Рыбак и Сара

чувстве девушки к парню?
Но вот теперь-то, вот сегодня-то, вот как приеду-то, сразу всё и скажу тебе, Иннушка-Инн! Полностью скажу. Большими буквами и громким голосом! А ты снова возьмёшь меня на руки. Правда же, возьмёшь меня на руки? Так хорошо у тебя на руках. Спокойно. Только папочка родненький брал меня на руки. И ты…»
Сара прошлась немножко по-над берегом. Сказочное, румяное светило поднялось над миром, вершины сопок зажглись оранжевым светом, вода в речке стала прозрачной и открыла чёрные базальтовые валуны, пробитые молочными пятнами кварца. Дно реки – как шкура леопарда!
«Кварц – спутник золота, – вспомнился знакомый геолог. – Морошка – золотая река».
«Конечно, золотая! – подумалось. – Я даже знаю, где это Золото живёт и что делает, и очень хочу стать его спутником».
Когда девушка вернулась к лодке, палочка уже скрылась под водой. Прилив «на горке». Пора, Сара-Мария, пора!

А Рыбаку опять приснился огонь в горах: яркое жаркое пламя поднялось на полнеба. Ожиданием чуда наполнилась грудь.
Едва проснувшись, бросился к рации. Но та молчала на все вызовы, молчал и телефон.
«Эх! Если нет радости от судьбы, будем делать радость сами!»

В этот день Инн просмотрел лишь часть сетей, обработал улов и устроил себе полувыходной: замесил тесто для хлеба, нагрел воды в бане и устроил постирушки. Вымывшись и нахлеставшись ольховым веничком, долго сидел, как дед на завалинке, подставив лицо солнцу, легко и вольно дыша, чувствуя, как уходит усталость из тела, как сильно и крепко бьётся сердце.
На открытой ладони его лежала память первого дня: заколка для волос из мамонтова бивня. И то ли от толчков горячей крови, то ли от дуновения ветра, то ли от жара мужской руки всё крутилась-шевелилась как веточка от огня. Всё крутилась-шевелилась, всё указывала расщеплённым концом на ивовый куст, будто компас на север.

«Что за чудесный день сегодня!»

Улыбаясь про себя, Рыбак чуть копнул грунт под корнями ивы и достал облепленное зелёными мшинками сердоликовое яйцо.
Ополоснул его в ведре с водой и глянул через камень на свет.
Высоко поднял брови, ещё раз глянул и так и этак, снова ополоснул, внимательно и долго любовался открывшейся картинкой.
«И-эх!»
Высоко подбросил оранжевый кристалл, поймал его и положил в левый нагрудный карман рубашки.
Повинуясь неожиданному порыву, вынул «хлебные камни» из старого кострища, сложил их в сторонке, развёл на старом месте новый костёр и поставил рядом кастрюлю с тестом, чтобы подошло от тепла.
«Испеку лепёшек, выпью чаю с юколой, вспомню былое. Чем не праздник? Не так ли, Мальчик? Гав-гав?»
– Конечно! – ответил Мальчик. – Когда остынет, попадёт и мне на зубок!

Уже давно пора было класть камни в огонь, уже давно Дух Теста поднял крышку над кастрюлей и всё высматривал, куда б ему растечься своим мягким почти человеческим телом, а Рыбак всё сидел и высматривал в танцующем пламени Духа Огня. И не единожды явил добрый Дух свой жаркий, изменчивый лик сердоликовый, не единожды указал раскалённым перстом на реку и ободряюще улыбнулся.
Но пора и стирку заканчивать. Инн закатал штанины выше колен, вошёл – бр-р-р – в ледяную воду и стал выполаскивать стираное на том же месте, где полоскала бельё Сара, и так же укладывать его на большой плоский камень.

А в это время…
А в это время Дух Теста решительно столкнул крышку с бесформенной лысины на мох. Радостно пых-пыхнул и потёк через края кастрюли прямиком к огню в надежде утвердиться в теле и приобрести форму, даже пусть и путём обгоревших щупалец.
Но Дух Огня – друг человека! И никогда не допустит огорчения Хозяину. Поэтому втянул он свои красные когти под чёрные подушечки углей и убавил жар.
Дотянулся Дух Теста до волшебного круга, приподнялся, отвердел и принял вид очаровательной Душки-Пышки с румяными, амёбными выступами по бокам, истекающими ароматом свежего хлеба.

Неожиданно фыркнул Мальчик, залился лаем и рванул вдоль берега реки.
Рыбак замер чуть дыша.
На грани слышимости – лёгкий перестук идущего на малых оборотах мотора.
Бросил постирушки, тут же подхваченные потоком, и схватил бинокль.
Примерно в километре медленно шла против течения лодка. За румпелем, на корме, виднелась женская фигурка с каштановым облаком на плечах.
И забилось сердце.
Отчаянно забилось, затрепетало, запрыгало сердце.

Всё ближе лодочка. Рулевая откинула прядь волос, и блеснула зелёная искорка. Чуть повернула голову – и вторую искорку выхватила из пространства сильная оптика.
Но вот женщина оставила румпель и вскинула обе руки.
Имя, данное Рыбаку от рождения, жаркой волной прокатилось над тундрой, медный крестик выскочил из уютного домика своего, и оранжевая искорка вспыхнула чуть ниже зелёных.
И лёгкий гул в небе высоком.
По синему куполу над синей рекой скользил сверкающий крестик самолёта.

«Горит, как сердце моё!»
Бинокль – в сторону!
Прыжок!
И – по воздуху!
И никогда Рыбак не летал быстрее!

Поравнявшись с лодочкой, бросился в воду.
Два маха – ухватился за борт и вскинул голову.
– Здравствуй, Сара-Мария!
– Здравствуй, Иннокентий! Сумасшедший, простудишься!
– Простудишься? Вода кипит!
– Иннушка! Ты… Неужели?
– Ужели, ужели!
– Сегодня седьмое. У меня… – И вспыхнула вся, зарделась.
– Я знаю!
Улыбнулась, встрепенулась, через борт перегнулась, буйную головушку жаркими руками обхватила.

Стала цiха, цiха на усёй зямлi…
Па раце далёка ручнiкi плылi.

На севере солнце.
На западе горы.
На небе след.
Чистый. Белый. Двойной.

Конец текста. Июнь 2016.
Владимир Эйснер.