попадут мои дети в Царство Божие и будут главными там, и сидеть будут от тебя по правую и левую руку. И все будут преклонены пред вами. Так ли это? Уж очень хочется мне, старой, чтобы дети мои получили то, что хотят. Утешь меня, если они говорят правду.
Учитель слушал ее, опустив глаза, и в ответ тихо молвил:
- Сие не от меня зависит… Но ты верь.
И пошел прочь. В пути он подозвал к себе братьев и других учеников и сказал им:
- Не знаете вы, чего просите! Не ведаете, чего хотите! Мы с вами идем к людям, а не от людей. Цари над народами господствуют и помыкают ими, и власть имеющие обирают слабых. Но между нами да не будет так! А кто в душе хочет быть выше других, да будет он всем слугою, кто хочет быть меж вами первыми, да будет рабом других! Я пришел не для того, чтобы мне служили и выслуживали награды, а чтобы послужить другим.
Изумились ученики такой странной речи Учителя. Пошли расспросы.
- О ком разговор?
- Дело не в именах, но в гордыне сердца, которую я не хотел бы видеть у вас. Прошу и заклинаю: не стремитесь к власти, ни земной, ни небесной. Кто-то уже возомнил себя с должностями, но не ради этого мы пустились в путь.
- Э-э, да неужто Иоанн и Иаков чины в будущем царстве распределили? – догадался Иуда. И усмехнулся. - А вот про меня, наверное, забыли. Неужели, когда отпадет необходимость собирать по дворам хлеб, отпадет надобность и во мне?
Товарищи разом зашумели, опровергая Иуду и порицая братьев. Иоанн не выдержал и стал заступаться за себя.
- Учитель! – закричал он. – Ты же сам говорил о грядущем царстве Божьем и о том величии, которое нас ожидает!
Учитель поднял правую руку так, как дают клятву:
- Царство Божие уже началось! И всякий может носить его в себе, если его достоин.
Ученики разом смолкли, стараясь проникнуть в смысл странных слов. Учитель же вдруг встретился с глазами Мариам, полными удивления. Встретился и отвел взгляд. Он повернулся и пошел по дороге, и следом понемногу тронулись остальные. Иоанн не прошел и сотни шагов, как хмурое лицо его посветлело.
- Понял, понял тебя, равви! – прошептал он. – Воистину так, царство твое уже наступило. Да! И кто же мы, как не столпы твои! И хоть ученики твои равны, но все же первым Ты открылся нам троим!
Лишь Иуду не расстроила размолвка. Он привычно шагал позади всех и улыбался, размышляя о чем-то своем.
Дорога, стелясь по безлесой земле, убегала за горизонт, над которым висели клочья загустевших бело-серых облаков. Учителю подумалось в тот миг, что мир похож на две гигантские опрокинутые чаши: одна – голубая, чистая, безмятежная, другая – коричневая, морщинистая, как краюха хлеба. И не зря люди молитвы возносят к небу, где среди пения жаворонков, ласкового солнца, прозрачной свободной высоты царит святой Дух. Так и должно быть. Но все же царству Божьему суждено строиться на земле…
Повествование 7. Г о с т е п р и и м с т в о
1
Когда забрезжило тихое утро и мир вновь расцвел пестрыми красками, из растаявших сумерек выступил знакомый, но еще беспредельно чужой и пугающий город.
Учитель вместе с учениками стоял на горе и с вершины ее смотрели на Город. Едва различимая сизая дымка смазывала белые квадраты домов, тонущих среди зелени деревьев и желто-коричневых массивов холмов. Почти в середине города, но в одиночестве, словно отстранясь от мирского, возвышалась громада Храма.
- Вот та твердыня, которая не мечу, но слову покоряется! – промолвил Учитель.
При виде Храма робость и страх вновь охватили учеников. Вглядываясь в Учителя, они искали то, что могло бы послужить им опорой.
Учитель казался спокойным. Ни малейшей робости не проглядывало в его чертах, и ученики тоже понемногу стали обретать твердость духа.
