"МАМА".Мистико-эзотерическая роман.(Исключительно для взрослых).

другие  гладиаторы. И  переглянулись. Но  Луцилла  Вар  не  заметила  этого. Она  увлеченно смотрела  прямо  и  нагло  в  глаза  Ганику. В  его  синего, как  море  цвета  глаза, глаза  облюбованного  ею  Ритария. А  Ганик  смотрел, не  отрываясь  на  нее. Его  мужская  голая  напряженная  в  дыхании  теперь  грудь  тоже зашвелилась  тяжело  и  учащенно. И  это  заметил  Арад  и  посмотрел укорительно  на  Ганика, но  не  смел  ничего  сказать, на  это  сейчас.
  Луцилла  Вар  смотрела  безумными  глазами  сумасшедшей  или  одержимой  бешенной  сексуальной  самкой. В  глаза  более  взрослого  чем  она, но  молодого  перед  ней  Ритария. Всматриваясь  в  его  синие, уставившиеся  на  нее  глаза, такого  же  неудержимого  сексуальными страстями  самца. И  чувствуя  его  горячую  положенную  ладонью  руку  на  своей  руке, и  пальцы  гладиатора, обхватившие  крепко  ее  с  браслетом тонкое  девичье  запястье.
  Луцилла  с  наслаждением  вдыхала  запах  его  тела. Мокрого  от  пота, и дворовой  песчаной  пыли. И  наслаждалась  этим, и  это  было  видно. Она при  всех  вдруг  прижалась  к  нему  к  его  полуголому  мужскому тридцатилетнего  гладиатора  Ритария  мускулистому  натренированному  в порезах  и  шрамах  телу, осматривая, молча  его  широкую  красивую  грудь.
  Что  было  сейчас  в  голове  Луциллы  Вар? Никто  не  мог  знать. Но  ясно было  то, что  Ганик  стал  камнем  приткновения  этой  алчной  и  жестокой бестии  семейства  Варов.
  Луцилла  молчала, и  все, что  сейчас  происходило, происходило  в молчаливой  немой  сцене. Луцилла  сжимала  его  в  набедернной  повязке детородный  член, и  смотрела  ему в  глаза. Она  сосредоточилась  только  на нем  на  Ганике. И  другие  ее, было  видно, уже  не  интересовали.
  Луцилла  словно  приросла  к  груди  Ганика  своей  грудью  и  потянулась произвольнго  своим  девичьим  лицом  к  его  лицу. Но  это  не  напугало Ганика, а  наоборот, он  тоже  потянулся  к  ней. Он  и  сам  не  понимал, что сейчас  происходило. Эта  Луцилла  Вар  и  так  близко. И  что-то  такое, чего небыло  даже  с  Сивиллой.
- «Что  это  было?!» - думал  он, и  он  не  мог  устоять  и  объяснить - «Луцилла Вар. Что  ты  делаешь  и  при  всех!».
  Он  видел  эту  бестию, там, на  краю  ограждения  арены  большого Римского  амфитеатра  в  ложе  сенаторов  с  женской  стороны  как  она смотрела  на  него  издали. И  вот  теперь  ее  рука  на  его  возбудившемся торчащем  в  набедренной  повязке  члене  и  ее  лицо. Холодное  и  жестокое и  одновременно  красивое  и  нежное. И  эти  синие  как  море, как  и  у  него глаза. Но  только  ледяные  и  холодные  какие-то, но  далеко  не  равнодушные  к  нему. Даже  нельзя  сказать, что  Луцилла  такой  зверь  в женском  обличии.
- Какой  ты, Ганик – тихо  она  прошептала  ему.
- Какой? - также  тихо  промолвил  ей  в  ответ  как-то  сам  произвольно Ганик.
- Для  раба  слишком  красивый - произнесла  Луцилла, пожирая  Ганика  своими  девичьими  теми  глазами – И  ты  будешь  моим.
  Хароний  видел  это  и  все  прекрасно  понимал. Он  понимал, что  это значит. Что  Луцилла  не  отступится  от  своего  избранника  раба. Это  видела  и  Сивилла. Она, из-под  лобья  бесясь  и  ревнуя, смотрела  на  это неприятное  крайне  ей  зрелище. Все  знали, что  Ганик  любовник  Сивиллы.
