Запасной

                                                                                                                                                               ''В очередь, сукины дети, в очередь!''
                                                                                                                                                                                                       М. А. Булгаков
 
                                                                                                           Глава 1

    - Слышь, Рома, а такое вот слышал? – Саня слегка приосанился, принял позу рассказчика, небрежно принимающего из рук восторженных поклонников бурные аплодисменты, - Приходит Рабинович домой и говорит своей жене:
- Сара, золотце, я тут таки подумал, – начал он, старательно картавя и зачем-то морща лоб, - Я много старше тебя и, видимо, умру первым. Ты для приличия погорюешь какое-то время и вскоре выскочишь замуж за этого проходимца Яшу. Потом вы разорите мой магазин, продадите его за бесценок и укатите в Штаты кутить на оставшиеся деньги.
- Ой, что ты такое фантазируешь? – отвечает ему Сара, - Ты сначала умри, а мы там дальше посмотрим. Понял, да? Потом посмотрим! – он заржал непостижимо заразительным смехом, от чего даже этот анекдот с длиннющей окладистой бородой показался образцом остроумия. Вообще-то для приличия надо было бы улыбнуться, кивнуть головой, мол, неплохо у вас с чувством юмора, батенька, но это никому не пришло в голову, потому что эти анекдоты сыпались нам в уши весь божий день. С утра, когда идешь на работу и случайно встречаешься с ним, в раздевалке, на рабочем месте, за обедом, вечером, когда идешь с работы домой, - один сплошной нескончаемых анекдот. И всегда только про евреев.
  Почему про евреев? Да чёрт его знает, про евреев и все тут. Ладно бы он сам был одним из них, или наоборот, палестинцем, в крайнем случае – немцем, все-таки они прирожденные антисемиты, так ведь нет, обычный русский парень, родом откуда-то из под то ли Воронежа, то ли Рязани, я уже точно не помню, с обыкновенным русским именем и фамилией – Саша Волков. И рассказывал он эти анекдоты без издевки и презрения, как обычно принято говорить о евреях, а просто так, весело и беззаботно, улыбаясь во весь рот. Ну ладно, евреи так евреи, что ж теперь делать? В конце концов, мы его так и прозвали – Рабинович.
  С другой стороны, что ещё делать на кирпичном заводе? На самом что ни на есть старом  кирпичном заводе, оставшимся с незапамятных советских времён. Нет, я не настаиваю, может быть, где-то есть современные кирпичные заводы, автоматизированные, напичканные электроникой, с образованными рабочими, одетыми в красивую разноцветные одежду, с уютными бытовками, оборудованными кондиционерами, микроволновками и прочими благами цивилизации. Но это был явно не тот случай. Настоящий хардкор, бессмысленный и беспощадный, что-то среднее между дантовским адом и языческим пеплом, всепожирающим и неутомимым.
  Мрачные, полуразрушенные помещения с плохим освещением, с едким запахом горячего воздуха, наполненного углекислым газом, металлический скрип конвейера, сама печь, опоясывающая длинным тоннелем внутренние цеха – все было в стадии мистического полураспада, романтики одиночества и смерти, столь любимыми нынешней интеллигенцией. Всегда было интересно – почему? Может этот полураспад внутри? Но ведь это только пока он не коснется вас по настоящему. Поверьте, тут уж не до романтики. Не будет никаких таинств в нежных сумерках, никакого торжества бесконечной ночи, изначальной как само время, никакого бессмертия души, окрыленной взмахом перепончатые крыльев, нет, блять, будет обычный кирпичный завод и этот проклятый русский вопрос в голове, пожирающий мозг – как же можно было вляпаться в это говно? Что же это за необоримая сила, которая носит людские судьбы по земле, словно скомканный чек из супермаркета, занося их в такие места, о существовании которых они не могли даже помыслить? В самом деле, если уж есть места силы, то есть и места полного бессилия, бессмысленности и безнадеги. И когда мне говорят, что кто-то там вдруг ни с того ни с сего возлюбил род человеческий, взял на себя все грехи и терпит нас исключительно из-за того, что уважает нашу свободу выбора – мне становится смешно. Потому что надо быть или полным идиотом, или прожженным циником, чтобы разглагольствовать о наличии свободной воли у человека. Особенно если этот человек работает на кирпичном заводе.
  Люди так сюда и попадали, не в силу своего хотения, а в силу разных причин, преодолеть которые они были не в силах. Большинство рабочих находилось на заводе по решению суда – кто отрабатывал алименты, кто административные штрафы, принудительные работы и все такое прочее, я в этом не особо разбираюсь. Другая группа, численносъть которой была намного меньше первой, ходила на работу только из-за комнат в общежитии, которые администрация завода давала лишь своим рабочим. Это были те, кто хоть что-то понимал в производственном процессе, люди в общем грамотные, не глупые, но в силу различных причин бывшие не в состоянии бросить все к чертовой материи и поискать счастья в других местах. Кто-то из них провел значительную часть своей жизни в местах не столь отдаленных, как Сергей Геннадьевич, по виду типичный сельский интеллигент в камуфляже и с иссиня-черными наколками по всему телу, или например, Витя-Два-Пальца, алкоголик и пройдоха, единственный кто мог починить старый конвейер, постоянно ломающийся и разваливающийся прямо на глазах. Женька-летёха, бывший лейтенант, отказавшийся воевать в Чечне, за что получил срок, и, отмотав от звонка до звонка, коротавший время вместе с нами на заводе. Андрюха по прозвищу Компот, Сашка Цыган, который был совсем не цыган, а украинец, Игорь Мореман, в недавнем прошлом  штурман подводной лодки, по крайней мере он сам так представлялся, Лёша Самара, родом откуда-то с Алтая, с непередаваемым тамошним говором – все были персонажи весьма колоритные, с придурью и с полным отсутствием чувства меры.
  Платили им немного больше, чем нам, но тоже не ахти как, однако в совокупности с бесплатным жильем получалось довольно сносно, и люди оставались на заводе, продолжая надеяться на лучшее в каком-нибудь отдаленном будущем. Все-таки лучше уж синица в руках, чем дятел в жопе. В общем, среди всей этой разномастной компании было всего два человека, которые пришли на кирпичный завод по доброй воле, без каких-либо обязательств перед государством и администрацией завода, собственно я и Рабинович.