Они начали было спускаться с горы, как из кустов им навстречу вынырнул мальчик и подбежал к Учителю.
- Скажите, это вы назаретянин?
- Да я.
- Мне велено вам передать вот это.
Мальчик протянул кусок свернутой кожи. Учитель развернул его. Ученики увидели на выскобленной и вощеной поверхности начертанные знаки, но читать среди них умел только равви.
Скользнув глазами по свитку, он задумался, а потом произнес:
- Хорошо, веди нас.
- Что там написано? – спросили его.
- Нас зовут в дом некоего Ламаха.
Мальчик привел их к большому, добротному дому с многочисленными хозяйственными пристройками. Он располагался на склоне холма, из окон его можно было видеть едва ли не весь город.
- Здесь! – сказал мальчик и убежал.
Учитель и ученики вошли во двор и остановились, осматриваясь. Из дома вышел высокий, статный человек в дорогой одежде, подпоясанный ремешком с серебряной насечкой, но без меча. Выглядел он молодо, но седина выдавала зрелый возраст. Он приветствовал равви и пригласил его в дом. Вышедшие следом две женщины провели учеников под навес, где был накрыт стол.
Учитель переступил порог дома. В просторной, чисто прибранной комнате был расстелен ковер, на котором стояла снедь и кувшин с вином и двумя чашами. Хозяин пригласил сесть и потянулся к кувшину.
Гость остановил его.
- Я не буду, благодарю.
- Пожалуй, и вправду пока не время. Прежде надо познакомиться.
И хозяин опустился напротив гостя.
- Хорошо, что ты согласился прийти. Слишком много разговоров о тебе я слышал в последнее время. Но пригласил сюда не из праздного любопытства. Меня зовут Никоиф. Я начальник стражи ворот города и член Синедриона.
Лицо гостя окаменело. Он впервые видел так близко высокопоставленного чиновника Храма.
- Как начальник стражи ворот, - продолжал хозяин, - я ответственен за то, чтобы не пропускать никого ночью без разрешения, а днем следить, чтобы в город не прошли нежелательные лица: больные или бродяги.
Никоиф взял кувшин и плеснул вина в свою чашку. Гость не шелохнулся, будто все это его не касалось.
- А вчера в Синедрионе кое-кто потребовал, чтобы я не пропускал тебя и твоих людей.
Никоиф поднял чашку и медленно отпил.
- Вы боитесь меня? – с удивлением молвил пришелец.
- Нет. Боятся не тебя, боятся за народ.
- Вы же везде толкуете, что народ любит и почитает вас, чего же вам его бояться?
- И любимая женщина может изменить.
- Что же ты хочешь со мною сделать сейчас?
- Я хочу узнать: с чем ты пришел сюда, к нам?
- Я пришел поведать Слово, которое мне дано.
- Ты уверен, что оно кому-нибудь нужно?
- Это рассудят люди.
- Хорошо. Но что ты хочешь сказать им?
- Я хочу помочь им найти себя.
- Ты уверен, что знаешь, как это сделать?
- Да, иначе меня не было бы здесь. Люди большей частью живут бессмысленно, и это большой грех.
- А такие, как я?
-И такие, как вы, - твердо ответствовал гость.
Никоиф чуть подался вперед.
- А разве богатство, власть не могут быть смыслом? – спросил он.
- Сами по себе – нет! В них должен заключаться особый, надмирный, смысл. Они должны быть ступеньками к чему-то большему. В чем смысл того, что кто-то жизнь употребит на накопление груды денег, а перед смертью раздаст ее по завещанию? Знатность и власть столь же переменчивы. Можно быть знатным да богатым и несчастным одновременно.
- Встречался мне один проповедник, который утверждал, что каждый получит на Небе то же, что приобрел на земле. Мол, Бог в справедливости своей не допустит, чтобы человек потерял все по смерти и на том свете остался бы наг и равен малоусердным и ничтожным. Потому надо стремиться к приумножению богатства земного, чтобы обрести равное богатство небесное. Проповедь эта имела успех у определенных лиц.
- И что с ним стало?