Даже  не  смотря  на  то, что  она  была  как  рабыня, любвницей  самого Харония  Диспиция  Магмы, своего, как  и  их хозяина. Равно  не  прочь  быть безотказной  еще  кому-нибудь  в  этом  доме. До  появления  Ганика. Но теперь  в  ее  глазах  была  дикая  ревность. Ревность  к  сопернице  и  не способность  противостоять  ей  совершенно  ничем. Сивилла, сверкнув взбешенными  от  ревности  своими  черными  глазами  на  смуглом  лице, посмотрела  на  недовольного  этой  сценой  самого  Харония  Магму, умело скрывающего  свое  недовольство, и  отвернулась  в  сторону, созерцая  гневно  взгляды  своих  подопечных  служанок  рабынь, смотрящих  теперь еще  и  на  нее. Было  видно, как  дергалось  ее  женское  молодой  алжирки лицо, но  она  молчала. И  снова, смотрела  пристально  и  бешено  на Луциллу  Вар  и  Ганика, не  спуская  своих  сумасшедших  теперь  с  них  от ревности  глаз.
  Служанки  все  переглядывались  за  ее  спиной  и  что-то  шептались. Стоящие  в  стороне  и  ждущие  дальнейших  от  хозяина  распоряжений.
Луцилла  повернула  голову  и, сверкнув  дико  глазами, произнесла - Хороший  товар – сказала  она - Особенно  этот. Хароний  он  мне  нравится -   
  И, отходя  не  торопясь  и  медленно  от  Ганика  задом, осматривала  его снова  с  ног  до  головы  в  его  кольчужном  металлическом  нарукавнике пристегнутом  к  его  телу  кожаными  ремнями. В  одной  сублигате  и широком  поверх  затянутой  туго  мужской  талии  в  медных  бляшках гладиаторском  поясе. Любуясь  красивым  высоким  и  стройным  сильным загорелым  телом  тридцателетнего  молодого  жеребца  Ритария.
- Они  оба  хороши – произнесла  она, показывая  окольцованным бриллиантовым  перстнем  указательным  пальцем  и  на  Ардада - Но  тот несколько  староват, Ардад  кажется, так  его  звать? – она  произнесла  и посмотрела, довольная  выбором  на  Харония  Магму.
  Тот  в  ответ  кивнул.
- А  вот  этот  в  самый  раз – Луцилла  произнесла  громко -  Сколько  он стоит, Хароний? Я  покупаю  его  у  тебя. Я  покупаю  твоего  Ганика. 
  Сивилла  даже  вздрогнула  от  услышанного. А  служанки  рабыни  напугано  и  в  панике молча  запереглядывались. Особенно  германки  Алекта и  Миленна. Ливийка  Марцелла  уставилась  на  своего  фракийца  Ферокла, наверное, напуганная  больше  всех. Она  взяла  за  руку  негритянку египтянку  Лифию, сжав  с  силой  ее, так, что  та  тихо  вскрикнула  от  боли. А  Хароний  раздраженно  махнул  им  рукой, чтобы  унялись, и  произнес - Я не  продаю  в  своем  доме  рабов, дорогая  и  уважаемая  Луцилла  Вар.
  Он  произнес  это  холодно  и  официально, чтобы  всем  было  слышно - Только  на  арене.
- Вот  как? - Луцилла, вдруг  громко  вскрикнула, сделав  возмущенные наполненные  злобою  глаза, и  быстро  взяв  себя  в  руки, произнесла, и помотрела  на  Харония  бешенными  синими, широко  открытыми  глазами кровожадного  чудовища. И  было  видно, что  он  сам  напугался, но  сдержал себя. Стараясь  не  показывать  своего  испуга. Он  понимал, что  сейчас сделал. Но  он  не  мог  представить, что  все  будет  так  теперь  серьезно. Что эта  жестокая  и  взбаломошная  девка  Римского  сенатора  Вара  и  впрямь влюбилась  в  его  лучшего  гладиатора  раба. Он  понимал, что  отказывал той, которая  не  приемлет  в  свою  сторону  любых  отказов. И  от  какого-то ланисты. Сутенера  торгующего  телами  и  жизнями  на  арене  своих подопечных  рабов.
- Я  не  продам  никого  из  тех, кого  ты  видишь, Луцилла – резко  ответил Луцилле  Хароний  Магма.
- Ты  видно  забываешься, Хароний – она  произнесла  ему – Кто  ты, а  кто  я. Или  хочешь  впутать  в эту  историю  моего  отца. Он  не  забыл  свой проигрышь  на  той  арене. Он  только  и  говорит  про  это. Чуть  ли  не каждый  день. И  жаждет  отыграться. Так, что  подумай, Хароний  Магма. А  я  неплохо  заплачу  за  него  и  даже  за  этого  негра, если  твой  пока  еще Ганик  не  сможет  жить  без  своего  наставника.
