последствиями былых увлечений в свою пользу. Для меня это стало очевидным на одной из передач телепрограммы первого канала российского телевидения под названием «Давай поженимся». Там одна из соведущих программы – астролог и маг Василиса Володина давала профессиональный совет гостье программы, отправившейся на нее за женихом. Гостья являлась любительницей астрологии и с увлечением занималась ей в своей жизни из чистого интереса. Василиса же советовала относиться к астрологии так, как она того заслуживает, - как средству улучшения, упрощения и облегчения и без того сложной и тяжелой жизни. Контрастно прозвучала на передаче разница между профессиональной и любительской астрологией. Профессиональная астрология показала сомнительность и относительность своих оснований, ее привязанность к неустойчивой психике человека. Дилетантская астрология может взять за душу, но оставить в покое ум профессионального вычислителя хода небесных светил, привязанных к характеру и психике (точнее, физиологии) человека.
Начало и конец. Что было до начала нечто? Ничто? Ничто для нечто? Если да, то его не было. Не могло быть другое нечто потому, что как бы появилось нечто, если на его месте уже было другое нечто. Значит, на месте будущего нечто ничего не должно быть. Нечто будет становиться нечто, когда для него появится место. Оно появится только, если прежнее нечто исчезнет. Но оно еще есть. Тогда, новое нечто не может не появиться как обновление старого, как одна из его возможностей, но уже не в нем, а вне его. Каким образом? Путем деления себя на части. Разделившись с собой, оно приговаривает себя к будущей смерти. Ему на смену придет новое нечто. Так телесно, материально нечто будет продолжать жить в другом нечто уже как другое нечто. Но одно оно не может состояться. Оно состоятельно только в связи с другим нечто, ему современным, если на то есть свое время, своевременно. И это понятно. Чтобы разделиться, оказаться вне себя, нечто должно дорасти до самостоятельного существования уже не в себе, с которым разделилось, но тогда в другом нечто. Только тогда оно окажется в состоянии найти себе место в материальной среде. Но если нечто телесно не состоятельно до такой степени, чтобы материально разделиться с самим собой для возникновения нового целого нечто, а не только части старого нечто, то, что ему делать, как найти выход из тупика неизбежного для него конца?
Не остается ничего другого, как стать частью вечного целого, если нет другой возможности остаться в этом мире. Для этого необходимо быть уже не телесно, но духовно состоятельным. Следует заслужить своим трудом право быть частью, частично подобным вечно целому или Богу. Единственно только Он остается вечно одним и тем же, целиком. Его частыми становятся те, кто может уподобиться ему. Чем быть подобными ему? Естественно, не природой, ибо природа у человека, о котором идет речь, иная материальная, а не идеальная, духовная, как у Бога. Но тогда чем? Только действием, последовательностью его реализации, воплощения замысла, идеи как цели в материале собственной телесной, материальной жизни.
Следовательно, помимо материальной жизни следует для исполнения цели еще вессти некую другую жизнь, которую условно можно назвать «моральной» в особом смысле выражения всеобщего содержания в индивидуальном, никем другим не заместимом виде. Для этого следует быть личностью, то есть, существом с развитым Я. В этом уникальном случае должно быть развито не только чувство, но и понятие Я, а также иметь место и время решимость (воля) быть им.
Естественное, искусственное и сверхъестественное. Естественное – это данное самой природой, естеством, то, что есть и действует само по себе, независимо от усилий человека. Искусственное, напротив, это то, что в самом своем существовании и действии зависит от человека, от его усилий, что появилось с помощью его труда, деятельности, творческой активности. Искусственное двояко, двусмысленно: Это и то, что появляется в результате художественного творчества как артефакт, больше связанный с виртуальной (воображаемой) сферой возможного, и то, что появляется в результате технического изобретения, которое невозможно без научного открытия естественного закона природы вещей, которым подражает любой технический продукт, больше связанный с актуальной сферой реального. Искусственное производно от естественного; оно строится по его модели (образцу) в качестве копии, образа первообраза.
Есть еще сверхъестественное. Так оно существует само по себе уже не как естественно данное и не как искусственно заданное, задание для исправления естественного данного и приспособления не столько человека к материальному миру естества, сколько самого естества к миру человека. Оно есть как в естественном, так и помимо и вне его. В естественном оно есть мера всякому естеству. Но оно его превосходит в том смысле, что не зависит от него, являясь не обусловленным им, а его обусловливающее в качестве условия, а порой и причины его существования.
Речь и молчание. Речь человека, общение его с себе подобными является субстанцией человеческой жизни. Его сущность развертывается в общении. Спор заводит человека. Если дело, которым занят человек, спорится, говорит само за себя, то оно собирает людей в разумно устроенное общество. По мере устроения, организации общества спор разрешается, противоречие «снимается» и устанавливается или восстанавливается гармония между людьми, с с собой и миром, окружающим людей.
В противном случае общение между людьми нарушается, они не слушают друг друга, а слушают только себя, противоречия не разрешаются, а только нагнетаются, отношения между людьми напрягаются и они ссорятся.
