крепость каменная неприступная, до нитки его иссушит и обезволит, в залежалый товар, в дерьмо превратит своим презрением, спесью и равнодушием полным, а под конец - и своей брезгливостью. И на целый год, почитай, на долгих десять месяцев лишит его покоя, разума, сна, радости и прелести жизни; и даже к опасной черте подведёт, за которой жизнь и вовсе заканчивается.
И он вспомнит тогда, до крайности измождённый, измотанный и обессиленный 22-летний молодой человек, свою униженную и брошенную подругу детства. Вспомнит - и поймёт её как никто, и от всей души пожалеет. Потому что на собственной шкуре уже изведает и испробует ту тягучую, нудную, муторную, ежедневно чернящую и изводящую сердце и душу боль, что легкомысленно, по молодости и по незнанию, в школе причинил Ларисе. Беспросветное и всеобъемлющее отчаяние испытает в довесок, безысходность, бездеятельность, творческое бесплодие - главный признак отверженности или кары Божьей, Божьего гнева против него.
После чего он уяснит для себя отчётливо, как после Судного дня, навечно зарубит в памяти до смешного простую и очевидную в общем-то истину, что в нашем мире и нашей жизни земной бесследно не проходит ничто: все людские деяния и все поступки где-то там, в божественных кладовых, старательно сберегаются и оцениваются. И человек за всё рано или поздно сурово наказывается и расплачивается - за всё! И прежде всего - собой, своим благополучием и здоровьем, полученным от родителей, своими нервами и жизненным потенциалом.
Всё это униженный и разбитый Стеблов очень хорошо поймёт, всем естеством согласится с этим - и не будет дёргаться и судьбу-злодейку клясть, ныть и роптать против подобной, заслуженной им кары, Бога стенаниями и истерикою гневить: он примет кару как должное.
«Всё это мне за Ларису, такие напасти тяжкие, плохо переносимые, - будет ходить и думать он обречённо; и горько улыбаться при этом, но мудро и все понимающе, и также мудро, обречённо и все понимающе кивать головой. - За любовь её первую, мною отвергнутую, за слёзы… за её нестерпимую душевную боль…»
Глава 7
«Когда же вечер станет тише, и, околдованная мной,
Ты полететь захочешь выше пустыней неба огневой, -
Да, я возьму тебя с собою и вознесу тебя туда,
Где кажется земля звездою, землёю кажется звезда.
И, онемев от удивленья, ты Узришь новые миры –
Невероятные виденья, создания моей игры…
Дрожа от страха и бессилья, тогда шепнёшь ты: отпусти…
И, распустив тихонько крылья, я улыбнусь тебе: лети.
И под божественной улыбкой, уничтожаясь на лету,
Ты полетишь, как камень зыбкий, в сияющую пустоту…»
Александр Блок
1
Утром 7-го января в актовом зале городского отдела народного образования, что с первого дня на улице Ленина у них располагался, проводилась физическая олимпиада 10-классников, на которую съехались парни и девушки со всего района в ранге победителей школьных олимпиад и на которой Стеблов представлял в тот день свою родную четвёртую школу. В других аудиториях ГорОНО в тот же день и то же самое время проводились районные олимпиады по физике для 8-классников и 9-классников. Но внимание, которое им уделялось, не шло ни в какое сравнение с вниманием, которого удостоены были десятиклассники-выпускники. У них - самые трудно-решаемые задачи по всем школьным темам; им же - лучший в помещении ГорОНО зал… Даже проводила олимпиаду заместитель заведующего ГорОНО, что само по себе говорило уже о её максимально-высоком статусе…
На олимпиаду Вадик пришёл в бодром расположении духа, в самом что ни наесть боевом. Он хорошо отдохнул за последние дни, выспался на каникулах, хорошо подготовился, перерешав больше сотни задач. И все - повышенной сложности. Ну и чего ему было нервничать и паниковать, бояться кого-то, трястись-суетиться?! Голова его была ясной и полной: там много накопилось чего - методик разных и алгоритмов, - а это было залогом успеха, залогом победной борьбы… Он не был, конечно, уверен на сто процентов, что обязательно всех победит: здесь, как и в спорте, всякое могло случиться. Но побороться за первое место он серьёзно настраивался: с настроем и верой в себя проблем у него никаких не было...
2
Проблемы появились уже непосредственно в зале, когда, переступив порог, он там сразу же Збруева на последней парте увидел ближнего к окну ряда, что по обыкновению сидел и скалился по-собачьи, с соседями громко переговаривался, бесцеремонно и нагло на весь зал хохотал. Вёл себя развязно и вызывающе, одним словом, гадёныш, как только хозяева жизни себя и ведут в присутствие холуёв и лакеев.
«Пришёл, всё-таки, - с неприязнью подумал Стеблов, встретившись с Сашкой глазами, холодными, злыми, по-волчьи колючими как всегда, ничего хорошего лично ему не сулящими, а сулящими исключительно одни лишь пакости грязные и беду, подвохи с каверзами и неприятности. - Странно».
На душе у него всё как-то само собой потемнело и сжалось от дурного предчувствия, и даже лёгкий озноб по телу прошёл от безотчётного страха. Будто бы в зале какой-то головорез или маньяк отъявленный вдруг взял и выключил свет с желанием выждать момент и напасть, сделать лично ему больно.
И с такой темнотой душевной, нервозностью и внутренней паникой он и просидел все четыре олимпиадные часа, победного настроя и куража, азарта и жажды упорной борьбы вдруг махом одним лишившийся, жажды честной борьбы. Прощелыга Сашка из своего угла будто в него иголкой невидимой ткнул. И он, как шарик резиновый, тут же и сдулся, одномоментно выпустив из себя всё то, что так усердно копил, что к седьмому числу старательно припасал и готовил.