                                                                                                                    Глава 2

  Трудоустроились мы с ним тоже почти в одно время, сначала я, потом дня через два-три он. Таскали кирпич с утра до вечера, сначала сырец на сушку, потом из сушки в печку, потом из печки на погрузку. Сказать что было трудно – слукавить, потому что был просто пиздец, с непривычки руки, спина, плечи и ноги отказывались работать уже на следующий день, и если бы не Саня, можно было бы просто пасть духом и потерять даже эти, весьма небольшие, деньги. Он никогда не унывал. Работал как вол, с каким-то веселым остервенением, ни от чего не отлынивал и ничего ни на кого не перекладывал, от самого начала и до конца, без жалоб и без какого бы то ни было нытья, и все это с шутками-прибаутками, и конечно же с анекдотами про Рабиновича.
  При этом Сашка постоянно что-то напевал, разные песни, из кинофильмов разных лет, пел эстраду, рок, шансон, словом все подряд, мог петь разными голосами от фальцета до густого баса. Всемирно известные звезды или герой мультфильма – ему было без разницы что петь, и эта музыкальная всеядность удивляла и притягивала одновременно. При всем этом он никогда не учился вокалу, даже не посещал музыкальную школу.
  - Ну, так, на гитаре брынчать умею, - отшучивался он обычно, - Для баб этого хватает.
  Вообще в людях иногда сочетаются такие вещи, какие обычно в жизни не сочетаются, что-то вроде молока и селедки. Или к примеру провинциальные музыканты. Врождённый здравый смысл, который ещё силён и крепок в провинции, не даёт развернуться их так называемой артистической натуре, отсюда жуткие комплексы неполноценности, переходящие в манию величия и постоянное желание ехать в Москву, где базовые представления о том, что такое хорошо и что такое плохо уже основательно размыты. Карету мне, карету! Впрочем, думаю и это не всегда помогает.
  Однажды, уже поздней осенью, под самый конец рабочего дня, Рабинович вдруг спросил:
  - Слышь, Рома, у тебя какие планы на вечер?
  Что за идиотский вопрос? Какие могут быть планы после рабочего дня, тем более в пятницу, перед двумя выходными?
  - Попасть домой побыстрее конечно! О чем разговор?
  Саня слегка замялся, насколько это вообще возможно, учитывая буйный темперамент и язык без костей:
  - Тут такое дело, пойдём сходим в одно место, а то мне одному как-то неудобно.
  - Куда? – не понял я, идти туда, неизвестно куда, после работы, не было никакого желания. Хотелось просто скорей дойти до дома, рухнуть на диван и включить телевизор.
  - Да тут рядом, нам по пути. Пацаны знакомые, у них своя группа, играют по вечерам, барабанщик мой знакомый. Они ищут солиста. Вот хочу сходить к ним, поиграть. Так как, Рома? Пошли, не выпендривайся! Ненадолго, на полчаса самое большее. С меня пиво!
  Не скрою, последний аргумент сразил меня наповал. В конце концов – тварь ли я дрожащая или пиво имею?
  - Ну ладно, пошли.
  Идти было и правда недалеко. Мы с Саней жили в одном районе, и с работы шли вместе, только он жил подальше чем я, и каждый раз проходили мимо этого дома. Большой частный дом из хорошего красного кирпича, ни чета тому, который делали на нашем заводе. Рядом во дворе стоял большой гараж, машины на две, из которого всегда слышалась музыка. Раньше-то я думал, что это магнитофон, а как оказалось живой звук. Рабинович как и обещал купил пива, бутылок десять, сложил их в чёрный целлофановый пакет и вручил его мне:
  - На, держи, вдруг потом некогда будет.
  Во дворе маячили пару ребят, то ли курили, то ли говорили по телефону, совсем ещё молодых, может школьники, может чуть постарше. Саня о чем- то поговорил с ними, они открыли нам дверь и мы зашли внутрь. Помещение показалось мне ещё более просторным, чем выглядело снаружи. На гараж оно было совсем не похоже, везде стояли музыкальные инструменты, усилители, куча проводов и стойки с микрофонами. Народу было человек пятнадцать, кто из них был начинающими музыкантами, а кто просто зеваками, понять не представлялось возможным, лишь один парень, как потом выяснилось сын хозяина этого дома, сидел за барабанами и что-то то ли ремонтировал, то ли настраивал.
  - Здорово, Илья! – поздоровался с ним Рабинович.
  - Саня, привет, - обрадовался он, - Блин, я думал что ты прикалываешься, не придешь! Эй, чуваки, вот тот самый человек, про которого я рассказывал.
  Молодые люди с нескрываемым интересом уставились на Саню, уж не знаю, что там такого этот барабанщик наговорил, но пацаны по очереди уважительно поздоровались с нами. Я поставил на небольшой столик пакет с пивом:
  - Угощайтесь!
  Парни взяли несколько бутылок, скорее из мужского приличия, дабы не прослыть уже откровенными