пришли в сквер. Она притаилась за тем же деревом.
На этот раз Мирославлева встретила не девушка. К Володе подошел бородатый мужчина в надвинутом на лоб потрепанном картузе. И одежда была потрепанной. Его лицо показалось Марфе знакомым. Они с Владимиром обнялись, присели на скамью. Стали говорить. Бородатый время от времени кашлял. Вдруг он вскочил. Лицо его выражало возмущение. Он что-то сказал, резко повернулся и стремительно зашагал прочь.
Опять Марфе удалось вернуться раньше Мирославлева.
Весь вечер она пыталась вспомнить, где видела этого человека.
И опять Владимир шагал по комнате до полуночи.
Минули сутки.
Снова Марфуша подслушала, и снова это вышло нечаянно. Идя по коридору, она услышала за дверью Ауэ взволнованный голос Екатерины Евгеньевны.
– Вчера Варька пришла домой поздно вечером, пьяная. Я попросила мужа отнести ей выстиранное белье. Он этой ночью не дежурил. – В отличие от сестры баронесса не отказывалась постирать Зюзьковым белье, вымыть им полы. – Сама я недомогание чувствовала. Петя вернулся от Варьки в смятении. Маша, я прежде не видела его в таком состоянии ни разу. Он всегда умел владеть собой как никто. Сказал, что ему срочно надо уйти. Позже он якобы обо всем расскажет. И убежал. В прямом смысле. Слышала, как он по коридору топает. Часа не прошло, как Петя возвратился. На лице отчаяние! Ничего от него не добилась. На все вопросы отвечал, что потом все объяснит. Сейчас смотрю на него, и чудится, что он за ночь постарел на несколько лет... Уверена: это как-то с девицей в дырявом платке связано!
Вечером отмечали день рождения Полины. Мария Евгеньевна пыталась приготовить что-то вкусное из скудного запаса продуктов. От Ауэ притащили стол и стулья, сдвинули столы. Собрались Ясногорские, Ауэ и Мирославлев с Марфушей.
В разговоре чувствовалась некоторая скованность. Причиной было присутствие Марфы. Все Ясногорские и Ауэ, за исключением барона, любили ее и уважали. Но своей не считали.
Владимир подарил Полине ее портрет, нарисованный им. Девочка пришла в восторг. Она одарила Мирослевлева горячим благодарным взглядом. Даже сделала порывистое движение к нему. Наверное, если бы не внушаемые с раннего детства правила приличия, она бросилась бы ему на шею и расцеловала.
– Прекрасный портрет. Точно передана внешность и, главное, точно передана душа, – сказала Мария Евгеньевна.
Марфа смотрела на нее, на ее породистое лицо, повернутое к ней в профиль, на тонкий прямой нос. И вдруг поняла, с кем встречался Володя в сквере. Это был Олег Ясногорский! Без бороды и картуза она бы его, конечно, сразу узнала.
– Да, недурно, – заметил рассеяно барон. Он думал о чем-то своем.
В этот вечер Ауэ был непривычно молчалив и подавлен. Баронесса поглядывала на него с тревогой и сочувствием.
Неожиданно пришел сосед Натан Мац.
– Извините за непрошеное вторжение, – взволнованно заговорил он, поправляя очки. – Я лишь поздравлю и уйду. Мне Игорь сказал, что у Полины день рождения. Вот мой скромный подарок. – Он протянул девочке тоненькую книжицу. Она тепло поблагодарила.
– Моя книга детских стихов. Издана неделю назад. – Чувствовалось, что он горд и счастлив этим. – Да, пожелание от автора. – Он взял у Полины книжку и что-то написал на заглавной странице.
Поэта просили остаться, но он ушел, сославшись на неотложные дела.
После ужина Оля чистым красивым голосом спела несколько романсов Чайковского.
– Я всегда аккомпанировала себе на пианино, – сказала она, принимая похвалы. – Ах, как хочется на нем поиграть!
Вдруг появилась Матрена Зюзькова, не очень трезвая. Вперила мутный взгляд в Марию Евгеньевну.
– Ну и насвинячила ты, княгиня. Суп небось убег? Так зевать не надо. Не умеешь стряпать – не суйся на кухню.
