Рыбак и Сара

Стре́лила с двадцати шагов. Подхожу: двое лежат.
– Так бывает, когда одна цель другую перекрывает.
– Вот… Поначалу обрадовалась, а подошла, глянула – важенка! Ладно. Попадают под пулю яловые оленухи, не беда. Даже мясо вкуснее у них. Полоснула ножом по вымени – молоко!
Ай! Кормящую мать убила!
Мы не бьём важенок с телятами, это грех!
Стою, плачу: бросить мясо – грех ещё больший.
А тут и телёнок прибежал. Хор-хоркает, кушать просит.
Уж я кричала, ругала и руками махала – бесполезно. Отбежит в сторонку – опять прибежит. Потом лёг у снятой шкуры и снова хоркает.
Уже с лодки оглянулась: лежит, носом тычется, маленький такой…
Я в тот день все слёзы выплакала. А мясо стала резать на засолку, тут и вырвало меня, прости за слово. И до сих так: не могу мясо кушать, а сырое увижу – мутит.
– Сара! Здесь нет твоей вины: ведь ты не целила в важенку. Случайность. Забудь, как и не было.
– Может, и забыла бы, да с тех пор чёрная полоса пошла. Бог меня наказывает: рыбы нет, олени ушли, собака погибла. А по рации сообщили: две подружки мои, с которыми вместе учились, замуж вышли. А я за все мои годы и не дружила ни с кем, не то что замуж.

Сара замолчала и после долгой паузы продолжила с горечью:
– Я ведь не об этом хотела… Не про важенку и подружек, а про судьбу свою неправильную. Мужская судьба у меня складывается, а не женская. Я старшая в семье. А надо бы Леониду быть старшим. Это мужское дело еду для семьи добывать. Как весна-лето, так у меня руки в крови, рыбья слизь на штанах. Как осень-зима – пешню в руки: лёд долбить, сети ставить. В любой мороз проверять. Мышцы накачала как штангист. На пузе клеточки как у гимнаста. Заметил, небось?
– Не на пузе, а на животе. И симпатичные такие клеточки-плиточки, мне нравятся.
– Всё равно хочу быть ровненькая да кругленькая, как девчонки в телевизоре.
– И будешь такая, если станешь кушать как следует. Разве это еда – трава и рыба? Не думай о своей ошибке и ешь как следует!
Но Сара кусала травинку и, казалось, не слушала.
– А скажи, Рыбак, было у тебя в жизни внезапное «вдруг»? Как обжечься, такое? Как молния! И – ах! Глаза распахнёшь, и сердце забьётся! Было?
– Что-то не очень понимаю тебя, Сара…
– Я про годы свои молодые: четырнадцать-семнадцать. Когда ждёшь чуда. Когда каждый день оглядываешь парней встречных и замираешь: сейчас стукнет сердце и подскажет: вот он!
Вот тот самый!
Из снов твоих!
Вот с ним пойдёшь по жизни!
Было?
– Не-а. О парнях сроду не мечтал.
– Рыба-а-к! Ну не надо шуток! Ты ведь понял меня?
– Да.
– Так было?
– Было.
– Вот видишь! И у подружек моих у всех было. И в книжке про Ассоль такое «вдруг» есть.
А у меня?
Не было у меня.
Кровь оленья да чешуя рыбья – вот мои лучшие годы, вот моё «вдруг»!

И Сара прижала его голову к своей груди и поцеловала где-то возле уха.

– Начинаю чуток понимать, почему тебе жить расхотелось.
– Да, поэтому. Поняла, что в моей жизни никогда не будет этой молнии. Что всегда буду лишь старшая сестра, добытчик еды и денег для младших. И так мне скучно стало жить на свете, так тошно…
– Ну и дела! А когда балок загорелся, одумалась?
– Ты не поверишь: я заснула. До этого суток двое не спала. А разложила костёрчик на пороге, загнула пассатижами дверной крючок и… Обрадовалась, что не трусиха, и успокоилась.
Трещит костёрчик, хорошо, тепло, уютно.
Проснулась – как за горло схватили.
Сквозь огонь мне братики родненькие ручки тянут: «Сара не уходи!»
Схватила бутылку и стала бить окно.
Остальное ты знаешь.

