ЛИЗАВЕТА СИНИЧКИНА

развалиться,- закричал Семен, но Лида так ему никогда больше и не ответила.
Семен побелел и уронил мешок, рассыпав себе под ноги кровавые яблочки.
Прошло несколько лет.
Дом Лыковых в переулке за церковью, от станичной железнодорожной станции метров пятьсот. Далеко для старого Семена, сразу сдавшего после смерти жены. Ближе было садиться на стекольном заводе.
Семен набивал сумку, полную яблок, с деревьев у себя во дворе и, кряхтя, тащил на электричку, чтобы отвезти в Ростов на базар.
Нес яблочки и любовался, что за яблочки: сочные, сладкие, грех, и есть такие яблочки. Семен не мог никак нарадоваться на богатый урожай, переходил пути и споткнулся и рассыпал яблочки.
- Ой, бог мой!- упал Семен на колени и стал собирать яблочки. - Да как же, как же это?!- причитал Семен, оглядываясь и жмурясь сослепу на приближающийся скорый поезд. – Успею, успею,- восклицал Семен и тянулся за яблочками. А яблочек, словно не уменьшалось. Они дрожали на шпалах и выскальзывали из слабых рук старика, и чем поезд приближался ближе, тем яблочки становились резвей, словно живыми, и не шли в руки Семену.- Да что же это?!- закричал не своим голосом старик и отшатнулся от насыпи с рельсами и смотрел на проносящийся поезд, но не видел его, утонув в мыслях. Стальные колеса гудели и, притянув потоками воздуха пару яблок со шпал, резали, крошили сладкие сочные плоды на части.
Поезд давно уже умчался, а старик стоял и дрожал на ветру, а потом закричал и быстро, как только могли его старые ноги, бежал домой. Он вбежал на двор, словно безумный, и кинулся в гараж и, выбежав из него с топором, набросился на первую попавшуюся ему яблоню. Со страшной ненавистью он замахнулся на ствол яблони, словно она была в чем-то повинна, но выронил топор и упал перед яблоней на колени. Семен плакал. В голове, словно на экране, у него снова и снова крутилось одни и те же изображения, как он требовал вернуться Лиде за мешком. Он, Семен, а не яблочки, гнали Лиду на смерть. Семен поднялся с земли, вошел в дом, лег на постель и, проплакав всю ночь, умер под утро.
Дом без присмотра Семена Алексеевича совсем захирел и с прохудившейся крышей догнивал в переулке за церковью, а яблочки продолжали родиться. Яков, старший сын, с утра до вечера грузил бутылки на стекольном заводе, а младший Марк недавно пришел из тюрьмы и день и ночь пил и где-то шатался. Так что никто не был против того, что Коля приходил к Лыковым и брал два, три, а чаще вовсе одно яблочко, и относил Лизе.
Старик приносил Лизе яблоко, клал на крыльцо и уходил. И так каждый день, так, что на крыльце их уже  было не меньше десятка. Однажды Лизе это надоело, она собрала все яблоки с крыльца и выкинула в помойную яму. Старик пришел на следующий день, увидел, что яблок нет, обрадовался и принес еще. Лиза открыла утром дверь и снова увидела на крыльце яблоко. С ненавистью схватила плод и запустила через забор со двора. Обрадованный счастливый старик, снова не обнаружив яблока, пошел и принес еще. Лиза дождалась, пока старик уйдет, и открыла двери. Сочный теплый плод лежал на крыльце. Лиза подняла яблоко и хотела выбросить, но оно было такое красивое, такое теплое от заботливых  рук старика, что Лиза занесла яблоко в дом, но решила, что не станет есть, а оставит на столе, и, когда плод сгниет, когда его, как и ее, Лизу, придаст жизнь, она его выбросит. Яблоко пропало, но рядом с пропавшим появилось новое спелое и такое же красивое. Лиза складывала яблоки на стол и ждала, когда старику надоест, и так увлеклась, что не заметно для себя стала ждать каждый день старика. И открыла одну половинку ставень окна, что было рядом с крыльцом, чтобы можно было подсмотреть, как приходит старик, и подолгу сидела напротив окна. Когда старик приходил, пряталась и потихоньку смотрела одним глазком. Потом, чтобы не попасть  врасплох и увидеть старика, прежде чем он подойдет к крыльцу, открыла полностью ставни на окне, а потом, чтобы увидеть старика за воротами, надо было открыть ставни еще одного окна и еще, пока Лиза незаметно открыла их все.  А  Коля приходил и приходил и клал свои яблоки на пороге у Лизы. И яблок накопилось столько, что их уже  некуда было класть на столе, так их было много и так они заполонили весь стол. И Лиза однажды подошла к столу, полному яблок, и нашла самое первое, уже совсем пропавшее и гнилое, специально, чтобы было горько и невкусно. И взяла его, все сморщенное, почерневшее на вид, но как только оно оказалась у Лизы в руках, она как-то, само собой, подумала, как добрый старик срывал его с яблони, как он, наверное, смешно тянулся к ветке за ним. А может, выбирал самое красивое яблоко под деревом и наклонялся за ним к земле, а потом нес его и грел своими руками. Как она подняла яблоко с крыльца и отнесла на стол. Как первый раз стала складывать яблоки на столе и расплакалась над самым дорогим, вроде бы и некрасивым, но таким главным яблоком, и ела его, словно сахар, и не было ни чуточки горько. Коля снова пришел со своим яблоком и стал аккуратно класть плод на крыльцо, Лиза распахнула двери и выбежала навстречу старику… 

                                                       

                                      Часть пятая         

                                          Марк


                                                        I

Лыков старший, Яков, пришел к Лизе ранним утром. Стоял и бил рукой в закрытые железные ворота. Коля теперь сам  все закрывал и подолгу, прежде чем лечь спать, проверял замки и запоры. Наступила осень, и он решил подольше пожить с Лизой, может даже до весны, и своей стариковской заботой помогать Лизе. Приучить ее не пускать всяких, следить за воротами и дверьми, быть осторожней. «Добро добром, а быть начеку не грех», - говорил Коля и шел на ночь закрывать ворота. Лиза не возражала и радовалась хлопотам и заботе Коли, ставшим для нее за прошедшие тяжелые недели вторым отцом. А Коля за заботами как будто помолодел, пил в меру, не напиваясь, хорошо ел  и крепче стоял на ногах. Родная дочка не могла нарадоваться на отца, когда приходила к Лизе. И  давала  благословление жить хоть до весны, хоть до лета, лишь бы не напивался.
Коля встал первым, и когда на грохот Лиза выбежала из спальни, старик уже открывал дверь, чтобы идти посмотреть, кто пришел.
-Что встала?- строго спросил Коля, остановившись в дверях.
-Так стучат же!
-Мало, кто стучит! Марш в комнату. Иди, иди я сам посмотрю.
Как-то сразу Коля поставил, кто теперь в доме главный. Но Лиза не обижалась, зная, что старик ее так оберегает и только думает, чтобы с ней ничего не случилось. С каждым днем Лиза сильней любила старика и боялась, что он когда-нибудь все-таки уйдет от нее, и что она будет делать одна в большом доме.
Лиза подошла и, как дочь целует заботливого отца, тепло и нежно поцеловала старика в небритую щеку. Коля затоптался на месте и стыдился, что так, может уж слишком строго, встречает Лизу с самого утра.
-Я не обиделась. Идите, смотрите, кто там. Я приготовлю чай.
-И ты прости меня,- и Коля поцеловал ее в ответ.
Грохот не смолкал, и Коля, нахмурившись, заковылял навстречу незваным гостям.
-Кто?- спрашивал Коля, не особо торопясь открывать, не видя за высокими воротами, кого там еще принесло спозаранку.
-Я это, Карлыч!- раздался высокий сильный голос, известный всей станице.
-Яков, ты, что ли?- узнал Коля Лыкова старшего.
-Я. Открывай, Марк умер!
Коля быстро стал открывать ворота.
Тяжелый, словно большая дубовая бочка, неповоротливый, Яков, взволнованный и раскрасневшийся, стоял у ворот.
Лиза не пошла готовить чай и тихо стояла у приоткрытых дверей, пока не услышала громкий трубный голос Якова. Потрясенная, она выбежала на крыльцо и, словно задыхалась, как будто что-то сдавило грудь и не давало, как прежде хорошо и ровно, дышать, тогда, когда вроде бы воздух был чистым и свежим, как бывает утром.
Марк был старше Лизы на пять лет, жил в нескольких минутах ходьбы и в детстве часто с ней играл. Когда Лиза пошла в школу, Марк пятиклассник присматривал за ней и защищал от мальчишек, которые не очень то и приставали к любимой и единственной дочке учителя по труду, и все-таки Марк, словно старший брат, был начеку.  Провожал Лизу домой, когда у Федора Алексеевича были уроки, и развлекал ее в большом доме. А все только диву давались, что двенадцатилетний хулиган Марк менял свои проказы на игры с семилетней девочкой и мог проводить с ней долгие часы. Дружки хулиганы поднимали Марка на смех и обзывали нянькой. Марк дрался в кровь и одно время даже перестал водиться со старой компанией, поставив условие.
« Или берем Лизу к себе и гуляем вместе, или враги до смерти», - сказал Марк дружкам. Марк был страшным драчуном, таким, что даже некоторые взрослые парни после армии выше его на две головы предпочитали с ним не связываться. Был Марк из тех, что если ударил его рукой, он возьмет палку, пойдешь на него с палкой, он возьмет камень, умрет, но не отступится, словно и не было у него никакого страха. «Казак растет,- говорили старики».
Мальчики стояли у памятника защитникам приправы через Дон. Хорошо известное в станице место, где высоко на каменном постаменте, разрывая воздух быстрее ветра, летела фронтовая полуторка с зениткой за кузовом.
-Так что, враги?!- спросил Марк, жилистый, черноглазый мальчик, сжимая кулаки, в любую секунду готовый броситься на дружков.
Было их шесть против одного, головная боль всей станицы: друзья не разлей вода Степа Орлов  с Петей Озеровым, всех младше Сашка Стрельников, Андрей Мешков, всех выше на голову, крепкий, рослый не по годам мальчик, и близнецы братья Ветровы. Старший брат Марка Яков, на десять лет старше, не возился с малышней и, только когда отец жаловался на бедового Марка, задавал трепку младшему брату для профилактики, если, конечно, получалось поймать ускользавшего и изворотливого, словно рыба, Марка, после смерти матери окончательно отбившегося от рук.
-Нас на смех поднимут,- нахмурившись, сказал Андрей. Перестанут бояться. С девчонкой, скажут, связались.
-Не годится, правильно Андрей говорит,- закричали хором братья Ветровы.
Смышленый Петя Озеров  чесал чернявый затылок.
-А ты что молчишь, Стрельников? - строго сказал Степан.- Предлагай, всех касается.
Саша, самый младший, десяти лет, совсем недавно в компании за разбитое стекло трепетал перед бесстрашным Марком и вообще был не против девочек, но на него так смотрел властный Степан, что худенький Стрельников не решался выговаривать свое мнение.
-Понабирали мелюзгу!- сказал Андрей и плюнул на землю. А ты что чешешься?- начиная заводиться, пристал Андрей к Озерову.
-А я думаю, какая нам выгода бить нашего брата Марка, а ему нас?
-Выгода прямая,- ответил Марк. Чтобы на место поставить,- и он сунул кулак под нос Пете.
Андрей сделал решительный шаг навстречу Марку.
-Подожди, всегда успеем,- остановил Петя горячего дружка. Вот что. Ты вот, Марк,  скажи нам, своим товарищам, почему мы должны таскать за собой какую-то девчонку, да еще младше нас всех? Даже, вон, младше Сашки Стрельникова.
Саша подумал, что если возьмут Лизу, он тогда не будет, как сейчас, среди друзей самым младшим, и мысленно встал на сторону Марка и, даже если что, решил не бить его со всей силы, а так, только для вида.
-Каждый из нас,- продолжал Степан,- заслужил это право. Даже,