«…Ленинград является единственным в своём роде городом, где больше всего осталось бывших царских чиновников и их челяди, бывших жандармов и полицейских, <…> эти господа, расползаясь во все стороны, разлагают и портят наши аппараты…»
Началось выселение «контрреволюционного элемента из Ленинграда и пригородных районов в отдалённые районы страны». Были высланы десятки тысяч «бывших», в основном, на север Сибири и в Среднюю Азию.
Мирославлева выслали в киргизский городок Токмак.
Он уговаривал Марфу остаться с детьми в Ленинграде, но она захотела поехать с ним. Они сняли квартиру. Владимир устроился в школу учителем рисования. В этой же школе стала учиться Ира. Марфа сидела дома с Юрой и Любой. Зарплаты Мирославлева едва хватало.
Мария Евгеньевна с князем – беспомощным безумным восьмидесятилетним стариком – оказалась в Норильске. Без работы, без крыши над головой.
Был выслан Вязмитинов. Но ненадолго. Ему вернули и квартиру, и должность. За него, как и за многих других, вступился Иван Павлов.
Ауэ не тронули.
Не тронули и Марину – жену бывшего партийного начальника, крестьянина по происхождению.
Одним ветреным весенним днем она шла на почтамт – послать матери деньги. Без этих переводов Мария Евгеньевна и старый князь, наверно, не выжили бы.
С моря дул прохладный влажный ветер, а солнце приятно грело. С сосулек на крышах капала вода.
Весна всегда вселяла в нее надежды на перемены к лучшему.
Сзади послышались торопливые шаги. С ней поравнялся Зубов. Поздоровался и пошел рядом. Ветер трепал его светлые тонкие редкие волосы. Лицо у него было сосредоточенным. Словно ему предстояло сделать ответственное дело.
– Весна! Природа начинает новую жизнь, – заговорил он. – И людям хочется весной новую жизнь начать. Исправить старые ошибки. А ошибаются люди много. Причем, мужчины, по моим наблюдениям, ошибаются больше женщин. И это легко объяснить. Мужчиной руководит ум, а женщиной – интуиция. А интуиция умнее ума. Чаще всего мужчина ошибается в личной жизни, где интуиция особенно нужна. Не может сделать правильный выбор. Выбирает женщину, которая ему никак не подходит. А ту, которая подходит идеально, не замечает.
Она взволнованно слушала.
Зубов замолчал. Как будто давал ей время обдумать его слова.
– Приходили повидать детей? – спросила Марина, чтобы прервать молчание.
– Да. – Он сделал паузу. – И увидеть вас!
Зубов замедлил шаг. Как бы предлагал ей остановиться. Словно те слова, которые он намеревался сейчас сказать, были слишком важны, чтобы произносить их при ходьбе. Но она не остановилась. Он опять поравнялся с ней.
– Я вас люблю. Будьте моей женой!
У нее закружилась голова.
Всю юность ждала она от него этих слов. И вот они произнесены!
Они молча прошли несколько метров. Марина остановилась.
– Я не стану разрушать свою семью. Мужа я уважаю и ценю. И всегда буду ему верной женой.
Прочитав подростком роман Пушкина, она восхитилась поведением Татьяны в финальной сцене. И тогда уже решила, что если придется выбирать между долгом и страстью, она должна выбрать долг. Только сомневалась: должна, но сможет ли? Она смогла!
«Все как в "Евгении Онегине"», – невольно подумала Марина.
Как будто прочитав ее мысли, Зубов продекламировал с усмешкой:
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
Марина продолжила путь. Зубов остался на месте. Глядел ей вслед. Потом повернулся и пошел назад.
Больше он встреч с ней не искал.
Глава 7
1
Наступил 1937 год.
В июне в Москве были расстреляны видные военачальники во главе с маршалом Тухачевским, дворянином по происхождению. Их обвинили в создании «антисоветской троцкистской военной организации».
