НА СТОЛКНОВЕНИИ ЭПОХ. Часть 1

крестьянскую бедноту. И рабочий класс я тоже уважаю. Но писать я буду только для своей земли. А эти ваши новомодные штучки нам, деревенским, никогда не принять!
    -- Так я ведь тоже для пролетария стараюсь, не для себя же. Когда-то вы говорили, что и денег вам не принять. А теперь за границу изволите ездить, -- не без иронии поддевал  здоровяк своего собеседника.
      Они резались в карты до самого утра, курили и громко спорили так, что Лере было слышно каждое слово. Но, даже не смотря на этот шум, усталость взяла верх и она, все же, под утро заснула.
    А на утро оба соперника, видимо, так и не пришли к общему решению проблемы. Совершенно обескураженный Сергей, капризно, как ребенок, схватил шапку и выскочил за дверь. Такого исхода проблемы Лера не ожидала. Ей стало жаль чудаковатого парня, и она бросилась за ним  вдогонку.
    -- Сергей, подожди. Не обижайся, он не хотел тебя обидеть. Я знаю, он просто хотел убедить… Он любит острить...
    -- Беги, беги, -- пробубнил вслед великан, -- Как бы тебе обижаться не пришлось.
    Лера выскочила на улицу. Белый снег ослепил глаза после полутемной комнаты. Белые пушистые снежинки падали и с неба. Было морозно и туманно. Над крышами домов клубился дым от печей-буржуек. Сергей почти бежал, сам не зная куда. Пальто его было нараспашку, шапку он так и держал в руке, не надевая, золотистые кудри растрепал ветер. Лера подбежала к нему. Он тяжело и горячо дышал.
    -- Ну почему ты так? -- в отчаянии обратилась она к нему, -- Ведь он же ничего плохого не сказал. Ты ведь талантлив и он это знает. Он не хочет, чтобы твой талант пропал в одиночестве.
    Сергей остановился, взял в ладонь комок снега, приложил к воспаленным губам.
    -- А если Россия пропадет, он не боится? Если это все заграничное заменит нам наше, родное... – губы Сергея дрожали, по щеке скользнула слеза, но он ловко поддел ее кулаком.
    Лера чувствовала и понимала, что он по своему прав и что не соединится он с футуристами никогда, и талант от этого не пропадет в безызвестности. Она так же знала, что великану по-своему дорога Россия, он не любит заграницу и никогда туда не уедет. Но он же хочет, чтобы его страна была не хуже, цивилизованней и образованней. Одно только для Леры сейчас стало настоящей трагедией. Два таких гениальных ума, нет, даже три. Эти три гения, три великана русской поэзии, три ее держателя, три медведя – один из самого центра Москвы, другой из рязанской деревни, а третий так и вовсе с гор спустился. И эти три здоровяка не могут найти компромиссное решение своей проблеме. А как бы они могли сотрудничать… Лере только сокрушаться приходилось втихомолку, но рассказать об этом она им не могла.
    Вдруг Сергей предложил:
    -- Пойдем, выпьем!
    -- Пойдем, -- согласилась Лера, она поняла, что ему надо выговориться.
          ГЛАВА 45.
    Дешевый кабачок. Дешевое кислое вино. Музыканты бредили какую-то скучную мелодию. Но уже через минуту Лера захмелела. В другую минуту они с Сергеем, тесно прижавшись друг к другу лбами, уже беседовали открыто, как на духу. И он ей исповедовался, роняя слезы на серую скатерть. О родной земле. О старушке матери, оставшейся так далеко и все время ждущей его на пыльной дороге. О срубленном вишневом саде, который раскинул свои ветви и своими побегами по весне «искал», заглядывая в окна, тех, «кто жив». О нем было пролито немало слез, и только родная сестра знала эти слезы. Там за городскими туманами ждала его девушка, которая любила и прощала все хулиганства. А он теперь каялся. Каялся в том, что не любил ее. Ему бы вернуться к ней… Каялся он теперь Лере. А ей невольно вспоминался Славка. Взгрустнулось, и она зарыдала. На пьяный стол, на серую скатерть катились слезы их обоих. Каждый о своем… Но так близко, словно всю жизнь прожили вместе. Это был их общий резонанс чувств.