В том, и в другом случае люди приходят к молчанию. Но это разное молчание. Одно дело молчание, которое наступает, когда людям нечего сказать друг другу, потому что они не могут терпеть других, не хотят и не могут их понять.
Другое дело, когда они понимают друг друга и своим молчанием скрепляют взаимопонимание.
Значит, есть такое молчание, которое располагает к монологу. Но есть и такое молчание, которое находит себя в диалоге. Только этот диалог есть диалог молчания, когда люди уже договорились не до ручки, а до трубки и зарыли топор войны.
Чаще всего молчание бывает монологичным. Такое молчание является состоянием беседы, когда говорит один, а все другие молчат. Почему они молчат? Потому что им нечего сказать. То, о чем говорит один, всем давно известно и не о чем спорить и говорить. Либо он говорит так, что ему самому непонятно, и тем более непонятно другим, поэтому они ничего не могут добавить к сказанному, да и не интересно слушать. В таком случае результатом монолога будет болтовня всех остальных как обратная (противоположная) реакция на то, в чем они не находят себе место.
Но молчание не только разделяет людей. В нем люди не столько разделяются, сколько соединяются. Тогда оно выступает результатом сговора. Так люди молчат, объявив отверженному бойкот. Таким образом они составили против него заговор. Оно связало их в качестве звеньев одной цепочки реакции на нарушение отверженным договора. Это непреступное молчание. Такое молчание говорит само за себя. Слова излишни.
И молчание воспитывает, а не только речь. Есть не только проповедь, но и исихия, безмолвие. Оно наступает, когда слова излишни, бесполезны. Пришло время послушать, прислушаться к самой тишине, которая звенит, вибрирует в ушах, в голове, в сердце. Тогда языком становится тело человека. Когда человек молчит, говорит его тело. О чем оно говорит? О том, что его беспокоит. Но говорит не только тело. Его телом может говорить с ним высшая сила. Он может ее услышать в самом себе, когда не говорит, а молчит. Условием чуда откровения является молчание. Человеку следует помолчать, чтобы ему нечто открылось. Однако может случиться от обратное, когда само откровение заставит человека замолчать, - он настолько будет потрясен откровением, знамением, что от удивления, изумления замолчит.
Индуцировать откровение, вызвать его на себя можно в молчании созерцания, в медитации. Такое молчание будет сопровождаться внутренней речью, разговором с душой, беседой по душам. Когда язык молчит, говорит душа. Беседа души с самой собой и есть медитация, то есть, философское размышление, до глубины души, глубинное общение. Такое общение приводит к расширению сознания и вознесению и парению мыслей в небе идей.
Ученый и философский мозг. Мозг обывателя и начальника. Разумеется, в этой заметке речь пойдет не столько о самом натуральном мозге, как он устроен у означенных категорий людей, сколько о том, как устроено у них его функционирование, как он работает в плане сознания. Как устроен мозг, например, ученого, как у того работают мозги? Ученый – это такой человек, который сидит на диете. То есть, он регулярно кормит, питает свой мозг специфической пищей, причем питает так, как это сообразно поставленным задачам. Кем поставленным? Теми, кто кормит уже не только его мозги, но и все его субтильное тельце. Естественно, это начальство, которое заинтересовано в научной и технической модернизации, в так называемом научно-техническом прогрессе, приносящем баснословные прибыли. Ведь этот прогресс есть один из основных источников капитального накопления. Так чем же ученый кормит свой мозг? Конечно, фактами, - не мыслями же. Правилом научного исследования является следующее положение (тезис): «Больше фактов, меньше мыслей». Разумеется, их не должно быть много, достаточно одной мысли, а то ученый может запутаться в них. Ученый, как черт ладана, боится противоречия в словах, поэтому, как правило, употребляет только однозначные слова. Представляете себе, если бы он еще и думал бы, то, конечно, запутался бы в мыслях. Для ученых противоречие в мыслях смерти подобно. Вот почему они не думают, но считают, вычитают мысли, если те случайно заводятся в их голове как тараканы. Теперь понятно, почему они, эти самые мысли, как тараканы прячутся по углам сознания ученого? Одна мысль поможет ему разобраться в фактах. Ему годится только такая мысль, на которую он может нанизать их, собрать их в кучу, составить из них совокупность, сумму для обобщения, кружок совокупления членов, связи элементов.
Другое дело философский ум. Он работает иначе. Ему, как минимум, необходимы две мысли сразу. Лучше, чтобы они были противоположны по смыслу. Качаясь на качелях ума, напрягая его двусмысленностью, философ пытается вывести из них понятие, понять то, что он думает о том, что есть и не-есть. Выведение понятие возможно, если мысли индуцированы идеей, видимым образом которой может быть факт, противоречащий уже заданной теории. Этот контртеоретический факт должен надоумить философа на идею как гипотезу, предположение, которым он предвосхищает искомое понимание в виде интеллектуальной интуиции. Ему следует сконструировать (довообразить) понятие как пример работы ментального творчества для отгадки
