Рыбак и Сара

собираюсь?
– А разве нет?
– Не было такого разговору!
– Н-ну слава Богу! А то я уже думала это…
Сара лишь хмыкнула в ответ.
Между тем Анна Дмитриевна достала из стола тетрадку и с нарочитым шорохом полистала страницы.
– Я методом радиоцепочки собрала кой-какие данные от наших женщин.
– От женщин? Н-ну, очень интересно! В народе это ОБС34 называется!
– Не умничай, а слушай. Иннокентий Валентинович Фишер. Двадцать семь лет. А тебе, между прочим, только семнадцать!
– Через шесть недель восемнадцать!
– Не через шесть, а через семь!
– Мама! Тебе тридцать девять, Андреичу пятьдесят. Это как?
– И у него, и у меня это второй брак, а второй брак – совсем другое дело, чем первый! – строго заметила Анна Дмитриевна. – Родители у Фишера в деревне под Новосибирском. Одна сестра в Канаде, другая в Германии. Спутник-телефоны, батареи, компьютеры Иннокентия твоего – это сёстры помогают. Почти тридцатник мужику, а безденежный, несамостоятельный. – Хозяйка сделала паузу и продолжила зло и напором: – И не говори никому про телескоп, засмеют. И так уже анекдоты ходят: рыбак такой-то телескопом рыбу ловит! Наведёт стёкла, в сто раз увеличит – и вот тебе три бочки в один закид! Да рыбаку телескоп как зайцу щипцы. А стоит он больше лодки! Телефон со спутником ещё дороже. Батареи-нотбуки – не знаю, но, думаю, тоже на дороге не валяются.
И главное: на зимовке это не нужно! А нужен второй снегоход на горький случай, запасной лодочный мотор, ещё две-три лодки, по уловистым озёрам раскидать, запчасти, бензин-солярку, дрова-уголь, соль-сахар, гвозди, продукты и сто жизненных мелочей! Есть у него? Нет? Значит, нельзя за такого замуж: несерьёзный!
– Мама, у тебя, что, проблемы со слухом? Говорила же тебе: не предлагал.
– А послушай, не помешает. Уборщица заметила: Библию читает. Не сквернословит, на водку не падкий, готовит сам. Ну точь-в-точь твой папаша, пан Войцеховский. Вездеходчиком у геологов работал. Голубоглазый, белобрысый, подвижный как живчик. Имя редкое: Мечислав. Шутник, озорник – поискать такого. В кабине меня катал. Смешил, целовал – очаровал! Всю родню подарками завалил, маме паспорт показал: чистый, без штампа о браке. Я только через три года, уже с Лёнькой ходила, узнала, что у него семья на материке: жена и двое детей!
– А как же паспорт, мама?
– А он его «потерял»! Новый выдали. Десять рублей – и все дела! Пошептался с кем надо, очаровал паспортистку или на лапу дал, не могу сказать, но вот такой вот крученый-верченый! А крестик на шее. И «матка Боска» на языке!
– Я папу своего помню, очень хорошо помню, мама, и запах его сигарет, и руки. Никогда он меня не обманывал, а тут такое…
– Не говорила вам, не хотела, чтобы про отца родного плохое знали, и ты Лене не говори, рано ему. А Иннокентий этот – ненадёжный мужик, не ходи за него, даже позовёт если. Не хочу, чтобы ты мою судьбу повторила. Я счастья тебе хочу.
– А кто же тогда надёжный мужик, мама? Знаешь таких?
– Знаю. Михаил Андреевич мой – скала-мужчина. Сейчас покажу чего.
Анна Дмитриевна открыла дверь и кликнула ближнего из близнецов:
– Миша! Иди ко мне!
Оба братца, краснощёкие, востроглазые, вбежали в избу.
Анна Дмитриевна откинула скатерть с угла стола, подхватила одного мальчика подмышки и поставила на край. Отошла на шаг, хлопнула в ладоши, позвала:
– Иди ко мне, сыночек!
Мальчишка обрадовался, замахал ручками, заискрился весь и шагнул с обрыва! Мама подхватила его, похвалила, подкинула вверх и чмокнула в щёчку.
Так же поступила и с Гришей, затем выставила близнецов за дверь.
– Ох, тяжёлые! – Перевела дыхание.
– Тоже мне игра! Не подхватишь – упадёт дитя, разобьётся!
– Не упадёт, я же рядом. Но смотри: мальчикам по три с половиной. Уже знают, что такое высоко и что такое больно. Но идут мне в руки. По воздуху! Не боятся, знают: подхвачу.
– Мама, зачем ты мне это?
– А чтобы поняла: в жизни и для женщины так. Такого надо найти мужчину, которому можно доверять, как ребёнок взрослому. Безоглядно. Всем сердцем. Чтобы уверенной быть на сто процентов: руки крепкие, надёжные, можно в них шагнуть. А Иннокентий этот…
– Мама! Я не совсем дурочка, повторять не надо. – И хлопнула ладонью по столу, подумав про себя: «И я к нему! По воздуху!»
– Вот и ладушки! Я, собственно, совсем с другого хотела начать. Погранцы обещали завернуть за юколой не сегодня-завтра. Лети в посёлок. Ты в Красногорск поступать хотела. На верхней полочке в шкафу документы твои: метрика35, аттестат, паспорт, деньги… – Сара не дослушала, бросилась матери на шею.
– Ай, спасибо, мамочка! Спасибо, родненькая! Неуж мечта моя сполнится?
– Всё будет хорошо у тебя. Только головы не теряй!
– Ни за что, мамуля! – И Сара повисла у матери на шее.
– Осторожней, братика раздавишь! – Анна Дмитриевна отстранилась, взяла дочь за руку и положила её ладонь на свой выпирающий живот. – Видишь, возмущается!
Ребёнок, очевидно, толкался и ручками, и ножками. На стенках живота то тут, то там появлялись и исчезали небольшие выпуклости, а затем весь живот ходуном заходил.
– Ой, и когда тебе, мама?
– В конце августа. Может, в начале сентября.
– Как же ты без меня?
– На «пока» Клава приедет, сестра моя, да и Катя уже большенькая. И тебя хочу просить: если сдашь экзамены, переведись сразу на заочное отделение. Ты потянешь. А мне помощь.
– Хорошо, мама!
– В Красногорске жить будешь у Клавы. В общежитии не ночуй, всякая грязь по общагам. И тело себе, и душу спортишь. Вот это мне обещай крепко, Сара-Мария! – и Анна Дмитриевна пристально глянула в глаза дочери.
– Обещаю, мама!
– Хорошо! А теперь раздевайся!
– Мама, ты что!
– Хочу глянуть на шрамы, ожоги твои. Сердце успокоить.
– Всё давным зажило, мама!
– Вот и гляну – убедиться. Раздевайся.