Матрена по старинке считала кухню своей вотчиной.
Никто не проронил ни слова. Никто, кроме Марфы, не смотрел на нее. Словно ее здесь не было. Не дождавшись ответа, Зюзькова фыркнула и ушла.
– А что произошло, тетя? – спросила Оля.
– Действительно, суп через край пролился. Однако я все почистила как могла.
Княгиня и баронесса готовили еду у себя, на примусах. Общую кухню они избегали, хотя там была дровяная печь с четырьмя конфорками. Не хотели слушать споры, чья очередь готовить, склоки, не хотели встречаться с Матреной. Но сегодня Мария Евгеньевна сделала исключение.
Неожиданно вернулась Зюзькова. Мрачно произнесла:
– Не все высказала. Малец ваш намедни Степке нос расквасил. Вы что за фулюгана растите? Приструните его!
Снова никто ей не ответил. Она гневно сдвинула брови.
– Считаете зазорным со мной разговаривать? Ишь ты! Вы теперь обязаны трудовой народ почитать…
– Тетя Матрена, мы здесь день рождения справляем, – прервала ее Марфуша. – Не время сейчас вздорить.
– А ты молчи, буржуйская приспешница! – Матрена обвела присутствующих злым и грозным взглядом. – Смотрите у меня! Дочка моя теперь – чекистка! Слово только одно скажет кому надо, и вас всех пересажают!
Она грузно повернулась и вышла.
– Всегда буду Полюшку защищать, – с решительным видом сказал Игорь.
Девочка бросила на него признательный взгляд.
Барон одобрительно кивнул головой.
– Слышу слова мужчины.
Игорь оживился.
– Он зазевался, и я ему хуком слева…
Дверь распахнулась, и вошла Варька. Подошла к Марии Евгеньевне.
– Видела сына твоего. В ЧК. Я теперь там работаю. – Последнюю фразу она произнесла с гордостью. – Избит – живого места нет. В ЧК с врагами революции не сюсюкаются. Он ведь заговор плел против советской власти. Вместе с супружницей своей. И ее взяли. Сегодня два раза на допрос ее водила. Тоже вся в синяках.
Княгине побледнела.
– Могу я его увидеть? – тихо спросила она.
– Не положено! – отрезала Варвара. И ушла.
3
Мирославлев удивился, когда неделю назад Ольга сказала, что его ждет какая-то девушка. Действительно, на тротуаре стояла, спиной к парадному входу, бедно одетая женщина в дырявом платке и поглядывала по сторонам. На звук открываемой двери она повернулась. Это была Таня Щелкалова.
– С вами хочет встретиться Олег, – негромко сказала она. Лицо ее было печальным. Лишь на короткий миг, когда она увидала Владимира, оно осветилось радостью. – Он теперь мой муж. Сам он не мог прийти. Олег не хочет, чтобы его родные знали, что он в Петрограде. И вы, пожалуйста, не проговоритесь. Олег будет ждать вас вечером в семь часов в сквере возле военного училища. Недалеко отсюда. Знаете?
– Да. Я приду, Таня.
– А сейчас я должна уйти… У вас все благополучно?
– Да
Щелкалова ушла.
На следующий вечер в сквере его вместо Ясногорского встретила Таня.
– У Олега жар, – заговорила она вполголоса. – Он в марте простудился, во время Ледяного похода. Иногда рецидивы бывают, недолгие. Мы недалеко снимаем квартиру. Однако я боюсь вас туда вести. Мне стало казаться, что за мной следят.
Щелкалова сказала, что они приехали в Петроград с заданием создать тайную организацию из бывших офицеров. При приближении белой армии эти офицеры поднимут в городе антибольшевистское восстание. Олег предлагает Мирославлеву вступить в эту организацию.
– Завтра в семь здесь же он вас встретит. К завтрашнему дню он должен поправиться. Олег хочет сам с вами увидеться. – Таня выглядела несчастной. Наверное, ее искренней натуре претило прятаться, лгать, хитрить. Несомненно, это Олег втянул ее в заговор. – Мне уже надо уходить. Возможно, мы больше не увидимся. Я жду ареста в любую минуту. Мой совет: откажитесь! Ничего у Олега не получится.