После долгой паузы добавила:
– Я теперь другая стала, Рыбак. Догадалась, что не всем девушкам судьба – любовь, семья и дети. Что поднимать младших надо. Решила так: эта моя задача в жизни. Вырастут сестрички-братики – спасибо скажут.
– Ты же говорила, поступать хочешь?
– Это у меня мечта такая. Была мечта. А теперь мама моя беременна, родит скоро. Отодвину пока колледж. Может, года через три-четыре. Вот и всё. Теперь посмотри на запад. Видишь, облака кучкуются. Скоро дождь пойдёт. Вода в реке поднимется, закроет камни. И тогда приедет за мной Андреич. Дня два, от силы три, нам осталось, Рыбак. Сегодня одиннадцатый день, что я в гостях у тебя. А будто минуточка малая. Было и нету… Давай просто погуляем по бережку? Ещё камень сердолик тот посмотрим. Я к тебе привыкла уже. Так ужжжасно-преужжжасно привыкла – уезжать жалко. Будем гулять и не думать про уезжать. Давай?
– Не думать про уезжать не получится. Это страус голову в песок прячет, а мы будем жизни в лицо смотреть. Но ты слишком мрачно всё видишь, Сара. Пойдём. Мне тоже есть что сказать тебе.


15. Великий Мганга, Мустанга, Мальчик и буква «М»

Рыбак поднял из-под куста сердолик, ополоснул оранжевое яйцо в воде и подошёл к Саре. Она приткнулась к его плечу, и они стали рассматривать картинку внутри камня.
– Гли-кось, эти двое ближе подошли! Крупнее фигурки стали! И веточку она не так держит. И смотри: за руки взялись, а вчера он просто рядом шёл.
– У-удивительно, не знаю, что и сказать! – Парень молчал и медленно вращал овальный камень туда-сюда, рассматривая изображение под разными углами. – Лица лучше видать. И знаешь, девушка на тебя похожа.
– А парень на тебя! Точно тебе говорю: эти ранешные люди знали про нас и подарок оставили!
– Подарок не подарок, но очень любопытно. Наверное, всё это из-за разного угла освещения. Мы утром смотрели, теперь вечер, наверное, поэтому.
– Тогда давай положим камень на место и погуляем с часок. Потом посмотрим. Солнце ниже опустится, свет другой будет. И решим загадку.

Они взялись за руки и стали медленно прогуливаться вдоль бережка по хр-р-русткому квар-р-рцевому песку север-р-рного пляжа.
– Я себя поздно помню, – вдруг сказала Сара, – лет, наверное, с пяти. Тепло, я в накомарничке, передо мной по травке чёрно-жёлтые куропачата пробегают. Стою, считаю их: раз, два, три… десять!
И не ошиблась.
И папа похвалил меня.
И мне понравилось считать.
Кулички летят – посчитаю, стайка уток – посчитаю. Гуси в небе весной. Треугольники, вереницы посчитаю, сколько примерно в одной нитке и сложу. Интересные результаты получаются!
В магазине сколько заплатить надо за покупку, раз – и посчитала. Продавчиха у нас была вредная, всегда чуть больше возьмёт, чем надо. Так я её раз поправила, два, потом она запомнила меня – губы сожмёт, но до копейки сдачу даст!
Камни считаю, если по бережку хожу. На девять одинаковых камней один-два покрупнее попадаются. На десять крупных – один большой. На десять больших – один валун.
И люди будто камни. На десять одинаковых – один чуть повыше, на десять повыших – один рослый. Наверное, и умные тоже так будут: один к десяти. И рыбы в сеть попадают разные: один к десяти или один к двадцати.
Задачки в школе тока так щёлкала. Даже когда учиться надоело и троечница стала, всё равно наша математичка меня на викторины записывала. А ты тоже любил матешу и считалочки?
– Как раз и нет. Алгебру едва на тройки тянул. Уже перед родителями стыдно было, и за девочкой одной ухаживал – ещё стыднее. Наверное, подумала, что глупый, и перестала со мной дружить.
– А что же любил тогда?
– Книжки читать, всю библиотеку перечитал. Уж библиотекарша мне потихонечку взрослые давала.
– А большая у вас семья?
– Пятеро. Родители, две старших сестры и я. Мама да сёстры забаловали меня, когда маленьким был. Помню, отец всё ругался: испортите парня, заласкаете. И точно, затютюкали.
В старших классах стали парни драться. То из-за девочек, то просто так, силушку показать. А я не умею. Побили меня раз да другой, разозлился я на себя и пошёл в боксёрскую секцию. Научился за себя постоять. В армии пригодилось.
– А после?
– А после дембеля уехал в Мурманск. Там на рыболовный траулер записался, рыбаком стал. А ты говорила, не рыбак!
– Там другие рыбаки. Они большой сетью ловят. Машиной забрасывают, машиной вытягивают. А расколоть куклу, кибаса́ навязать или верхнюю тетиву выгладить, чтобы не скручивалась и «барашков» не делала, никто из них не умеет.
– А там это и не надо. Но я многому уже тут, у парней, научился. Однако всё равно народ материковский не считает рыбацкое дело за специальность. Если узнают, что рыбаком работаешь, как на больного смотрят. Для них рыбак – это мужик с удочкой на берегу, рядом банка червей и бутылка водки.
Сара рассмеялась и повернулась к нему.
– Ещё я физкультуру любила, особенно бегать. Догонишь меня?
– Стоп! Никаких бегать! Ранка лопнет! – Он крепко зажал её руку в своей.
– Ну вот ещё! Надоело мне пешком, бегать хочу! А ты скучный, как старый дед, с тобой гулять неинтересно! Пусти! – И сделала попытку вырвать свою руку из его руки.
– Отпущу, если скажешь, что мама с тобой сделает, когда увидит тебя!
– Что мама сделает? Зачем тебе? Н-ну, поругает немножко, поворчит, а потом поцелует!
– А вот и нет! Первым делом она тебя разденет!
– Скажешь тоже! Что я дитя малое?
– Именно. Для неё ты ребёнок. И она непременно захочет узнать, сильно ли дитя обгорело и надо ли его лечить. Не успокоится, пока не осмотрит.
Девушка с великим изумлением уставилась на парня.
– Ты что, шаман и всё знаешь наперёд?
– Шаман, конечно! Я – великий Мганга-Фурата, Родившийся Ногами Вперёд, и мне известны все тайны под солнцем!
– Н-ну, если ты великий Мганга, то я великая Мустанга31! – И лошадка сорвалась с места в карьер так, что песок полетел из-под копыт.