      Сергей плакал и рассказывал Лере свою недавнюю историю любви, случившуюся здесь, в этом мраке столичных улиц. И она повлияла значительным образом на его дальнейшее развитие, внутренний мир и творческий путь. А, может, и на судьбу.
        Они вдвоем любят одну и ту же женщину. Она любит двоих одновременно – его, парня в лаптях, неотесанного выходца из деревни, сумевшего зажечь ни одно сердце перед собой, и преуспевающего режиссера Мейерхольда. В те времена были в моде анархические браки из трех человек. Она была музой для них обоих, но остаться предпочла не с поэтом-расстригой, катившимся по ветру на крыльях судьбы.
        Он познакомился с Зинаидой Райх в далеком семнадцатом, в редакции левоэсеровской газеты «Голос народа». Тогда она была неприметной машинисткой, только что окончившей гимназию. Он еще не прославился, грамотности маловато. Но его талант уже замечен кем-то. Перспектива стать народным гением становится все реальнее и ближе. В том же году они и поженились. Поселились в крохотной коммунальной комнатушке. Вскоре должен был появиться на свет ребенок.  Она переживала о будущем потомке. А он переживал внутренний ад. Ее интересовали лишь семейные хлопоты, его душу рвали неразрешенные проблемы творчества. Часто он напивался в кабаке, уходя от горькой реальности и непонимания со всех сторон. Буйный норов. Любое неосторожное слово могло вызвать бурю эмоций. Даже слащавые «фанатики» вызывали в нем негодующее раздражение.  А «хорошие» друзья подливали чарку одну за другой: «Давай, брат, выпьем, за любовь, за поэзию, за красоту...» Это было время, когда в страну только-только из-за границы, как диковинка, стали поступать первые порции кокаина и морфия. Наркомания, в основном, процветала в деревнях, где были расположены госпитали, и можно было раздобыть морфий, предназначенный для раненных солдат. В городах «передовые» люди уже все перепробовали «кайф» новейшего производства. Душа их жаждала еще и еще «петь в унисон» с поэтами нового времени. А без «допинга» какая уж там поэзия... Сергей пил много, не желая видеть «людскую рвоту». В завершении, зачастую, драка. Не просто так. За любовь, за поэзию, за красоту... Утро часто встречалось в милицейском участке. Жестокое похмелье. Суета, шум, теснота – это смерть для творческого ума. Безобразие того времени, которое было обусловлено развалом государства. Оно сгубило ни одну душу. Искалечило ни одну судьбу: «Их мало, с опытной душой,/Кто крепким в качке оставался.»               

      Не покидала его мысль о том, его ли  потомок на самом деле недавно появился на свет. А, что, если не его? Значит, это обман, и он даром влачит здесь свое жалкое существование ради нелюбящей женщины, которой не перечил ни в чем. Серг не выдерживал и убегал из дому. В кабаке снова и снова напивался до беспамятства.  Боль своей души вымещал в драках и скандалах с каким-нибудь «хозяином жизни», который имеет право на все, даже украсть чужую любовь.
