Рыбак и Сара

килограмм!
– Не дразнись! Это училка объясняла. У меня как раз настроение было. Сидела, слушала как первоклашка. Интересно ведь! Значит, Инн?
– Погоди…
– А чё тут думать? «Инн» – слово не простое: во многих словах посред-инне спряталось!
– Да ну?
– Оленинна, строганинна, рыбинна и льдинна! Женщинна, мужчинна, детинна, образинна, дубинна!
– Н-ну, «дубина», «образина» – не из той оперы, и слова эти женского рода!
– Все! Все – женского! И «мужчина», и «детина» – женского!
– Неправда, это суффикс такой коварный: то в платье, то в штанах появляется. Неправильный он!
– Очень даже правильный! Раз много слов, значит правильный!
– Нет, неправильный!
– Нет – правильный!
– Неправильный!
– Пра…

Только так! Только поцелуем грамматические споры и доказывают. И любой суффикс исправляют!
Молодые люди занялись разгадкой грамматических тайн, а поскольку занятие это интересное, то они о-очень увлеклись. Но вдруг…
Ох, уж это «вдруг»! Сколько прекрасных мгновений нашей жизни исчезли бесследно из-за этого коварного слова!
Некстати загудел зуммер рации и замигала зелёная лампочка.
– Ой!.. Это мама! Она сердится, что я долго не… – Сара поправила волосы, взяла трубку и нажала тангенту приёма-передачи.


18. Ещё два дня

Рыбак невольно слушал одну половину разговора, догадываясь о второй половине по изменениям в мимике милого лица.
На лбу девушки, на щеках её, на нижней губе и подбородке остались белые полоски не успевшей загореть кожи.
Чуть прикроешь глаза, и вот он – первый день…
Откинутое травяное покрывало. Худенькая девочка-женщина с закрытыми глазами. Распухшее лицо, шея и руки измазаны грязью и тиной. В трещинах этой корки шевелятся серые нити кровопийц с рубиново-красными брюшками…
Наконец щёлкнула опущенная на рычаг трубка.
– Лёньке не терпится! Уже выехал. По дождю, по ветру. Вот бешеный! Через час-полтора будет. Как быстро! Как будто вчера ты меня от комаров унёс. В постель положил, простынкой укрыл, ранки обмыл. Я не совсем спала. Помню сквозь туман: пить хочу! Открыла глаза – вот и кружка стоит!
И мужчина рядом сидит, сеть починяет. Неправильно челнок держит, неправильно петли накидывает, неправильно сеть посажена: «барашки» по верхней тетиве бегут, сеть как резиновая делается, ячейки закрываются, рыбки в такую не попадают.
– Ещё как попадают! Золотая же попалась: ладная, стройная, зеленоглазая. С каштановым плавником. Хотел ей желание загадать, а потом передумал: после желания надо рыбку отпустить, а не хочется – пусть живёт в доме Рыбака, пусть ему каменный хлеб печёт да сказки рассказывает.
– Не может рыбка остаться, ей надо с родными повидаться, ремеслу научиться, подрасти, своё место найти, а потом… А потом, по весне, она, может, опять приплывёт.
– И тогда скажет Рыбак волшебное слово, и станет Золотая Рыбка девицей-красавицей, и станут они жить-поживать да добра наживать!
– Ах, Рыбак! Твои бы слова да Богу в уши!

Сара внезапно залилась краской, замолчала и уставилась в окно. Вскочила, распахнула форточку настежь и высунула наружу обе руки.
– Ах, какой дождь! Прямо ливень, не дождь! Зальёт ведь лодку. Хоть бы Лёнька догадался перед выездом тент натянуть!
Похлопала себя мокрыми ладонями по щекам.
– Жарко так! Хорошо холодной небесной водичкой остудиться! Я иногда и пью прямо из ладоней. Нальёт, нальёт сверху, и пью.
Пойдём! – И сняла дождевик с крючка.

Вдвоём под одним плащом выбежали под дождь. Вытянули вперёд руки и пили небесную влагу. Она из его ладоней, он из её ладошек. Смеялись, целовались и пили ещё. Плащик давно упал, а они всё бегали, бегали, смеялись, целовались и пили дождь. Потом долго стояли в дверном проёме, просто рядышком стояли в дверном проёме, мокрые и счастливые, крепко держались за руки и смотрели в даль, где в разрывах облаков гордо высились на западе Ая-Бырранга, Синие-Горы-Где-Нет-Людей.
Неожиданно дождь закончился, как отрезало. Стало светлее, тьма отступила и сгустилась на севере, в отрогах Хэнка-Бырранга32.
И в наступившей тишине стало слышно гудение лодочного мотора.

Лодка медленно шла по течению против ветра, хаотично набегавшие волны поднимали тучи брызг и заливали лобовое стекло, за которым виднелась фигура в дождевике.
Сара опустила бинокль и крепко взяла парня за руку.
– Лёнька! Братишка! Инн, ты не пугайся: у него глаза разные.
– То есть?
– Голубой и карий, назло твоей умной теории. Один от папы, другой от мамы. Не смотри на него пристально. Он стесняется. Баба Пана его шаман называет. А какой с него шаман? Просто мальчик-подросток.

Лодка подошла к берегу. Инн принял от «шамана» причальный конец с якорем. Пробежав по носовой деке, рулевой спрыгнул на берег.
Сара кинулась обнимать брата. Инн сдержанно поздоровался-познакомился с парнишкой и обменялся с ним парой слов.
Вдвоём вытянули лодку высоко на берег, Лёнька выкрутил пробку из днища. Сильной струёй потекла мутная вода.
– Ишь нахлестало. Мотор едва тянет! – огорчённо крутнул головой.

