Иного Я трансцендентно, если Иное есть не другое сознание, а нечто, иное сознанию, например, тело. Не существует телесной бездны между сознанием и сознанием, между субъектами.
Не существует ее и между автором и героем для самого автора. Герой имманентен для автора. Другое дело автор для героя. Тот трансцендентен для героя, если герой выдуман автором и живет своей уже словесной жизнью не в авторе, в его сознании, а в пространстве и времени повествования, в самом тексте, воплотился в нем, в нем же обрел свое вещное, телесное существование. Вот тогда, он так же отчужден от автора, как и от читателя. Поэтому читатель имеет на него свои права как на вещь в качестве читателя, другого для его читательского сознания.
Но как быть со смертью для сознания? Смертно ли оно? Разумеется, если овеществляется в теле. Но вместе с тем оно бессмертно. Но в каком смысле? В смысле освобождения, эмансипации от телесной зависимости, когда тела уже нет, нет в нем жизни, в развоплощении. Оно умерло для тела субъекта. Но субъект остался как бестелесная душа. Почему же Бахтин так не сказал. Потому что ему не хватило для этого ума, но больше не хватило смелости, ведь его сломали в сталинском Карлаге. И он был вынужден даже в записях о Достоевском, в черновике для себя врать самому себе, рядиться в лохмотья тупого и страшного в своей безжизненности трупа материализма.
Жертва. Продолжаю читать дневник Пришвина. В нем он пишет: «Жертва – это ответ невинного за ошибку другого. И потому живи и не ошибайся. Не греши не потому, что тебе будет за это нехорошо, а потому, что за твой грех будет отвечать другой, невинный». Если думать в духе Пришвина, то за грех человека отвечает Богочеловек, Бог, ставший человеком, чтобы за него пострадать. О том, что всякая жертва есть последствие ошибки кого-то я давно уже слышал от своего покойного друга. Это его возмущало и он полагал, что если бы люди вели себя разумно, то никто бы не жертвовал собой. Поэтому, он делал вывод, сама идеология жертвы антигуманна, призыв к самопожертвованию по своей сущности порочен.
Как относиться к такому высказыванию? Положительно, но с иронией. Почему? Потому что человек не разумен. Поэтому существует система воспитания человека жертвой, Согласно этой воспитательной методе лучше если сам человек пожертвует самим собой, чем кто-то из него сделает жертву. Гуманно, если сам человек будет виновен в своей смерти. Какая «подлая педагогика». Воспитание в таком антигуманном, бесчеловечном духе освящается именем Бога и преподносится как высший цвет проявления гуманизма, гуманного отношения к человеку. Как же: пускай человек, не жалея себя, своей души, иначе ее потеряет, отдаст свою жизнь «за други своя». Но зачем возмущаться, как это делал мой покойный друг? Следует посмеяться над человеческой глупостью, которая представлена Священным Писанием. От того, что глупость можно встретить и в этом писании, от этого глупость не перестает быть глупостью. Глуп человек и свою глупость он приписывает Богу.
Романтическое и реалистическое литературное произведение (литературный манифест). Романтическое произведение описывает свой предмет производства (прекрасную предметность, художественный артефакт) с точки зрения идеала. Напротив, реалистическое произведение описывает свой предмет с наличной точки зрения. Поэтому в этих произведениях по разному, вплоть до противоположения, понимаются задачи воплощения в слове творческого замысла. Романтик (автор романтического сочинения) занят идеализацией предмета, а реалист занят его натурализацией. И в том, и в другом случае имеет место реализация замысла. Только романтик в создании произведения ориентирован на то, каким бы могло быть им описанное в идеальном (исключительном, атипичный, аномальный, из ряда вон выходящий, необычном) случае, тогда как реалист смотрит на описанное как на реальный, опытный (типичный, нормальный, среднестатистический, заурядный, обычный) случай. Поэтому романтик делает акцент на самой идее произведения, на его идейном содержании, а реалист обращает внимание на материю произведения, на то, чтобы его сочинение соответствовало фактам изображаемой словом жизни.
Есть особый подвид реалистического произведения, который литературоведы окрестили «магическим реализмом». Это, если можно так, аллегорически, выразиться «троянский конь романтизма в реализме». Такое синтетическое сочинение магично в том смысле, что является живым, не будучи натуралистическим. То есть, тот мир, который сочинен автором настолько детально проработан и художественно выделан, что создает иллюзорное впечатление реальности изображаемого. Даже кажется, что он более реален, чем сама реальность. Этот эффект вызван тем, что идея настолько прописалась в слове, что в нем обрела свое уже материальное явление. Для этого требуется большая энергия воплощения. Она обеспечивается за счет сгущения живописных красок при изображении того мира, которого никогда не будет в нашем мире. Но он вполне реален в самом себе, в иллюзии. Вот тогда можно говорить о реальном соответствии идее иллюзии. Поэтому произведение магического реализма является образчиком, типом гиперреализма или сюрреализма, то есть. идиллического жанра.
Для того, чтобы быть настоящим идеальным произведением, то есть реальным художественным, а не «физиологичекой отрыжкой бумагомарания» («чернильным пометом пера»), которая называется «реализмом», этому произведению следует показывать всем своим видом неотмирность того мира, который описывается в качестве, нет, не потустороннего мира, но мира трансцендентального, пограничного нашему миру, являющемуся идеальным пределом, границей возможности нашего мира, той возможности, которая реальна в творческом воображении, в художественной фантазии автора. Настоящее художественное произведение значимо имеет свой собственный смысл не потому, что копирует действительность, но создает другую реальность. При этом собой показывает, что она другая, но реальность, правда реальность не голого факта, но настоящей идеи. Художественная правда заключается не в копировании реальности вне художества и не в поиске и находке художества в нехудожественной реальности, но в реализации художественного замысла, в представлении его живым и реальным фактом жизни. Цель художника, в данном случае автора литературного произведения заключается не в украшении реальности, но в реализации художественного замысла, потому что в нем, в его воплощении в материи этого мира находит себя человек как человек.
Кратко говоря, цель автора заключается не в идеализации или вульгаризации реальности, как это бывает в дурном романтическом и натуралистических произведениях, а в реализации авторской идеи. Реализация такой идеи может быть полной, и тогда появляется идеальное (романтическое) произведение или не полной, и тогда появляется синтетическое произведение. Оно синтетическое только на словах (в материи, материале), а не на деле (форме), которым держится материал; его символизм является дисгармоническим смешением (синкретическим хиазмом) идеи и материи, в котором либо больше идеи, и тогда это критика (негатив) реальности, либо больше материи, и тогда это апология реальности. Это явное смещение от исполнения истинного предназначения произведения быть не переделкой реальности или ее копией, а другой реальности. Причем не совсем другой, чтобы сохранить зазор между материей и идеей, но не в виде лакуны, не состыковки, а границы (трансценденталии) между ними.
Сущность Я и его уровни. У любого человека есть Я, но какое? Естественно, индивидуальное. Так как человек является живым существом, то его Я живое. У человека как живого существа есть отдельно взятое от других тело, которым он живет в среде себе подобных. Человек живет вместе с другими людьми общением, обществом, в обществе. Ему необходимо индивидуальное Я, чтобы существовать и жить отдельно от других, ведь общество - это не один человек, а множество людей, их коллектив, сообщество. Любой человек и отличается от других своим телом и похож на других людей, тем чем они отличаются друг от друга. То есть, основанием, по которому они отличаются друг от друга, является их телесное Я. Казалось бы, это одно Я, точнее, один тип, вид в качестве инварианта, подвидами, вернее, индивидами которого являются все люди как множество представителей одного и того же вида. В них есть одно целое, род, который они составляют как его части, индивиды. Человеческий род есть общее во всех людях, их все-общее как целое в частых в качестве связи между частями, или их сущности.
Но человеческое Я не только живое и телесное, - в данном случае оно социально в том смысле, что социальность живая и материальная (телесная), - но и душевное, то есть, не все является материальным, телесным образом, но скрывается внутри самого индивида. Тут следует оговориться, что Я материально не только телесно, вещественным образом, но и деятельным образом, энергетически, в действии. Значит, Я человека и есть, причем живым образом, органически, вещественно, и действует, преследуя свои цели, которые ставит перед собой, находя соответствующие пути и средства их достижения в качестве результатов с последствиями этих действий. Ставит перед собой цели, их осмысливает и находит средства для их достижения человек сознающий себя в качестве Я. Но каким образом он осознает себя в качестве человека? В качестве скрытого Я, про-являющего в мире вещей и людей как живое телесным образом существо. Вот это являющее себя Я как тело, но телом не являющееся, то есть, скрывающее, маскирующее себя телом и есть душа, или душевное Я. Оно индивидуально.
Как это понимать? Таким образом, что по отношению ко всей своей разнообразной и многообразной жизни индивидуальное Я одно. Это одно и тоже Я индивида, во всех проявлениях его многообразной/разнообразной жизни, есть индивидуальная сущность. В этом смысле человеческий индивид тоже есть целое по отношению уже к самому себе, являясь одновременно частью, но уже в ином отношении к другим людям как множеству, составленному в одно целое человечество.
Выходит человеческое Я есть, оно живое, телесное (вещественное), деятельное (энергичное) и, наконец, душевное. И все? Нет, не все. У человека есть возможность развить еще ментальное, интеллектуальное Я, то есть такое Я, которое не только существует, живет, дышит, действует, чувствует, воображает, представляет, боится, переживает и выражает то, что представляет, переживает, надеется и решает, но еще и думает, когда совершает все эти действия сознания. И вот на этом высшем для человека уровне его Я становится не просто сознательным, а самосознательным. Оно узнает себя и знает, что от себя ждать. Прежде Я было не только сознательным, но и бессознательным. Но на этом уровне интеллекта, ума оно стало умным и знающим себя. Оно узнает себя и отличает от всего остального с полным знанием дела, личного поведения в мире. Оно стало в
