Есть характерные актеры. Они представляют характер персонажа, его Я. Есть актеры амплуа или той роли, которая соответствует их внешним данным. Есть типические актеры. Они играют тип человека на сцене. У меня, например, амплуа инженю или простодушного. Но характер петиметра или модника. Тогда как на самом деле я принадлежу к типу рефлексирующего человека, тяготею к философскому роду. Получается человек с тройным дном. Первые две маски нужны мне для успеха в обществе и достижения своих целей. А вот последняя является ли уже не Я персонажа, но авторского Я? Не могу сказать «да» с полной уверенностью, ибо и это Я может оказаться очередной маской актера.
И все же актеры не просто актеры. Если бы это было так, то они были бы пустышками, полыми внутри. А между тем мы их отличаем и не только по амплуа и по характеру персонажа, а и по складу своего характера и тому обаянию, которое им собственно присуще. И вот это обаяние и есть выражение их души. В этом они артисты.
Вместе с тем актерский удел есть удел женский, ибо у актера есть характер и душа, как у женщины, но нет ума, который есть только у мужчины. Как и женщины, они способны на развитие того, что им дала природа и воспитание, то есть родители. Но они не способны сами творить, как мужчины. Они могут только экспериментировать с тем, что усвоили от других – авторов (драматургов и сценаристов) и постановщиков (дирижеров ансамбля актеров). Актеры живут не своим собственным умом, а заемным умом авторов и режиссеров. И даже интеллектуальные, точнее, рассудочные актеры, играющие характер умного человека, умны не сами по себе, но по тому, что кажутся таковыми, сообразно своей роли, прописанной автором и поставленной режиссером. Как и в пении у певца или певицы, так и в игре у актера или актрисы, должен быть поставлен, только не голос, а образ, роль персонажа. Причем не им самим, исполнителем, а другим, - автором или постановщиком, ведь со стороны виднее. Выходит, что актер, как женщина живет умом отца или мужа, а в его случае автора или постановщика, или, наконец, зрителя. Да, да, зрителя. Если в литературном ремесле персонаж живет автором, а читатель персонажем, то в театральном ремесле актер живет персонажем, а зритель живет актером, ибо актер ему доступен только в образе актера.
7 июля 1693 г. С трудом мне удалось добиться рекомендательного письма Людовика к турецкому паше и, пообещав Француазе, Мари и Мадлен, беречь себя в дороге я отправился вместе с Кайрилет в торговую экспедицию Мишо в Египет. Перед самым отъездом я имел встречу в Париже с философом Мальбраншем, которая меня разочаровала, ибо сам философ не нашел нужным пускаться в долгие объяснения на мои сложные вопросы о душе, теле и духе. Полезным было только то, что Мальбранш познакомил меня с трудами немецкого философа Лейбница, служившего у ганноверского герцога в качестве придворного архивариуса.
Морские приключения
15 июля 1693 г. Мы уже неделю в пути. За это время мы еще больше сблизились с Кайрилет и стали любовниками в своем шатре на ночном отдыхе на провансальском побережье. Куда приятнее было бы заниматься любовью у нас дома в Версале. В дорогу, между прочим, я взял солидный куш золотых монет на возможные расходы и на всякий случай чудесные драгоценности.
Я был очень рад тому, что, просыпаясь, каждое утро мог поздороваться с моим признаком мужской силы, служащим мерилом повторения и одновременно различия, связанных с рождением новой, уже иной жизни и возрождением моей. Тогда как прежде в моем тогдашнем возрасте, мой признак не баловал меня своим вниманием. Ему мешал живот, который напоминал о прожитой жизни, ведь о жизни мы судим по животу, недаром он зовется так же. Рост жизни измеряется ростом живота. А вот теперь, когда я помолодел на тридцать лет, он был на своем месте и не мешал мне в моих авантюрах.
Я зову себя авантюристом. Вы спросите меня: почему? Я отвечу: потому, что я занимательный путешественник и бегу от надоевших мест, куда глаза глядят. Я остаюсь самим собой (от себя не убежишь), а вот места как декорации сменяют друг друга. Так времена сменяют друг друга, а душа, как и имя, остается прежним. От этого, вероятно, и изменение характера жизни заставляет сменить и свое имя. Так мирской человек, уходя в монастырь и умирая для мира, получает новое, уже духовное имя, живя не для себя, а для бога. В моем случае за сменой декораций мест в пространстве моментально во времени следовала смена впечатлений в моей душе. Можно сказать, что эти смены сосуществовали, случались одновременно, а душа ассоциировалась у меня с вечностью, в которой телесная жизнь как измена чувств совершает бег по кругу времени.
27 июля 1693 г. Вот уже вторую неделю мы плывем по Средиземному морю. Бортовая качка меня, бывалого пирата и космического путешественника по иным мирам, не беспокоит. Как не беспокоит она и Кайрилет, которая привыкла к болтанке перемены мест с самого, что ни на есть, рождения, появившись на свет в космическом полете. Море – это своего рода земной космос, и мы в нем себя чувствовали как рыбы в воде. Наши торговые суда (два флейта) шли по морю в сопровождении трех военных галер, гребцами на которых были беглые каторжники. В свой эскорт мы взяли три галерных корвета для охраны от берберских пиратов, которые ждали торговые суда в водах у Алжира в надежде поживиться уже не только живым товаром, но и золотом, драгоценностями и всем тем, чем торгуют европейские купцы на Востоке.