Раскрасневшаяся Сара едва успела одеться, как загудел вертолёт.
– Надо же! Сказали пилоты: «на днях», и вот оно «на днях»! Пойдём, доча, пока они грузятся, вкусняшек тебе домой соберу.

Когда вдали растаял гул вертолёта, Анна Дмитриевна подошла к мужу и прислонилась к нему плечом.
– Вот. Проводила, как спрова́дила. Вроде всё сделала как хотела, всё путём уладила, а на душе неспокой, будто главное забыла. И что будет, что будет, Бог весть…
– Не переживай, Девонька, всё будет хорошо, вот увидишь. Большого оленя по частям едят, так и здесь: сначала экзамены потом дальнейшие планы.


21. Снова один

Вечером Сара на связь не вышла. Рация молчала и в следующие дни. Вызовы оставались без ответа. Что делать? Ехать узнавать? Незваный гость…
Инн расстелил карту на столе и проследил синюю ниточку речки Морошки.
«Река упала. Идти пешком? Ну и что ты скажешь там девочке этой и родителям её?
Что принял решение? Что хватит по белу свету болтаться, пора якорь бросать? «И куда же ты, парень, с молодой женой? – спросят тебя её родители. – На зимовку в тундру?»
Женщина с материка на такое предложение в лицо рассмеётся!
Милая девочка! Ты здесь родилась и выросла, и то я не уверен, что согласишься.
Но даже в лучшем случае это год-два. А потом дети пойдут, надо иметь квартиру в посёлке: центральное отопление, детсад, школа, магазин, больница, чтобы всё рядом.
Из посёлка многие уехали. Дома пустые стоят, потихоньку ветшают, разрушаются. К начальству зайти, потолковать…
И – прощай свобода! Прощай одинокое житьё на дальней зимовке, когда сам себе хозяин и не надо ни на кого оглядываться.
А честно говоря, надоело оно, это одинокое житьё-бытьё на краю света, где не с кем словом перемолвиться, где возвращаешься с подлёдной рыбалки – печка выстыла, на стенах иней, вода в чайнике замёрзла.