  Луцилла  посмотрела, сверкнув  жадно  своими  синими  хищными  глазами, наполненными  безудержной  страстью  и  развращенной  любовью  в  сторону  Ганика  и произнесла  еще - Подумай  до  Мартовских  Ид. Тиберий назначил  игры  в  Риме  на  Иды. В  честь  памяти  своего  предка  из  рода Юлиев  Цезаря. Будут  игры, и  весь  теперь  Рим  только  про  это  гудит, как  пчелиный  улей. Даже  сенат  на  ушах. Все  забыли  про  свои  политические дела, а  судачат  про  гладиаторские  бои  и  о  нем.
  Она  снова, сверкнула, глазами  переведя  взгляд  с  Харония  на  Ганика, и  снова  произнесла  громко – Потому, что  Тиберию  тот  бой  понравился. И  ты  получил  хорошие  за  это  деньги  от  самого  императора  Рима.
- Я  попробую  еще  раз  выиграть - произнес  уже  раздраженно  неприятным разговором  с  Луциллой  Хароний  Магма – Без  чьей-либо  помощи. И  еще заработаю  в  честь  Мартовских  Ид.
  Видно  было, как  Хароний  сдерживался  уже, чтобы, не  выгнать  чуть  ли, не  в  шею  эту  Луциллу  Вар. Как  теперь  она  его  бесила.
- Так, что  подумай - произнесла  еще  раз  Луцилла  Вар - Может, передумаешь. Мой  отец  за  него  даст, куда  даже  больше, чем  сам  Тиберий. Если  я  его  попрошу, и  обиды  забудет  и  ваш  тот  спор. Так, что подумай, Хароний.
  И  Луцилла  Вар  пошла  к  выходу  из  виллы  Олимпия, где  ее  уже  ждали ее  слуги  и  красивая  личная  запряженная  лошадьми  крытая  пурпурной тканью  и  расшитая  золотом  узоров  колесная  повозка. На  которой, она сюда  и  приехала.
  За  Луциллой  Вар  пошел  сам  Хароний, провожая  ее  к  выходу  за пределы  своего  дома. И  за  ним  все  его  присутствующие  здесь  рабы  и слуги.
  Луцилла  подошла  к  своей  устеленной  дорогими  тканями  крытой  от яркого  палящего  солнца  золотом  отделанной  повозке. С  родовым  гербом Варов  на  борту. Она  обернулась  и, попрощавшись  и  бросив  короткий взгляд  на  всех  ее, провожавших  быстро  села  поддерживаемая  самим Харонием  Магмой  в  свою  повозку. Она  уселась  туда  со  своими  служанками. И  конюх  раб  взялся  за  поводья  лошадей.     
- Я  прощаюсь  с  тобой, Хароний – сказала  она  ланисте  Олимпии - Но попробуй  подумать  все, же  о  цене  за  своего  гладиатора  раба - сказала она, ему  уже  сидя  в  своей  дорожной  повозке – Иначе, я  эту  цену предложу  кому-нибудь  другому.
  Видя  его  недружелюбное  и  раздраженное  ее  предложением  лицо ланисты  школы  Олимпии. Она  посмотрела  на  Сивиллу  и  произнесла  еще - Я думаю, мы  сойдемся  в  цене  после  Мартовских  Ид. И  я  думаю, ты примешь  правильное  решение. Она  откинулась  назад  в  тень  верхней  тканевой  накидки  и  исчезла  в  повозке. И  повозка  поехала, прочь, стуча  деревянными  колесами  по  булыжникам каменной  дороги  в  сторону  Рима.
  Луцилла  Вар  смотрела  на  дом  Харония  Вара. И  о  чем-то  сейчас  думала. И, скорее  всего  о  Ганике. Это  было  видно  по  ее  выражению  лица. И  ее  синим  ледяным  девичьим  жестоким, но  красивым  глазам.


                                                                                                                                              ***
  Мисма  Магоний  сидел  в  задумчивости  на  пороге  виллы  перед тренировочным  маленьким  амфитеатром. Он  предчувствовал  что-то недоброе. Недоброе  в  свою  сторону, но  не  мог  ничего  поделать. Приказ хозяина  и  никак  не  выкрутиться. Рядом  с  ним  стоял  Амрезий  и  Мисма посмотрел  искоса  и  злобно  на  мальчишку  с  чувством  брезгливости.
- Чего  тебе  надо? – громко  и  грубо  рявкнул  он  на  голубого  раба - Что стоишь, чего  ждешь?
- Я  подумал, может  принести  вам  вина - ответил  робко  Амрезий.
- Пошел  вон, урод! - прокричал  на