В пристройке на столе – лепёшки, сушёное мясо, икра и юкола.
Лёнька глянул на накрытый стол, заулыбался, прогудел юношеским баском:
– Я только от стола, но ваша оленина, наверное, по-особому завялена? – Вынул нож, стал нарезать мясо на тонкие слойки и наполнять деревянное блюдо.
От этих простых слов и действий гостя Инн почувствовал, как потеплело на сердце: с этим парнем он сдружится.
Сара водрузила на стол чайник и большие жестяные кружки.
Поблагодарив Святую Троицу за хлеб-соль, Инн предложил всем отведать чем Бог послал.
Поговорили о сегодняшней необычной погоде. Затем о возможной завтрашней погоде. Затем о погоде, которая была в эту пору в прошлом году…
После ужина пошли смотреть палатку.


19. Расстались

Рано утром выехали.
Дождь перестал, но ветер дул теперь с востока и вода не падала. Инн вёл свою лодку за лодкой гостя в туче пронизанных солнцем брызг.
Примерно через час на берегах появились пушистые, как из новогодней картинки, лиственнички.
– Здесь, слева…
Обгорелый дочерна пригорок резко выделялся на зелёном фоне тундры.
Чёрные щупальца разбегались от него в разные стороны, один обрывался на берегу.
Лодка Леонида на скорости прошла мимо, рулевой и головы не повернул.
– Разве не остановимся, Сара? Палатку – здесь ведь?
– Нет. Лучше не строиться, где несчастье приходило или умер кто. На такое место даже не ходят, не смотрят, лучше и не думать вовсе.
Проехали ещё с километр. Наконец возле густой куртины невысоких лиственниц парнишка подвернул к берегу. Инн поставил свою лодку рядом.
Заякорились. Лёнька воткнул крепкую палочку у самой воды.
– Груз наружу! Будем ставить! – Подросток мигом превратился в хозяина своего участка.
Вскоре в двадцати шагах от куртины лиственниц появилась круглая чёрная палатка. Парни расправили и натянули жёсткий наружный купол, вбили колья, привязали растяжки, вставили окна. Девушка привязала внутренний бязевый купол и тамбур. Хлопнула ладошкой по крыше.
– Как хорошо, что чёрная! Солнце впитывает. Только поставили, уже тепло внутри!
– Владей, Леонид! – Инн крепко пожал новому хозяину руку.
Сара успела сложить кучкой дрова на берегу и протянула брату зажигалку.
– Ты. Начальный огонь – мужской!

Вскоре в первом огне на первом костре первый чай закипел.
Пили не спеша, тянули время.
Ветер стал вдруг мягче и налетал порывами.
Возбуждённый Лёнька часто вскакивал и подходил к урезу воды, наконец сообщил:
– Вода падает. Палочка на два пальца обсохла! Это «окно» в погоде. Хиус потом сильнее задует. Проскочить бы. Нам пора!
– Уже?.. – Сара крепко ухватила Инна за руку.
Он тихонько вдавил ей в ладонь скатанную в трубочку бумажку.
– Что это?
– Номер моего спутник-телефона. Надеюсь, через месяц он будет в порядке. Можешь звонить, если что. Хоть пару минуток. Буду рад.

– Сара! – Лёнька навалился грудью на лодку и столкнул её в воду. – Впереди две больших шиверы. Успеем поднять в окне – сегодня же будем дома!
– Инн! Да ты каменный, что ли? Какие две минутки через месяц? Я сегодня же вечером – на рацию. В девять, ты знаешь, – Сара говорила твёрдо и смотрела прямо, но кончики девичьих пальцев жгли кожу мужской руки, рвалось дыхание, и слёзы в глазах.
Обняла его, прошептала:
– «Положи меня, как печать на сердце твоё, как перстень на руку твою; ибо крепка как смерть…»

Через час Инн был дома.
Мальчик с радостным лаем бросился навстречу.
В пристройке стрекотала Саввишна, шныряли, кувыркались её детишки. Саблер выписывал круги над избой, гуси паслись под солнцем, из новых луж вдоль низкого берега то там, то сям торчали утиные хвостики.
Всё как всегда. Даже если сейчас умереть, – всё как всегда.
В избе Инн бросился на лежанку. Сдёрнул со спинки стула шарфик, прижал к лицу. Боже мой! Почему запах этой девочки как огонь в ночи?
«Но остался в складках мятой шали запах мёда от невинных рук…»33

Говорят, есть любовь с первого взгляда, приходит она к мужчине через глаза, и вспыхивает сердце его, и загорается.
Но никакой костёр не может гореть вечно, и когда пронесётся шквал влюблённости и улягутся «волнения страсти», что останется на всю жизнь?
Останется уважение, чувство локтя, желание прикасаться и видеть.
Останется желание слышать.
Останется радость запаха.
Та, первая, волшебная, из самой древней древности.
Из Долины Запахов в Стране Детства.
А детство?
А детство с нами.
До последнего с нами.


20. Разговор с мамой

Обе шиверы Лёнька пролетел без проблем.
Вскоре слева появились контуры избы и подсобных строений, «могучая кучка» встречающих скопилась на каменистом мысу. Близнечата, похожие в своих меховых одёжках на пушистых зверушек, шариками скатились к воде.
– Сара-Мария! – Повисли на шее.
Девушка поцеловала, потормошила, потискала братиков и передала их Леониду.
Кто там следующий?
Мама, