ни глубины, ни поверхности, ни широты, ни узости. В понимании духа не работают обычные человеческие понятия. А если употребляются, то только в ироническом контексте как то, что есть нечто иное, чем то, что имеется в виду. Упомянутая тобой иерархия ведет в никуда, то есть, туда, куда прямая дорога человеку, забывшему то, что он ни что, ни ничто, а нечто среднее, посредственное. Иерархия и свобода, универсальность несовместимы и противоположны. Я думаю, лучше тебе воздерживаться от употребления слишком человеческих терминов, которые заводят в смысловой тупик, как например, иерархия, если ты их используешь пристрастно, то есть, с сердцем, а то будет очень больно. Потом та «Беспредельность», которая тебе любезна, тоже слишком коварное и ненадежное слово, чтобы его делать ключевым. Я использую указанные термины только символически, не в прямом, вероисповедном смысле, а в смысле скептическом, дистантном. Иначе нельзя будет избежать догмы.
Исходя их вышеизложенного, можно допустить, что все человеческие божки, вроде Будды, Иисуса и прочих пророков, святых… не более чем статисты в цепи-иерархии заблуждения, которыми морочат души несчастных людей демоны-духи как веяния-потоки одержимости многоликой и беспредельной ложью.
Еще раз повторю: смысл конкретен, ограничен. Имеет место имманентное и трансцендентное, которые ни в коем случае нельзя абсолютизировать и понимать абстрактно, то есть, раздельно. Иначе ум или сознание оказывается в «каше» смысла, из которой нельзя будет выбраться и останется только бессмысленное бормотание. Здесь предел для человека. Но в рамках, в пределе жизнь становится осмысленной и нечто может получиться. Если брать дух и заниматься его бесконечным преумножением, то теряется смысл его самого и он обращается в чистое ничто, что я попробовал тебе показать. Если же его «приземлять», то выйдет не дух, а духота иерархии со всевозможными посвящениями, вводящими в заблуждение, ибо любая тайна есть ложь в том смысле, что за ней скрывается именно она, а не истина. Истина не скрывается. Она открыта. Это мы закрыты и уже в рождении посвящены в тайны лжи.
В заключение следует написать то, что истина не скрывается в предельности или беспредельности, но открывается в том, что находится между ними: беспредельная предельность и предельная беспредельность, то есть, граница вокруг и то, что лежит в круге и вне его, но ни как не только в круге или за ним. За беспредельностью и бесконечностью стоит вечная отсылка к чему-то иному, чем есть. Таким образом, искомая истина теряется, а не находится. Но так как человек есть существо пограничное, то, зная свою ограниченность, он будет выступать за круг и стремится в бесконечность, теряя в этом стремлении сам его смысл, вновь его обретать на остановке, для того, чтобы потерять на новом витке «восхождения».
Если пытаться обрести в беспредельном опору, то оно всегда будет тебя оставлять без опор. Это безнадежное предприятие аксиологической спекуляции, игра зеркальных отражений, метафизическое упрямство как безопорное упорство. Наоборот, находя в предельном опору, ты всегда будешь от нее отталкиваться, что грозит ценностным дефолтом, обесцениванием предела, пограничного состояния, утратой определенности.
Если бы человек был разумнее. Предположим, что человек есть разумное существо. Тогда он, как минимум, способен смирять свои страсти и направлять их в том направлении, на котором он развивается и совершенствуется. Что это за направление? Это направление духа или вдохновение. Человеческий вдох есть открытие или ведание того, что ему неведомо во всем, в том числе и в самом себе. Человеческий выдох есть выведение из себя того, что в нем появилось, изобретение нового путем преобразования налично сущего. Такое преобразование (трансформация), именуемое творчеством, последовательно разделяется на три фазы: первая – подражание, имитация или притворство (теза), вторая – превращение (антитеза), третья – появление или рождение нового, иного (синтеза). Внешним образом, композиционно творчество есть неверное усвоение прежнего путем перебора, комбинации и ассоциации. Внутренним же образом, формационно творчество есть не покорение вещей, преодоление сопротивления их материала, не состязание с соперниками ради победы, а есть борьба с самим собой, с тем образом себя, на который он желает походить. Этот призрак себя есть его основное препятствие на пути к самому себе, то есть, к тому, какой он есть на самом деле. А есть он то, что сам еще не ведает. В творчестве человек сам себя преодолевает ради идеи как образца не себя, но всего в целом как одного, в котором он только малая часть.
Но именно себя наличный человек и не желает преодолевать. Помехой в этом является его душа как дух в клетке тела или вырожденный дух. Об этом еще в древности догадывались наиболее просвещенные умом люди, указывая на то, что «кто душу свою пожалеет, тот ее потеряет». Что это означает, если переводить такое архаическое предупреждение на современный язык? Ни много ни мало, как то, что дух, потерявший самого себя в человеке, то есть, утративший свободу, и нашедший в нем себя как душу занят только тем, как бы ему навредить. Локализация духа в телесных пределах человека, его обмирщение или духовное падение оборачивается злом, хаосом уничтожения, негацией духом как ничем или ничто всего того, что есть «чем-то» или «кем-то», «что» или «кто», включая и самого человека. Дух в человеке или душа – это дух, забывший себя и выдающий себя за иное, притворяющийся человеком, точнее, его “ego”. Забвение духом себя как нечто универсального или ничто локального, превратно выражается тем, что вразумление его как его же характерная черта приходит всегда не вовремя, через шаг после реактивного движения страсти или эго. Да и то приходит лишь инструментально для самооправдания или отвлечения внимания от собственной природы.
Душевное существо конечно и смертно. Душа его покидает, когда он становится уже не способен вынести ее. То есть, она как его «паразит», точнее, паразит его сознания питается человеческими страстями. Когда же человек истощается и уже не способен на то, чтобы что-то желать и к чему-то стремиться, она испаряется, улетучивается. Чем примитивнее человек, тем он менее интересен для «падшего духа», ведь с него мало что можно взять. Поэтому душа цепляется как раз за таких существ, у которых более сложная нервная организация и развиты, задействованы высшие отделы головного мозга, его левого и правого полушария. Душа, как только она возвышается до осознания значимости своего положения центра, вокруг которого все начинается вертеться, скорее разряжается. Вот почему она мигрирует в другое материальное тело. Чем больше она будет переселяться, тем дольше сохранится в качестве такого относительного центра. Когда она покидает прежнее тело, то она стирается, но не как субстанциальная форма своего материального носителя, а как психическое содержимое. В новом материальном теле она растет сообразно той конфигурации своих движений, которые прорисовываются по мере их повторения. В общем-то форма души у всех людей одна и та же, различие в них наблюдается на уровне того, как складывается содержание психических актов ее носителей. Субстанциальная причина здесь одна и та же, вот следствия (кармы) разные.
Чтобы быть разумным существом, человек должен был бы ее опустошить и предоставить себя не падшему в материю духу, которому нет места в пустоте, а разуму как мировой линии выведения духа из состояния в себе в состояние для себя. Однако полного опустошения человек совершить не может. В нем остаются остатки прежних привычных активаций. Душевная деактивация невозможна даже у пророков, святых и гениев. Поэтому единственно, на что он сам способен, так это на реактивацию того, что было прежде, то есть, на некоторое припоминание как зачаток знания. Самое важное в нем творится не им, а духом и разумом, если он возвышается, или легионом демонов, ибо их бывает всегда больше, чем один, если он унижается, становится игрушкой страстей. Демоны есть падшие духи. А кто такие пророки? Это те, кто как доверенное лицо самого бога, ведет за собой к нему тех, кого необходимо спасть от грехов как пагубных страстей. Являются ли они на самом деле доверенными лицами бога не важно, ибо проверить это невозможно, единственно, что достоверно, так это то, что они так полагают, но ничего, кроме веры в это призвание у них нет. Святые в свой черед есть те, кто знает, что есть послание бога, данное избранному к спасению народу от греха через пророка. Они знают это послание как откровение наяву, на свету, вот потому и именуются святыми. Гении же есть не те, кто есть творцы, но кто чуток к тому, что им подсказывают более развитые существа, использующие их как канал адаптивного внушения тех истин, которые чересчур сложны, будь они сообщены ими непосредственно. В общем, между этими категориями продвинутых людей нет большой разницы. Причем нет разницы в том, что все они зависимы и несамостоятельны в духе и в разуме. Но как только начинают приписывать то, что они делают по высшему наущению, чувствуют свое превосходство, то душевно распаляются, теряя свой контакт с высшими силами, обрекая себя на разврат демонических страстей. На этом распаде страстей многие, падающие большие надежды, погорели. И сгорели то потому, что сначала возгордились, почувствовали себя лучше других, а потом в себе разочаровались, ибо они ничем других не лучше, предались унынию и остались со своим эго наедине, не ведая, что эго то это у всех одно и то же и ничего особого в нем нет: одна абстракция. Но полезная, полезная не слабому умом человеку, а душе как паразиту его сознания, свидетелю его падения, имя которому совесть. Мы-то твердим, что совесть – это лучше, что в нас есть. А на самом деле, что это, как не соблазн и иллюзия причастия разуму и духу. Вот почему Ницше в сердцах посетовал на то, что совесть есть химера. Она и действительно химерична и есть то, что можно назвать вечной мукой души. Но страдания человека не освобождает к лучшей жизни. Оно только сбивает его с толку. Моральными угрызениями совести нельзя преодолеть себя и изжить в себе человеческие слабости. Но и то, что предлагает Ницше не спасает, а скорее губит. Таков человек как неудачный проект возвращения «падших духов» в вечность.
Жалкое будущее человека. Человек имеет пределы своего развития и может усовершенствовать только то, что естественно в нем сложилось в качестве социальной природы. Однако эта природа имеет собственный коридор существования в масштабе всей природы в целом. Социальная сущность человека лимитирована материальными условиями своего бытия. Что это означает, как не то, что человек вовсе не является универсальным существом, как полагают «горячие головы» оптимистического антропоцентризма. Он ограничен не только материально, но и духовно тоже. В нем дух представлен минимально. Человек есть прежде всего душевное существо. В качестве такого существа