Я «купался» в морской стихии, отдавая себя на волю порывистому ветру, теплому в этих широтах. С умилением в сердце прислушивался к его вою, к скрипу мачт, шуршанию вант, хлопанью неприкаянных парусов под его напором. Море переливалось цветами радуги, и я ощущал на своих губах соль уже не земли, а морской воды.
Но море таило не одни радости любования. Несколько дней назад меня смыло за борт во время большой качки, так и не случившейся морской бури, и я чудом остался жив. Но оно успело меня вволю погонять по своим высоким волнам, взбираясь на гребень которых, я ожидал очередное падение в пропасть между ними. Плавая в кипящих пеной волнах моря, я нахлебался больше, чем надо, морской воды. Именно в них я был на волосок от смерти, и не потому, что мог захлебнуться и пойти на дно или на корм акулам, а потому, что там было легко потеряться. Но опять, уже в какой раз, моя путеводная звезда Юна, она же Сюзанна, вывела меня на корабль. Матросы с радостью вытащили меня из воды, ибо утопленник в торговом путешествии – дурной знак плохой прибыли на рынке.
Кайрилет, когда вновь меня увидела на палубе, едва не лишилась чувств от найденного счастья быть со мной. Положительно, мне бывалому авантюристу, везет на женщин, которые меня любят. Я как учтивый кавалер им плачу той же монетой.
Но почему английский драматург и актер Шекспир сказал: «женщины, ваше имя – вероломство»? Я придерживаюсь более выгодного мнения об этих очаровательных особах. Согласитесь со мной, - с ними куда как приятнее, чем с мужчинами. Да, женщины бывают по своему характеру капризны и болтливы, - не зря же мужчин, если они так себя ведут, называют женщинами. Но с мужчинами бывает неприятно от их бесчувственности и грубости манер. Правда, скажу я вам, и женщины бывают неприятны, вызывая раздражение своими придирками и частыми сменами настроения, тем, что скачут с одного на другое в разговоре. Легкомысленная болтовня в меру мила. Но когда она преступает свою меру, или свои границы, то навевает смертную скуку.
Но с Кайрилет мне никогда не было скучно. Вероятно, это объясняется тем, что она неземная, а небесная, космическая женщина. Ведь не зря же Сюзанна мне говорила, что она воплощение ангела как небесного существа, самой идеи женщины. Она, конечно, не была самой идеальной женщиной. Но находилась где-то рядом с ней, была одним из ее первообразов. Кайрилет такая же.
Я сделал нехитрое открытие: женщины, как и авантюрные романы, поучают, забавляя, читателя. Но во всем нужна мера, даже в развлечениях. И хорошо когда женщина умеет не только легкомысленно развлекать, как диковинная зверушка или игрушка, но и серьезно озадачивать, как неглупый мужчина, прошу прощение, человек. Оговорка, как говорят, говорит сама за себя. Я мужчина, чему не столько рад, сколько рад тому, что я не женщина. Лучше быть иным, чем таким, каким тебя создал бог. Бог меня создал мужчиной. Так в чем моя заслуга? Главное, чтобы в этом положении найти не только преимущества, но и недостатки, оставшись прежним, причем не столько со своей стороны, сколько со стороны другого. Поэтому лучше сказать, что я мужчина как не-женщина. В каком смысле? В том, что я кажусь мужчиной, так себя веду как кавалер. А на самом деле я человек. Мало быть мужчиной как тем, кто не женщина. Нужно быть человеком и за каждым душевным существом признавать его человеческое достоинство. А то получается, что только мы мужчины. А как же женщины? Мы то без них как? Ведь они, как и мы нужны не только для тела, но и для души, а порой и для ума. Но для этого надо выбирать не дур, а умных женщин. Как будто дураков меньше?
Мужчина, если он не кавалер, то грубиян, скотина. Женщина же, если она не дама, то только женщина, не более. Между тем важно быть еще человеком. Повторю, важно человеку, а не самцу или самке, то есть зверю. Это другая крайность. На этих крайностях зверя и скота трудно остаться человеком.
В обществе существует негласный предрассудок, что мужчина человек, а женщина есть женщина. О чем это говорит? Только о том, что мужчины относятся к женщинам как к женщинам, а не как к человекам. Женщины им платят тем же. Разница между ними в том, что мужчины в этом знают меру, а женщины в силу своей реактивности, зависимости не могут в этом остановиться, нарушают меру. Они показывают не то, что глупы по натуре, но то, что вздорны по своему характеру. А женский характер есть зависимость от мужчины. Женщины дают мужчинам жизнь, а мужчины дают женщинам руку, на которую можно опереться. Это рука не только кавалера, но и рука рабочего человека, занятого не развлечением, но делом гражданским или военным. Однако человек намного шире в своих возможностях этого узкого коридора выбора, предоставляемого несовершенным обществом себе подобных.
Вчера мы получили возможность проверить, чего стоим как защитники. На нас внезапно под утро напали алжирские корсары с южного побережья, когда мы огибали Сицилию с юго-западной стороны острова. Хорошо еще, что дозорный конвойного корвета, сопровождавший нас с левого борта, вовремя заметил пиратский фрегат и еще два берберских брига, внезапно возникших из предрассветной туманной мглы прямо за нашей кормой. Мы приняли бой. Пока корвет обменивался пальбой из пушек и фальконетов с берберским фрегатом, два пиратских брига пошли на абордаж на наш конвой с левой стороны. Таким образом, пираты хотели нас схватить в клещи и раздавить. Но мы нашли в себе силы и встретили врага во всеоружии.
Когда я увидел, как пиратские бриги идет на абордаж кораблей конвоя, чтобы в случае победы с полной уверенностью захватить торговые