        А дома, в тесной коммунальной комнатушке, где должен был появиться на свет еще один ребенок, сплошной кошмар. Его недавно горячо любимая женщина, с косой темной, как смоль, перестает быть им желанной. Все реже и реже они беседуют на важные темы. Ее внимание теперь чаще привлекает ребенок, постоянно хнычущий и не дающий спать по ночам. Но поэт, не смотря на свое аморальное, для того времени, поведение, все же становится знаменитым. Казалось бы – его проблемам конец. Деньги, слава. Что еще нужно для счастливой жизни. Но нет. Чувство одиночества лишь обостряется. Он понимает, что его окружают лживые завистливые людишки, которые считают себя его поклонниками. Те, кому он нужен, лишь хотят от него иметь выгоду – нажиться на его таланте: «Те, кого любил я – отреклися,/ Кем я жил, забыли про меня.» А верных друзей по-прежнему нет. Нет понимания и в кругу семьи. Постепенно он теряет интерес к семейной жизни. Становится безразличным к своему первенцу, находя забвение в алкоголе:

                                                Тогда и я
                                                Под дикий шум,
                                                Но, зрело знающий работу,
                                              Спускался в корабельный трюм,
                                              Чтоб не смотреть людскую рвоту.
                                                    Тот трюм был –
                                                    Русским кабаком.
                                                    И я склонился над стаканом,
                                                  Чтоб, не страдая ни о ком,
                                                  Себя сгубить
                                                  В  угаре пьяном.

И, наконец, Серг не выдержал такого бытия. Попросил, пока еще, единственного друга, чтобы тот сказал его жене, что у Сергея есть другая, и не вернулся в этот вечер домой. Но сам пошел не на свидание, а в кабак, и опять напился. Она исчезла из его жизни навсегда.
        Спустя время Сергун узнает, что у него теперь не только сын, еще и дочка. Она не признает его папой, а бывшая любимая теперь не с ним. Эта боль раскаленной лавой бурлит в его груди. Он ищет встречи с ними. Хочет видеть своих детей. Только о них и сожалеет. Он изредка может видеться с нею и своими детьми в квартире одной из подруг его бывшей жены.  Она живет с другим, преуспевающим режиссером. Работает в его театре и считается первой актрисой. А у него, у Серга, кроме горестей ничего. Да еще робкая надежда на любовь той девушки, которую он когда-то не заметил. А ведь она готова была на все...
      Да, это был настоящий поэт, умеющий затрагивать тонкие, но основные струнки человеческой души. Заставляя звучать их со своей душей в унисон. Вот он – настоящий человек. Оттого-то товарищ Маяковский ценил и уважал его, сам не осознавая этого, но как-то по своему, со своим уникальным мировоззрением. Оттого ревновал к творчеству и не смог переубедить. Но это была профессиональная ревность гения к гению. Но ребята, почему же вы не хотели искать компромисс и сотрудничать?... Этот вопрос всякий раз застывал у Леры комом в горле и она снова плакала… плакала… обо всем. О нелепостях судьбы… и обо всем мире… и о себе самой.
      Эмоции, видимо, стали слишком жгучими, они перелились за край, как вино. Последняя чарка оказалась лишней. Кровь молодецкая ударила в удалую голову.
    -- А, ну, музыку! – закричал гений-балагур, -- Музыканты, давай веселей!!!
    Кажется, музыканты просто не поняли, что от них требуется. Серега подскочил к ним, почти выхватил у одного гармонь и растянул так, что та аж затрещала.
    -- А теперь слушайте, как у нас в Рязани…
    Сидящие в зале устремили свои взгляды на сцену. Гармонь заиграла что-то веселое, народное. Но доиграть ему не дал полный господин в дорогом сюртуке. Он подкатился к музыкантам, сунул в руки одному пачку купюр и хотел отойти в сторону. Музыкант попытался отобрать гармонь, но державший ее, активно засопротивлялся:
    -- Ах ты, шкура продажная! Вот я тебе!
    Он оттолкнул музыканта в сторону так, что тот свалился на остальных.
    -- А ты, толстая гадина, сейчас получишь!
    С этими словами Сергун набросился на толстяка.
    -- Выходи по-честному на кулачный бой! – вопил Серега.
    Лера растерялась. Она не знала, что делать. Оставаться в стороне или помешать драке? В потасовке могли разбиться камеры и тогда – провал задания и… прощай работа!
    -- Сережа, не