Вдруг Щелкалова обеими руками нежно сжала его руку. Грустно смотрела ему в глаза и молчала. В этот миг Владимир почувствовал, что Таня Ясногорского не любит. Наверное, она продолжала любить его. Он тоже молчал. Наконец, она произнесла дрогнувшим голосом:
– Храни вас господь!
И удалилась торопливыми шагами.
«Как все непродуманно, непрофессионально, – подумал Мирославлев. – Встречи в одном и том же месте, в одно и то же время. Дырявый платок. Это вроде бы маскировка, а на самом-то деле – прекрасная примета. Почему я ей об этом не сказал?»
Владимир вернулся домой в тяжелом настроении. Не хотелось ему вступать в организацию. Все это казалось ему авантюрой. В успех восстания он совершенно не верил. С другой стороны, Мирославлев боялся, что Олег посчитает его трусом и изменником. Он погрузился в мучительные раздумья.
Когда через день он пришел в сквер, к нему направился бородатый человек в старой косоворотке и надвинутом на глаза картузе. Владимир с трудом узнал Олега Ясногорского. Они обнялись. Сели на скамью.
– Необходимый маскарад, – сказал Олег, дотрагиваясь до картуза. Он закашлялся. – Я даже родным не даю о себе знать. Они могут нечаянно выдать.
Они поделились новостями. О гибели сестры Олег уже знал. Мирославлев дал несколько советов по соблюдению конспирации. Ясногорский снова стал кашлять. И когда кашель прошел, вдруг спросил:
– Так что же ты решил?
Владимир ответил не сразу. Видно, тяжело ему было произнести то, что он должен был сказать.
– У восстания в Петрограде нет никаких шансов на успех. Слишком силы не равны. Это самоубийственная затея, Олег. Лучше откажись от нее.
Ясногорский помрачнел.
– Значит, ты отказываешься?
– Да.
Олег вскочил. Воскликнул гневно:
– Ты даже не хочешь отомстить за Настю!
И ушел, не прощаясь.
Не удалось Олегу вовлечь в заговор и барона.
Встреча Щелкаловой и Петра Ауэ произошла на несколько часов раньше ее встречи с Мирославлевым. Таня повела барона на их квартиру. Тогда она еще не замечала слежки. Ауэ объявил Олегу, что отказывается от его предложения. Сказал, что всей душой на стороне белого движения, но в мятеж в Петрограде не верит.
А вечером Екатерина Евгеньевна попросила барона отнести белье Зюзьковым. Варька была сильно пьяна.
– Неймется вам, буржуям… – промямлила девушка. Она пересчитывала деньги – плату за стирку – и все не могла правильно сосчитать. – Советская власть вам поперек горла… Козни строите… Знакомый следователь сказал, что заговор раскрыли… Молодые муж и жена… Ночью должны их арест… – Варька внезапно замолчала. Видимо сообразила, что сболтнула лишнее.
Ауэ сразу подумал об Олеге и Тане. Наверняка Варвара говорила о них. Барон пришел в ужас. Не столько из-за угрозы их ареста, и даже не столько своего, сколько из-за того, что у Олега неизбежно должно было возникнуть подозрение, что это он, Ауэ, донес. Днем барон узнал, где он с женой живет, и теперь их арестовывают! Человека чести такое подозрение не может не ужаснуть.
Он помчался к ним. И предупредить об аресте, и заверить, что он не предатель. И узнал, что чекисты их уже забрали.
Теперь барон ожидал, что и его арестуют.
Княгиня, увидав Варьку в коридоре, вопросительно смотрела на нее.
Трезвая Варвара не обращала на эти взгляды внимания, а в пьяном состоянии говорила:
– Сына твоего больше не видала. А жену его с допросов волоком волочить приходится. Лупят ее нещадно. – Ей как будто нравилось сообщать такие подробности.
Прошло несколько дней.
Как-то вечером, помыв одному жильцу на втором этаже полы, княгиня повстречала Варьку. Как обычно, Мария Евгеньевна устремила на нее немой вопрошающий взгляд. Без сочувствия, но и без
