сверкая взглядом поверх очков.]: – Нагота Секундомеровна, что там стряслось-то?! Жертва откуда?!
В а й ф а й к и н а [тормознув, скороговоркой.]:
– Банду самогонщиков они в девяносто девятой брали. А те давай отбиваться из стрелялок. Та-а(!)к отфантомасили – папа, не горюй: одному в мозжечок попали, другому каблук отстрелили, от пятерых вообще собирать нечего – только обгорелые удостоверения остались.
А эти самые злыдни лютые с самогонным аппаратом на крышу улизнули, а там такси-вертолет. Все улетели и кланяться велели. Слышали вертолет?..
П е р г и д р о л ь е в н а [хмуря взгляд, озадаченно.]:
– Ну.., допустим.., слышали...
В а й ф а й к и н а [срываясь с места.]:
– Вот на нем-то и за-адали стрекача. За канистру самогонки с вертолетчиками до Хельсинки сторговались...
П е р г и д р о л ь е в н а [жаждуще, вослед.]:
– Нагота Секундомеровна!! А кто-о-о..?!.. [вполголоса, досадливо махнув рукой.]: – Балаболка... [рассуждающе сама с собой.]: – Моржиха... И как не стесняется напротив Кремля нагишом в Москве-реке, в проруби купаться?! И куда только правительство смотрит?! И куда ж – спрашивается – смотрит широкая общественность?! И где во время ее процедур гринписовцы с правозащитниками?!..
[Перегрызовне, с энергичным ударом о доску переставив фигуру.]: – Мат(!!!) тебе, клуша. Подставляй башку под шелабан!.. А ты почему все время проигрываешь да проигрываешь?.. Поддаешься?..
П е р е г р ы з о в н а [заполучив звучный шелбан, болезненно морщась.]:
– У тебя... выигрывать... – себе дороже...
П е р г и д р о л ь е в н а [машинально.]:
– Ах, ну да-а... – тебе-е доро-оже...
[Один из полицейских услужливо распахивает перед Молекулой дверь иномарки. Тот уже было садится, но... происходит то, отчего всеобщее внимание приковывается к старлею Рафинадову, перевернутому вверх ногами с целью поиска наиболее удобного варианта загрузки в инвалидную мотоколяску: во-первых, из его карманов на асфальт сыпятся с лопаньем вдребезги водочные бутылки; во-вторых, Рафинадов, внезапно очнувшись, задает залихватского песняка.]
Р а ф и н а д о в [коллективно удерживаемый на весу вверх тармашками за щиколотки, мощным и абсолютно младоженским(!) голосом.]:
– Из-за о-острова-а на стре-е-еже-ень,
На просто-о-ор речно-ой волны-ы
Вы-ыплыва-а-али-и расписны-ы-ые
Остро-гру-у-у-дые-е челны-ы!!!
Вы-ыплыва-а-али-и расписны-ы-ые
Остро-гру-у-у-дые-е челны-ы!!..
На-а пере-е-еднем Сте-енька Ра-азин,
Обнявши-и-ись, сиди-ит с княжно-ой,
Сва-адьбу но-о-овую-ю справля-яет
Он весе-е-елый и-и хмельно-о-ой!!..
Сва-адьбу но-о-овую-ю справ...
[Молекула, завороженный вокалом, на старте исполнения приблизившись к Рафинадову, замирает и наслаждается мотивом. Остальные тоже под мощным впечатлением. Кутузов, самозабвенно расплывшись в блаженной улыбке и позвякивая шпорами, сопровождает мелодию тихозвучными, но и будоражащими душу барабанным боем и подвываниями вперемежку с повизгиваниями. Иногда в процесс озвучки включается подвывание бродячего пса...
На балконах и в окнах многоэтажек завороженные пением слушатели.
В это время, воспользовавшись переключением всеобщего внимания на вокалирующего Рафинадова, бородатые и нарядно-фольклорно разодетые цыгане крадучись уводят гусарских лошадей...]
П е р е г р ы з о в н а [опешив,на начале мотива внакладку на него.]:
– Пергидрольевна, а чего это он бабским голосом поет?
П е р г и д р о л ь е в н а [завороженно.]:
– А эт оттого, подруга, что одна из множества пуль, выпущенных нашими соседями-самогонщиками, аккурат в мозжечок его кокнула! Не слыхала разве, о чем Вайфайкина по этой теме только что сообщала?
П е р е г р ы з о в н а [недоуменно.]:
– А в чем все-таки... функция этого самого мозжечка?