По распространенной версии фашистская контрразведка, зная о чрезвычайной подозрительности Сталина и желая спровоцировать репрессии в Красной армии, искусно сфабриковала документы, изобличающие Тухачевского как заговорщика, установившего тайную связь с некоторыми немецкими генералами. Эти документы как бы случайно оказались в руках президента Чехословакии Бенеша. Исходя из лучших побуждений, он передал их Сталину. Эту операцию, очевидно, курировал сам Гитлер.
В 1932 году, в рамках военного сотрудничества, Тухачевский приезжал в Германию и присутствовал на маневрах. Тогда, возможно, у него в самом деле были неофициальные контакты с немецким генералитетом. Но нет никаких доказательств, что эти контакты носили характер измены.
Дело Тухачевского стало началом массовых репрессий. Арестовывали военных, коммунистов, священников, бывших кулаков, меньшевиков, эсеров, дворян. Нарком внутренних дел Ежов демонстрировал невиданное рвение. Вот слова из одного его наставления: «Если во время этой операции и будет расстреляна лишняя тысяча людей – беды в этом совсем нет. Поэтому особо стесняться в арестах не следует». Выражение «ежовы рукавицы» наполнилось особым смыслом. Люди в форме НКВД вызывали страх.
Пьяная Варька как-то обмолвилась, что ее брат имеет теперь право делать с арестованными все, что захочет.
Арестовали Натана Маца и Эсфирь. На другой день арестовали Зубова.
Марина очень боялась за мужа.
А Полина была счастлива. Счастлива, как никогда в жизни. Они с Мирославлевым должны были пожениться.
Она отработала обязательные пять лет и уже второй год жила в Ленинграде, как и прежде, в одной комнате с племянницей Клавой.
Он только что развелся с Марфой и ждал Полину во Фрунзе – столице Киргизской ССР. Его талант художника заметили, и он смог перебраться туда из Токмака.
Несколько лет мучительного ожидания для нее закончились. Закончились ее опасения: что Владимира посадят, что Марфа будет ждать четвертого ребенка, что она не даст согласия на развод. Ничто не отделяло ее больше от счастья – огромного, сказочного счастья. Ей даже иногда приходила глупая мысль: не может такое случиться, слишком уж это хорошо.
Она обо всем рассказала сестре. Но попросила никому до ее отъезда об этом не говорить.
Полина находилась в состоянии радостного возбуждения. Совсем скоро она увидит любимого человека. И никогда с ним не расстанется. Лишь одна короткая встреча омрачила ненадолго ее настроение. Полина уезжала утром в четверг. В среду ей захотелось походить последний раз по городу, попрощаться с любимыми местами. Таких мест у нее в Ленинграде было множество. Она долго бродила по улицам. Поглядела на коней Клодта. Посидела на скамье в сквере, полюбовалась изогнутым деревом, их с Владимиром деревом. Эта прогулка пробудила в ней чувство светлой, поэтической грусти.
По пути домой она купила еду в неблизкую дорогу. Уже подошла к особняку и остановилась. «Леденцы! Надо еще леденцов купить… А впрочем, обойдусь без них. Сахар ведь есть. Да и возвращаться не хочется… Нет, все же куплю. Ехать почти трое суток».
Полина повернулась и пошла покупать конфеты. Знала бы она, сколько бед навлечет на нее это решение! Не было бы этого возвращения, и не было бы роковой встречи в коридоре особняка. Вся ее жизнь сложилась бы иначе!
Полина купила конфет. Вошла, наконец, в особняк. И поднимаясь по лестнице, услышала развязное:
– Привет, красотка!
В коридоре второго этажа стоял Зюзьков в форме НКВД. Он глядел на нее тяжелым взглядом. Губы кривила нагловатая ухмылка. Он был навеселе. Как она его ненавидела! Она молча прошла мимо.
– Приглашаю в гости.
Он распахнул дверь. Полина бросила на него высокомерный взгляд.
– Нет.
Это короткое, без лишних объяснений, решительное «нет» она переняла у Насти. Полина стала отпирать свою дверь.
