Галилею кратчайшей дорогой – через Самарию.
- Не пострадаем ли мы от соприкосновения с этой страной? – спросил задумчиво Иаков. – Ведь самаритяне не знают истинности в вере. Наполовину они язычники!
- Ты боишься язычников, Иаков? – удивился Учитель. – Разве они нападают на путников другой веры?
Иаков промолчал, но Иуда, лукаво улыбаясь, пояснил:
- Фарисеи говорят, что кусок хлеба, принятый от самаритянина, равен куску свинины. А ведь нам придется питаться из их рук, пока не пройдем их селения. Вот он и боится оскверниться.
Иаков потупился.
- Да, это нечистая страна, - упрямо сказал он.
Губы Учителя дрогнули и на скулах выступили красные пятна.
- Я уже говорил вам – нет чистых или нечистых народов, есть лишь чистые или нечистые помыслы. Никто не может получить благодать только за то, что родился левитом, и проклятие только за то, что родился самаритянином. Все нужно заслужить на этом свете! Любой кусок чист, если протянут с добрыми намерениями!
На следующий день, в полдень, путники достигли первого самаритянского селения. Иаков, который решил искупить свое пренебрежение к самаритянам, и еще несколько учеников ушли за провизией, остальные отошли к дереву у края площади, чтобы отдохнуть в его тени. Но не прошло и часа, как вдруг послышались возбужденные крики и на площади появились их товарищи. Впереди шел возбужденный Иоанн, что-то отрывисто бросая остальным через плечо, подкрепляя свои слова резкими, рубящими взмахами руки. Пыль зло клубилась из-под их ног. Учитель опустил голову.
- Равви, ты должен их покарать! – закричал Иоанн еще издали.
Толпа взволнованных, пропыленных, обожженных солнцем мужчин, сжимающих кулаки, обступила своего предводителя, спокойного, холодного, недвижного.
- Их надо покарать! – повторил Иоанн.
- За что? – тихо спросил Учитель. Так тихо, что для того, чтобы услышать его, все были вынуждены замолчать.
- Мы пришли к ним в дома смиренно, - начал рассказывать Иоанн. – Просили всего лишь немного пищи на ужин, а нас встретили проклятиями и богохульствами! Я сам слышал! Ведь так, Иаков? Так, Хоам?
Оба кивнули.
- Они ругали и смеялись над тобой! Я не мог этого выдержать и…
- И что?
- Я схватился за камень, но их было куда больше. Накажи их! Нужно наслать на них все беды неба. Мор! Голод! Засуху!
- Что ты говоришь! – вскричал Учитель пораженный. – Как же мне достучаться до вас? Внемлите, ибо еще раз говорю вам: я пришел в мир не губить, а спасать!
- Разве зло не должно быть наказано? – спросил Хоам.
- Подлинное зло – да! Но здесь вам вернули то, что оставили фарисеи и книжники, - ненависть, нетерпимость, подозрение. Вырвите эти плевелы и вам принесут на ладонях чистое зерно. Но вы хотите, вынув меч, посеять новые семена раздоров – жажду мести, словно вы не мирные пастыри, а сыновья молнии и грома. Вы здесь гости! И если вас не хотят принимать, – идите дальше, а не ломитесь в дверь!
Ученики опустили головы.
- Я ведь говорил Иоанну, не лезь, а то пришибут, - сказал Иуда.
Иоанн бросил злобный взгляд на него. Но Иуда лишь усмехнулся.
- Голубка и та может в глаз клюнуть.
Иаков же громко вздохнул:
- Как мне далеко до тебя, Учитель. Людское и греховное – все во мне, а разумом я простой рыбак.
- Не надо бичевать себя, Иаков, - отвечал Учитель. – Отнесись к каждому человеку так же, как отнесся бы к себе. Идемте, братья мои, здесь мы уже лишние.
И цепочка странников вновь потянулась к горизонту.
2
Ужин выдался бы на редкость скудным – несколько вяленых рыб да краюха хлеба – если б, под удивленные возгласы присутствующих, Иуда не высыпал из сумы приличную кучку репы с несколькими сочными луковицами. Настроение сразу поднялось, и ученики отужинали с аппетитом, неустанно хваля Иуду. А тот молчал, скромно потупившись, но при внимательном взгляде можно было заметить, что радость от похвал переполняет его, дрожью пробегая по телу. Лишь Шимон не радовался еде, задумчиво посматривая на Иуду.