П е р г и д р о л ь е в н а [нравоучительно.]:
– А надо было на уроках анатомии теорети-и(!)чески учить, а не срамные картинки с хиханьками да хаханьками разглядывать. Тогда б и не задавала дремучих вопросов...
[В конце концов Рафинадов выдыхается и без чувств повисает обессиленным телом в удерживающих его за щиколотки многочисленных руках сотоварищей.]
М о л е к у л а [огорченно.]:
– Сногсшиба-а-а(!!)тельная(!) мощь... оборвала-ась на полуслове... А вы с какой это стати его кверху днищем сориентировали?!
О г л о б л и н [вытянувшись в струнку с руками по швам, взволнованно, в оправдательных интонациях.]:
– Для удобства погрузки в инвалидку методом проб и ошибок(!).. сгруппировали.
М о л е к у л а [гневно, неуклюже притопнув обескаблученной ногой.]:
– О-отста-а-ави-ить! В мое-е(!)й машине поедет... артист...
О г л о б л и н [жеманно-стеснительно на ухо.]:
– Кофеин Сергеевич.., калитку б захлопнули.
М о л е к у л а [недоуменно озираясь.]:
– Какую еще калитку?
О г л о б л и н [на кивке головой снизу вверх указывая взглядом на расстегнутую ширинку начальника.]:
– Парадную. А то поди не солидно на полковничьем фасаде принародно нараспашку...
М о л е к у л а [спохватившись, суетливо засовывая в ширинку торчащий платок и застегивая молнию.]:
– Ну да, конечно. Нелицеприятная оплошность. А я чувствую: вроде похолодало... Спасибо, дружище. С меня причитается...
[Личико Оглоблина ликующе, осанка горделива.
Полицейские суетливо рассаживаются по транспортным средствам…
Внезапно эрективно затвердевшего Рафинадова броском вперед ногами с выбиванием оными противоположного бокового стекла вдребезги закидывают на заднее сиденье иномарки, в каталажку «УАЗа» загружают зашибленного подъездной дверью так и не пришедшего в чувство бомжа. Молекула занимает место в боковом прицепе полицей-мотоцикла «Урал».
Кавалькада во главе со скутерным эскортом оперативно трогается, активизировав наличные проблесковые маячки и сирены.
Из разбитого бокового окна иномарки без малого по колени торчат ноги Рафинадова. Колонну замыкает дергающаяся, черно дымящая и ружейно стреляющая из выхлопной трубы инвалидная авто-мотоколяска... Одухотворенный Кутузов творит вослед крестные знамения...]
С Ц Е Н А Т Р И Н А Д Ц А Т А Я (внутриквартирная):
[Угрюмый Володя Саломаслов бродит по квартире в поисках своей одежды. Зевающая Анна, напялившая для маскировки синяка солнцезащитные очки, занята тем же...
Детушки (Ваня и Петя) вдохновенно завтракают на кухне за гирей травмированным столом манной кашей из мисок с надписями «Манная каша», запивая пищу из крупных кружек, украшенных ярким двусловием «Рыбий жир». На полу из плошки с надписью на боковине «Манная каша» кушает кот (((именно кот(!!!), потому как, если в кашу накапать валерьянки, именно проголодавшийся кот(!) может жрать воистину зверски)))...
Петя, аппетитно пережевывая кашку и наслажденно лаская взглядом-прищуром потолок, машинально засовывает в ноздрю пальчик и вращательно-поступательно шурудит им.]
В а н я [вспылив от этакого фортеля, размашисто занося свою увесистую ложку для карающе-пресекающего удара.]:
– Опя-ять, свиненок, аппети-ит по-ортишь!!
[Петя, заполучив ложкой по лбу, куксится, но, переморщившись и помассировав ушибленное место, энергично-вдохновенно возобновляет едальную процедуру.]...
В о л о д я С а л о м а с л о в [меланхолично бормочет, входя в зальную комнату и неспешно обшаривая ее утомленным взглядом.]:
– Перчатки-перчатки-перчатки... И где ж, это ну.., мои перчатки?..
[На стене обильно и плотно портретов в однотипных рамках: Лев Толстой, Хрущев, Сталин, Эйнштейн, Мики-Маус, Джоконда, Джеки Чан либо Чак Норис, пышная обнаженная попенция в стрингах с наколкой на пояснице «Miss Jopa», неандерталец либо горилла, Алла Пугачева, сам дед-морячок (его портрет по центру и в шикарном музейном багете).