«Чего это он припёрся-то, а? ведь его же на школьной олимпиаде не было, - стал напряжённо гадать-думать он, за стол свободный усаживаясь в третьем от окна ряду, не ожидая увидеть “дружка” своего, на его присутствие не настраиваясь, не надеясь. - Не иначе как что-то нехорошее опять задумал, подлец, какую-нибудь очередную решил провернуть бяку. От него другого-то нечего ждать, от него и его мамаши вредной».
Настроение его испортилось, нечего и говорить. Ибо с некоторых пор находиться в одном помещении с Сашкой ему было крайне тягостно и неприятно: Сашка на него очень и очень плохо в последнее время действовал. Он стал для Стеблова некую глубоко-враждебную силу олицетворять, до ужаса мрачную, подлую и зловещую, от которой инстинктивно хотелось подальше уйти, встречаться с которой хотелось пореже - чтобы не навредить себе, не пораниться, чтобы целеньким и здоровеньким быть.
В школе это ему удавалось: он Збруева редко видел, редко спокойствие своё нарушал, драгоценный комфорт душевный. А когда и видел, быстренько от него уходил, голову отвернув на сторону.
А на олимпиаде куда уйдёшь - из замкнутого помещения? Тут хочешь, не хочешь, а придётся его, прохиндея, терпеть, - ибо тут убегать и прятаться некуда…
3
Минут через семь после прихода Вадика в актовый зал за ним вошла миловидная женщина среднего роста и возраста, заместитель заведующего ГорОНО, как она сразу же представилась. Она переписала всех, кто пришёл, с Новым годом, каникулами поздравила, пожелала успехов всяческих и удач, после чего принялась быстро выписывать на доске четыре конкурсные задачи.
И здесь на Стеблова обрушилось новое испытание, за утро - второе по счёту. Ибо одна из предложенных 10-классникам задач была по гидродинамике - единственной теме, наверное, в школьном курсе физике, которую Вадик не знал, которую совсем не помнил. Её они проходили когда-то: в начале 8-го классе, помнится. Учительница посвятила тогда этой теме всего два урока: один - на теорию, другой - на практику, на решение задач. И всё. После этого с гидродинамикой (как и с гидростатикой) Стеблов не сталкивался никогда - забыл про неё, можно сказать, или почти забыл, что было одно и то же.
И в интернате он гидродинамику мимо ушей пропустил, как и всю физику в целом. Классическая механика и теплота, электричество и магнетизм, оптика и свет - вот те наиболее важные и объёмные темы, что фигурировали, главным образом, в большинстве пособий и сборников задач для поступающих в вузы в 1970-е годы, в МГУ, в том числе. Их-то, соответственно, и штудировал Вадик истово, на них сосредоточил силы и память свою, забыв про скромную гидродинамику... А она, насмешница и тихоня, жила себе поживала спокойненько, не суетясь, варилась в собственном соку и проблемах, развивалась по мере сил - и совсем даже не думала расстраиваться и горевать таким к себе невниманием. Даже вот и задачи рождала каверзные, головоломные, которые с наскока невозможно было решить, Вадику невозможно…
4
Гидродинамика своим присутствием сильно расстроила и подкосила на олимпиаде Стеблова - куда больше даже, чем кучерявый заклятый друг, сидевший на задней парте и внимательно за ним все четыре часа наблюдавший: следивший, по-видимому, сволота, чтобы его главный конкурент не списывал, в справочники не глядел. Вадик бился над нею часа полтора в общей сложности, оставлял несколько раз для других задач, вновь к её решению возвращался, - но так задачу по данной теме и не смог осилить. Уже потому, хотя бы, что не знал ни единой гидродинамической формулы и вывести самостоятельно их не мог: гением физики не был.
Задачу эту ему уже дома пришлось решать - для души, для себя, не для оценки, - и там же дома штудировать и постигать заново данную конкретную тему, про которую он так легкомысленно позабыл, совсем неоправданно и непростительно.
Сильно расстроился тогда Вадик, долго дома себя самого чернил и корил самыми последними словами - и было это всё не напрасно, не просто так: ему на пользу было. Потом-то он это расстройство ужасное, этот оступ, это самобичевание яростное и самоедство ясно осознал и понял. Понял, что всё, что ни делает с нами Господь: учит нас, дурачков, каждый день, обличает, бичует, сурово наказывает, - всё это чудеснейшим образом оборачивается потом к лучшему, оборачивается за нас. Пусть многие этого и не осознают по горячим следам, не умеют и не хотят сознавать: всё плачутся, неблагодарные, на судьбу свою горькую жалуются, на несправедливости разные и обиды.
А ведь если задуматься посерьёзнее - быстро поймёшь, что нет и не может быть радости и счастья без горя, без слёз (что фоном служат, контрастом), удач - без промахов, добра - без худа. Как нет и не может быть света Божьего без кромешной Тьмы, и Жизни самой без трудяги Смерти. Мы потому так крепко и любим Жизнь, так за неё цепляемся истерично, что о Смерти постоянно думаем и до ужаса и трясучки, до пота холодного боимся вдруг умереть, красавицы-Жизни лишиться...
5
Вот и с героем нашим нечто похожее произошло, и происходило потом не единожды - именно как Указующий и Промыслительный Перст Божий. Оступившись и попав впросак, так дёшево на районной олимпиаде опростоволосившись, за живое задетый и уязвлённый Вадик поднял по пропущенной теме всё что имел, изучил гидродинамику глубоко и основательно, как только одну механику изучал, - что здорово помогло ему полгода спустя на вступительных на мехмат экзаменах. На экзамене по физике, последнем по счёту, ему именно задача по гидродинамике и досталась, очень сложная, почти что