И вспомнились Иннокентию слова бабушки. Не сто десять лет прожила бабушка Гезинэ, всего восемьдесят, но многое повидала в жизни и слова её крепко запомнились только что отслужившему армию парню:
«Женись, внучек, не ходи один по свету, не меняй женщин, к одной прилепись. Молодость как облако в небе: вот оно над головой в полном сиянии, чуть мигнёшь – уже не видно его, прошло, проплыло.
Бывают в жизни народов войны, революции, нескладухи, перестройки. Но всё проходит. Всегда была лишь семья. И всегда будет. Потому что она от Бога. А что от Него, то останется до конца времён».
Так пусть же будет рядом это чудо зеленоглазое! И будет на душе тепло, и в доме тепло, и будет семья и дети!

И опять потянулись «угольные дни». Вода упала настолько, что нельзя было провести гружёную лодку даже по фарватеру. Рыбак поднимал полные мешки на крутой берег и оставлял там на виду: зимой на снегоходе заберёт.
Однажды утром молодо-зелено замигала рация и после пустяков о рыбалке и погоде бодрый голос Лёньки сообщил между прочим, что сестра «в тот же день» улетела с попутным бортом в посёлок и собирается дальше, в краевой центр, сдавать экзамены в колледж.
Прошло ещё несколько напряжённых дней, и в один ясный вечер неожиданно послышался гул вертолёта.
Ах, как волнует одинокого тундровика гул вертолёта!
Сначала ещё не слышно ничего, но какое-то непонятное беспокойство возникает в душе.
Затем начинает вдруг вибрировать воздух в помещении, будто невидимый волшебник подул в окно. Сама собой откроется форточка. Заскулит собака и бросится лапами на дверь. Дрогнут и откликнутся тихим звоном старые брёвна избы.
Выскочишь, вскинешь голову встречь уже ясно слышному гулу. И вот он, едва видный треугольничек с чёрточкой винтов поверху: вертак, вертушка, вертолётик, вертолёт!
Сколько раз спасал ты тундровых бродяг из тяжких передряг!
Сколько надежд сбылось!
Сколько страстей улеглось!
Сколько радостных слёз пролилось!

– Привет сожителям бабушки Тундры! – Знакомый механик Анастасиос Ликиди, весельчак и балагур из Мариуполя, спрыгнул на красный мох. – Тебе письмо от зазнобушки! – Передавая сложенный пополам конверт, сразу взял быка за рога: – Девчонка говорит, у тя рыба классная. Продаёшь?
В ле́днике Инн отсчитал два мешка юколы и восемь мешков сушёной рыбы.
Пилоты и пассажиры, выскочившие размять ноги, помогли перенести груз в машину.
– Анастас, вы назад этим же путём?
– Не совсем… Ты хочешь в посёлок?
– Да. Рыбалка кончилась.
– Наш заказчик – нефтяники. Вон видишь, дядечка полненький гуляет? Если он – да, и мы – да!
Инн подошёл к «полненькому дядечке».
– День добрый! Вы не могли бы взять меня на обратном пути до посёлка?
Дядечка как раз жевал юколу и жмурился от удовольствия.
– Зачем на обратном? Это нам крюк. Давай сейчас. Груза много?
– Рюкзак и пёс. И для вас мороженую оленью тушу и банку икры.
– Два! Два оленя. И две банки. Казак без пары не живёт!
В вертолёте Инн достал конверт из кармана, подержал на ладони, понюхал, открыл. Несколько неровных строк.
«Миленький, миленький Инн!
Пишу тебе с аэропорту. Стас отдаст, не забудет. Мы в тот же день улетели с погранцами. Не дождались рацию, спешили. Я на днях в Красногорск. Номер запомнила. Ужасно-преужасно тебя лбл. и крепко-крепко обн! С.»


22. Осенние хлопоты

Вернувшись из отпуска, Инн получил в поселковом Совете ордер на двухкомнатную квартиру в бывшем «квадрате геологов», большинство домов в котором стояли заколоченными. Перетащил из общежития пожитки, купил стройматериалы, пригласил в напарники местного бича36 Симеона по кличке Конёк-Горбунок и взялся за ремонт.
В первую очередь предстояло застеклить выбитые местами окна