Сидят трое: Зоя Зиновьевна и Бастилия Захаровна по бокам, посередке – дед. Левая (грустящая Зиновьевна) выглядит продвинуто-молодежно: дизайнерски дыроватые джинсы, топик, пирсинги, на ногах глянцевосиние володькины боксерские перчатки (изначально нелепая обувка категорично(!!!) не в кадре). Бабуся обнимает уложенную на живот так и не отремонтированную балалайку.
Дед – Газопровод Ядрендулович (дряхлый-предряхлый – идентичность всесоюзного старосты М. И. Калинина) – непременно в кресле-качалке, раскачивающемся пока внекадровой обутой в перчатку-боксерку ступней Зиновьевны. Старче в пенсне на шнурочке, в бушлате революционного матроса с пулеметными лентами крест-накрест, штанишки-клеш в поперечную полоску (точь в точь как и тельняшка, только значительно крупнее), на ленте бескозырки золотом «ОТМОРОЖЕННЫЙ», маузер в кобуре-деревяшке на ремне через плечо свисает между ног (оружейный футляр уложен так, что фрагментарно-правдоподобно имитирует свисающий пенис), на ногах огромные тапочки-колючки с мордашками ежиков. На полу, по центру у ног Ядрендуловича, полунаполненный пивом белый ночной горшок эсэсээровского госстандарта с изображенным на бочине якорем. Дед, раскачиваясь, вяжет на спицах трясущимися руками чехол на воздушный шарик, висящий рядышком, непременно примеривая рукоделие на оное аэролатексное украшение.
Справа кокетливая, оптимистично взирающая на окружающий мир дама в одеянии католической монахини. То уже хорошо знакомая Бастилия Захаровна.
Заложив ногу на ногу, Захаровна вальяжно восседает на высоком барном стуле. Пикантно потягивает сквозь коктейлевую трубочку из узкогорлой бутылки (0,7-1,0 литр иль выше), в коей плавающая в рассоле золотая рыбка, водоросли и пара-другая аквариумно лежащих на дне огурчиков (прикол в том, что огуречики и рыбешка сквозь горлышко никак не проходимы!).]
Г а з о п р о в о д Я д р е н д у л о в и ч [благим матом, мгновенно воспряв из рукодельного умиротворения.]:
– В рот блямс! В-в-в рот бля-я-ямс!!! В-в-в р-ро-от-т!!..
[Изо рта деда выпадывает вставная челюсть и с брызгами плюхается в горшок. Дед лихоматно базлает нечленораздельщину. Бастилия, со стуком отставив бутыль, с «охами-ахами» кидается к нему, демонстрируя тем обнаженную спину и монастырскую наколку на ней.
Вынув челюсть из горшка, она ловко вставляет ее обратно в рот старичку. Берет горшок и, жеманно отпив из него, протягивает Зиновьевне.]
З и н о в ь е в н а [вяло.]:
– Теплое?
Б а с т и л и я [констатирующе.]:
– Есть такое. Нагрелось.
З о я З и н о в ь е в н а [с опаской.]:
– Не буду. Меня с теплого пива подташнивает. Не в обузу, засунь в холодильник.
Б а с т и л и я [спеша с горшком на кухню.]:
– Без проблем: охладить так охладить. Клиент всегда прав...
Г а з о п р о в о д Я д р е н д у л о в и ч [истерично.]:
– В ро-о-от бля-я-ямс! В ро-от бля-я-ямс!
В а н я [протиснувшись из коридора и, дабы обратить на себя отцовское внимание, до полуспускательности дергая за его трусы.]:
– Шеколадку деда хочет? Рот-Блямс? Нету ж у нас, папа. Вчера ж все сожрали. А больше всех... [указывая на деда.]: – о-он(!) слупендил...
Рот-Блямс... А мне больше Мужикаевский шеколад нравится. В нем сахару не жмотисто... А дедуле рот-блямсовский подавай...
И когда только лодырюга зимний чехол на шарик довяжет?!..
Б а с т и л и я З а х а р о в н а [восторженно суетясь и грациозно протискиваясь из коридора меж Володей и Ваней.]:
– Нет-нет-нет! Дедушка уже давно-предавно совершеннолетний. Ему не шоколадку, а иное надобно... [бухаясь перед дедом на колени и судорожно дергая за застрявшую в промежности маузеровскую пенисно смотрящуюся кобуру.]: – Дедушка о-о-о(!)чень-пре-о-о(!)чень взрослый...
Г а з о п р о в о д Я д р е н д у л о в и ч [истерично, сотрясаясь дряхлыми