Отужинав, стали укладываться спать вокруг костра. Учитель ушел на ежевечернею прогулку, а, возвращаясь, услышал в стороне сердитые, приглушенные голоса, возню и тяжелое дыхание. Два человека сцепились меж собой. Он поспешил к ним и увидел Шимона и Иуду. Шимон держал Иуду за грудки, а тот яростно отбивался.
- Стойте! – закричал Учитель, бросившись к ним.
Противники сразу отпустили друг друга.
- Что случилось?
- Сейчас… сейчас все скажу, - отвечал запыхавшийся Шимон. – Вот он нас чуть не погубил.
Иуда громко хмыкнул.
- Да-да! Скажи, скажи, – где ты взял репу и лук?
Иуда опять лишь презрительно фыркнул.
- Прикажи, Учитель, сказать ему. Прикажи!
- Откуда ты взял овощи, Иуда? – спросил Учитель.
Иуда тихонько вздохнул.
- Из огорода…
- Какого огорода?
- Самаритянского.
- Без спросу?
- А кто бы дал? – взорвался Иуда. – Я знал, что самаритяне нам ничего не дадут. Они ненавидят пришедших из Города, а мы шли оттуда. Я и решился…
- Может, оттого нас чуть и не побили, что заметили кражу? - предположил Шимон.
- Да вы без меня сегодня голодными заснули бы! Ничего же вам не дали самаритяне!
- Иди, Шимон, иди, - произнес Учитель. – Спасибо тебе. Иди спать спокойно и никому не говори об этом.
Шимон кивнул и направился к костру.
- Не для себя же, - пробормотал обиженно Иуда.
Учитель обнял его за плечи и шепнул с болью:
- Ты слишком много беспокоишься, а собственно одно только нужно…
И отошел.
Ночи в Палестине всегда безоблачны, многозвездны и тихи. Сумрак настораживает и сосредотачивает одновременно. Ночью, под стрекот цикад, всегда легче думается и мечтается. Думается людям зрелым, мечтается – молодым. А у тлеющего костра, под внимающим небом, разгорался спор. Хоам, спрашивающий о чем-то Шимона, сразу оставил его, увидев возвращающегося Иуду.
- Иуда, где Учитель? – спросил он.
- На что он тебе?
- Поговорить хочу. Душа томится.
- С чего бы это? Нагрешил где?
- Сомневаюсь я…
- А-а! – Иуда, заинтересовавшись, подсел поближе. – В чем же?
- Я с Учитель говорить буду, - насупился Хоам.
- Ну да, ну, конечно, чего с меня, дурака, возьмешь, кроме репы и жертвенных денег.
- Не обижайся… Я смысл учения до конца понять хочу. Ведь равви наш лучше тебя его понимает.
- Это-то конечно, - согласился живо Иуда. – Пойдем, я покажу где он.
Иуда смело перешагнул световую черту костра, увлекая за собой Хоама. Шли недолго. Иуда скоро остановился и чутко прислушался. Затем позвал: «Равви! Равви!»
- Здесь я! – отозвался его голос.
Хоам и Иуда пошли на звук и скоро различили бледный лик Учителя.
- Вот… привел Хоама, - произнес Иуда, подходя ближе. – Сомневается он!
Иуда произнес последние слова протяжно и почти торжественно.
Хоам шагнул несмело, потоптался, откашлялся. Иуда же отступил и замер, не желая пропустить ни единого слова.
- Я хочу уяснить, - начал Хоам, - если вера наша правая, то все другие - не правы. Им уготовано проклятье? И римлянам, и сирийцам, и египтянам? Но разве римлянин виноват, что родился римлянином?
- Нет, конечно. Честные не пострадают. Бог един для всех. Он невидим, и люди, веря в него, придумывают ему разные обличья в силу своего разумения. И молятся ему в силу своих обычаев. Но молиться - не значит быть с Богом. Иначе не было бы никого ближе к небесному престолу на земле, чем фарисеи и жрецы. Слишком много земного в тех молитвах и богослужениях. А потом удивляются, что их не слышат, хотя все наши мирские дела для Бога, что шевеление сорной травы на дороге вечности.
- А что такое Бог? – вдруг подал голос Иуда. – Не для нас, а для всех едящих и мыслящих.
