ещё многое-многое другое, чьего назначения Стеблов пока что даже и не знал. И там, в центральном шкафу, забравшийся с ногами на заднюю парту Збруев уже шуровал вовсю, с любопытством разглядывая его содержимое.
- Не надо, Сань, закрой шкаф. А то Нина Гавриловна заругается, - заволновался Вадик, вставая и направляясь к Сашке, останавливаясь возле него.
- Да я просто хочу посмотреть, что тут у неё, чумички нашей, припрятано, - раздался из глубины шкафа глухой збруевский голос. - Не бойся.
Покопавшись внутри с минуту, пособиями там погромыхав, Сашка нашёл на внутренних полках два небольших бумажных шара, ярко раскрашенных прежними учениками, повертел их в руке, ухмыльнулся чему-то.
- Хочешь, фокус тебе покажу? - спрыгнув с парты на пол, обратился он, довольный, к Стеблову, шарами поигрывая перед ним.
Вадик утвердительно кивнул головой, и Сашка, для удобства пиджак расстегнув, начал ловко жонглировать шарами: сначала - одной рукой, потом - двумя. У него неплохо это всё получалось, такое жонглирование цирковое, что вызвало у его друга нового немалое удивление и восхищение.
- Сможешь так? - остановившись, обратился он к Вадику, ухмыляясь.
- Не знаю, - неуверенно пожал тот плечами.
- А ты попробуй.
Сашка протянул ему шары и принялся с жаром учить взявшего их Вадика искусству жонглирования: сначала двумя шарами, потом тремя, четырьмя, благо что шаров в шкафах оказалось много. С шаров они перешли на кубы; с кубов - на призмы и пирамиды… Про задачи они, естественно, позабыли и вспомнили про них только тогда, когда в семь часов вечера постучала уборщица в дверь и попросила их освободить помещение…
21
Такая же точно картина повторилась у них и на второй день занятий, и на третий; и на четвёртый было всё то же самое. Их совместных творческих усилий хватало на одну, максимум - на две задачи. А потом у них начинались игры и доверительные дружеские беседы, которые мало чего давали каждому в образовательном плане, но зато крепко соединяли их молодые, жадные до любви и дружбы сердца, всего за неделю какую-то сделав Вадика с Сашкой самыми близкими в школе людьми, почти что родными братьями.
Давнишняя устойчивая неприязнь к Збруеву быстро сменилась в сердце Стеблова глубокой и такой же устойчивой симпатией к нему. И Вадик только диву давался порой, отчего это он так долго и совершенно незаслуженно и несправедливо - как теперь становилось ясно, - плохо о Сашке думал?! Отчего о Сашке вообще так нелестно отзываются за глаза многие его одноклассники?! Он незаметно для себя привык и к Сашкиному щупленькому сложению, и к неказистой внешности его - и не обращал на это уже никакого внимания. Как не обращал он внимания и на Сашкин “длинный язык”, и его оскорбительные высказывания по адресу учителей и некоторых учеников, сильно ему не нравившихся. Вадик просто не поддерживал этих высказываний, никогда не развивал их, воли им не давал. И они сами собой утихали и исчезали в Сашкиной потаённой душе, в язвительном Сашкином сердце.
Во всём же остальном Збруев оказался нормальным сговорчивым парнем - весёлым, живым, компанейским, неглупым и ненавязчивым, самостоятельным и целеустремлённым, с неким стержнем внутри, умевшим и анекдот смешной рассказать, и про учёбу, про школу поговорить со знанием дела.