Великий Мганга рванул следом, надеясь в один миг настичь беглянку. Но ошибся. Девушка бежала по самой кромке воды, где выступали на поверхность окатанные песком и волнами влажные камни, на них скользили ноги, нарушая ритм и сбивая дыхание.
Рядом с Сарой с весёлым лаем мчался Мальчик.
«Хорошо ему на четырёх лапах!»
Парень свернул чуть левей, но сразу потерял темп: рыхлый песок не давал такой опоры ступне, как уплотнённая волнами береговая полоса. Гонка затягивалась, Рыбак почувствовал бодрую спортивную злость и наддал изо всех сил.
Наконец настиг девушку, ухватил за локоть и развернул к себе.
– Т-ты нарочно – вдоль воды!
– Г-где хочу, т-там бегу!
– Н-ногу подвернуть!
– С-смотреть надо!
– В-вредина!
– Хорошая!
– Мне-то что! Я прыгал. А если б ты – выв-вих?
– Не в-вывих! Я здесь дома, я так от медведя убегала!
– Хорошо, я не медведь!
И коротко чмокнул девушку в яркие полные губы.
Долго так стояли, обнявшись, у самого уреза воды, затем Рыбак поднял Сару на руки, отнёс повыше и усадил на валун.
Расстегнул две пуговки на боковой стороне её джинсов.
– Видишь? Добегалась!

Тонкая ниточка крови текла из лопнувшей корки на ране.
– А, ерунда! Махом заклею. – Сара соскользнула с валуна, сорвала несколько листочков карликовой ивы и положила их в рот. Хорошенько разжевав, вытолкнула языком зелёную массу на кончики пальцев и залепила ранку. – Вот и ладно. А дома забинтуем. – Поддёрнула брюки, затянула талию ремнём и вернула парню нож.
– Впервые такое вижу. Заражения не будет?
– А как думаешь, я шла два дня с длинной раной на ноге? Так и шла: нажую, нажую листочков, заклею и замотаю полоской. Всю рубашку потратила. Зажило как на собаке, и эта заживёт.
– В одном месте всё же воспалилось.
– Да, попала грязнинка. Надо бы Мальчику дать вылизать, когда тока-тока начинало нарывать, но я тебя постеснялась.
– Собаке? Рану?
– У собак язык чистый, лекарственный. Прабабушка