В глазах Зюзькова вспыхнул злобный огонек. Наверное, он уже привык к тому, что его должность следователя НКВД делала женщин податливыми. Он подошел к ней и взял за запястье.
– Ну ладно, не ломайся.
Полина освободилась резким движением. Воскликнула:
– Негодяй!
Ухмылка сползла с его лица.
– Ты пожалеешь об этом, – с угрозой произнес он.
Она вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь.
Этой ночью Полина долго не могла заснуть. Мечтала о будущем. Встречу с Зюзьковым она постаралась поскорее забыть. Лишь в два часа ночи она стала, наконец, засыпать. И только уснула, как ее разбудил шум мотора. У особняка остановился автомобиль.
Проснулась и Марина. В последнее время ее сон был особенно чуток. Она прислушивалась с колотящимся сердцем.
Раздались шаги на улице, хлопанье дверью – входная дверь давно не запиралась, – шаги по лестнице, громкий стук в их дверь.
Как боялись люди в тридцать седьмом этих ночных стуков в дверь!
– Матвей, за тобой пришли, – сказала Марина обреченным голосом.
Доброхоткин молча встал с кровати, накинул халат и пошел открывать.
Вошли три энкавэдэшника. Марина ошиблась. Они пришли за ее сестрой.
2
На первый допрос Полину вызвали ночью. Она вошла в кабинет следователя, и у нее сжалось сердце.
За столом сидел Степан Зюзьков. Он глядел на нее с неприкрытым злорадством.
– Свободен! – бросил он конвоиру. Тот вышел. Зюзьков указал на стул перед столом.
– Садись!
Она села.
Степан помолчал, не отрывая от нее взгляда, И вдруг резко и отрывисто спросил:
– Кем и когда завербована в правоэсеровскую шпионско-подрывную группу?
Полина опешила.
– Я ничего не знаю о такой группе.
Эту группу выдумал старший следователь Осип Голубка, непосредственный начальник Зюзькова. Следователи НКВД старались повсюду выявлять диверсионные, шпионские, вредительские организации, центры, группы. Это сулило карьерный рост.
На Маца и Эсфирь поступил донос. Его написал сосед Чернухин, родственник швейцара Ясногорских Тимофея. Тот умер несколько лет назад. Мац жил в квартире напротив. Тесно Чернухину было с женой, тремя детьми и племянницей в одной комнате, и он надеялся, что если соседей арестуют, квартира достанется им. К тому же Чернухин был антисемит. Он якобы слышал, как соседи называли Сталина преступником. Ни Натан, ни Эсфирь такое говорить не могли. Они верили в вождя. Возможно, так сказал Зубов в одно из своих посещений. А может быть, Чернухин все придумал. Такие доносы тоже бывали.
Голубка велел Эсфирь, Маца и Зубова арестовать. Тогда ему и пришла мысль сделать из них подрывную группу. Зубов и Эсфирь – бывшие эсеры. Мац – муж эсерки. Его отец, купец первой гильдии, после революции эмигрировал во Францию. К тому же несколько лет назад появилась статья, в которой Маца обвиняли в пропаганде чуждого образа жизни и в подражании сказкам Чуковского. Тогда «Крокодил», «Мойдодыр», «Тараканище» нещадно ругали. Организатором и руководителем группы был объявлен Зубов.
Пожурив для порядка Степана («Под одной крышей с тобой орудуют враги народа, а ты об этом не знаешь»), Голубка поручил ему это дело.
Полина была арестована по обвинению в причастности к этой группе уже по инициативе Зюзькова.
Последовал новый вопрос:
– Как часто связывалась с Натаном Мацем, проживая в Кировске?
– Он прислал свою книгу. Я коротко поблагодарила. Затем от него пришло письмо. Вот и все.
Еще до женитьбы на Эсфирь Мац отправил Полине в Хибиногорск, переименованный позже в Кировск, свою книжку стихов с авторским пожеланием. Оно было написано в выспренним стиле и больше походило на объяснение в любви. Потом она