Хоам живо обернулся к нему и воздел руки.
- О чем ты?!
- Бог, - спокойно начал Учитель, - самое прекрасное и чистое в каждом из нас. Недостижимое, но досягаемое. Нерукотворное, но осязаемое душой. Самое сокровенное в человеке.
- Но, если Бог внутри нас, то тогда каким Он может представляться людям злым? - сказал Иуда. – А ведь люди злы…
- Ты хочешь сказать: каков человек, таков и его Бог? Да, это так. Поэтому я и призываю людей очиститься. Поселить в своих душах доброту и милосердие.
- Но Бог должен уметь и карать! – воскликнул Иуда. – А как же! Ведь есть неисправимые! А кто же на земле будет карать? Кто те избранные, что возьмут на себя эту долю? Какой мерой будут они мерить?
- Найдется мера, - убежденно сказал Хоам. – Нужен канон. На то мы и есть, чтобы найти его.
- Найдем и обрящем, - со вздохом тихо, словно для себя, проговорил Иуда.
Учитель промолчал.
Хоам поворотился к нему, как бы ожидая продолжения высказанного. Но, не дождавшись, спросил у Учителя:
- А ты, равви, можешь творить чудеса?
- Я дарю вам чудеса ежедневно – зрите слепцы! – вдруг почти выкрикнул Учитель и, резко повернувшись, зашагал прочь.
Хоам растерянно смотрел вслед. Иуда махнул рукой и направился к месту привала. Хоам, оставшись в одиночестве, почувствовал, как зябнет от ночной прохлады, встрепенулся и бросился вслед за Иудой. Он нагнал его у самого костра. Иуда обернулся и, усмехаясь, сказал:
- А ведь Иоанна и Мариам нет. Жизнь не одним духом питаема.
3
Утром Хоам пересказал спутникам кое-что из ночного разговора.
Иоанн вскочил в волнении.
- Как сказал Учитель? «Я дарю вам чудеса ежедневно – зрите слепцы»?
Хоам кивнул.
Иоанн в задумчивости прошелся несколько раз, обхватив свои плечи руками и, наконец, остановился, выкрикнув:
- Да, мы слепцы! Ах, как прав Учитель! – Он удрученно покачал головой. – Чудо может увидеть только тот, кто хочет его увидеть и принять. Слепца бесполезно убеждать в существовании облаков, ибо он скажет – не вижу!
Ученики глядели на него удивленно, ничего не понимая.
- Мы верим всему, что происходит под нашим носом. Мы верим, будто Учитель и вправду родился в Назарете, а не переехал туда позже из Вифлеема, как было на самом деле и как предсказывали пророки. Мы идем через селения и думаем, будто и вправду Учитель останавливается в них, чтобы запастись пищей и отдохнуть. А я свидетельствую! – Иоанн вознес правую руку к небу, - что однажды зашел я в дом один, вскоре после того, как его покинул Учитель, и сказали мне хозяева, что дочь их, занемогшая накануне, почти выздоровела. Не понял я тогда, что это было, а сейчас понял, – исцелил ее Учитель!
Возгласы одобрения были ему ответом.
- Ведь я уверовал и пошел за ним, когда он исцелил моего соседа, - заявил Левий.
- И я слышал о таком, - поддержал кто-то.
- Да, это так! Учитель имеет этот дар! – с жаром закончил Иоанн, взмахивая рукой.
Все невольно повернули головы туда, куда простерлась его длань. По белесому, легкому туману, стелющемся над травой, будто плыла фигура Учителя. Он шел к ним, приближаясь, как ладья, скользящая по волнам, - плавно, тихо, зачарованно.
- Выспались? – приветливо спросил Учитель, подходя к костру. – Не пора ли идти дальше?
- Мы готовы? – сказал Иоанн. – Но ты еще не ел.
- Спасибо. Мне не хочется. В дороге поем, хлеб у меня есть.
Иоанн обернулся к товарищам с сияющим лицом и сказал им так, чтобы не слышал Учитель:
- Тот, кто беседует с ангелами, не нуждается в телесной пище!
Вновь зазмеилась дорога, и уныние последних дней отступило. Противоречивые, бурные чувства как прежде переполняли путников. Но шагалось легко, будто все они разом узрели близкую, осязаемую цель. Пожалуй, лишь Иуда не разделял общего настроения и все так же