- Умер рано, а то бы прославился… А чему ты хочешь следовать?
- Я хочу, чтобы люди перестали быть хищниками меж собою, а стали опорой друг другу; чтобы каждый возлюбил ближнего своего, как самого себя.
- Смягчить человеческую природу можно, но переделать… – Никоиф покачал головой. – Сомневаюсь.
- Можно, - твердо ответствовал гость. – Если каждый пройдет через очищение своей души и примет к сердцу Откровение Божие. Любовь и добросердечие меж людьми дороже Господу всей пышности церемоний. И никакие воскурения и громкие молитвы не заменят чистоту сердца и доброту в поступках.
- Вот за это и невзлюбили тебя наши священники. Покусился ты на ремесло их, - с улыбкой отвечал член Синедриона. – Что же до зла в мире… Встречал я многих проповедников, в том числе и такого, кто говорил: ложь может быть хорошим лекарством. Она лечит и удаляет тревоги. И зло также может быть благом. Например, направленное против врагов…
- Такие доводы есть соблазн. Соблазн уму и сердцу. И во много раз более тяжкий, чем нечаянный поступок, ибо приходит в мир через обдуманное слово. Одно дело поддаться злу нечаянно, и другое – защищать его. Против изощренности доводов в защиту зла и лжи я могу противопоставить простые слова о добре, которые иному покажутся пресными. Черная лепешка против медового пирога. Я понимаю, что нахожусь в худшем положении и потому бросил дом, что осознал – победить тех, кто разносит соблазны духа можно только отдавшись борьбе без остатка.
- По моему разумению, ты хочешь неподъемного. Но это твое дело.
Никоиф поднялся, задумчиво теребя бородку прошелся по комнате и вновь остановился перед гостем.
- Что ж, я пропущу тебя в город. В тебе нет той опасности, о которой кричат иные книжники. Но ты пройдешь не через Главные ворота, а через Овечьи. Так называют ворота, где проходит скот на пастбища. Так будет спокойней. Тебя проводит тот же мальчик. И еще…
Никоиф тронул плечо проповедника.
- Ты можешь остановиться пока в этом доме. Здесь живет мой тесть, человек старый, почтенный, он тебе не помешает. Поверь, так будет безопаснее и надежнее для тебя и твоих последователей. А теперь мне пора. Служба. До свидания.
Он вышел, оставив Учителя со своими мыслями.
Во дворе на бревне сидел человек и сосредоточенно возился со своей потрепанной сандалией. На его склоненной спине еще не просохли пятна пота. Босая, потемневшая от пыли, ступня белела мозолями.
- Тяжело ходить по дорогам? – спросил Никоиф.
Человек вскочил и быстро поклонился.
- Терпимо. Мы, как это бревно, – от солнца и ветра делаемся суше и крепче. Вот только жаль, что Учитель не может передвигаться верхом.
- Почему? У него болят ноги?
- Нет. Ходит легко, нам порой и не угнаться. Но ходит он среди нас как равный. И люди не сразу отличают его от всех. А это нехорошо! – убежденно закончил человек, и вздохнул. – Тверди должно отделяться от хляби, иначе второе покрывает и скрывает первое.
Никоиф постоял еще мгновение и пошел к воротам, где его дожидался конь. Но по пути подозвал хозяйку…
2
В комнату вошли две женщины, что встречали странников у ворот дома. Одна – пожилая, располневшая, вторая молодая и худощавая.
- Теперь нужно и за вами поухаживать, - сказала первая женщина. – Спутники ваши уже едят. Будьте как дома. Меня зовут Марифа, а вот она – моя невестка. А мальчонка, что вас привел – сын ее. Мужа еще долго не будет, так что, кроме вас нам готовить некому.
- Спасибо за труды ваши. Не надо ни о чем беспокоиться. Я вкушу ваш хлеб с благодарностью, хотя и не голоден. Обожду, пока поедят мои товарищи.
- Я позову, как они закончат, - сказала Марифа. – Никоиф для облегчения приказал в дорогу дать вам осла. Уже запрягают.
Когда Учитель вышел на
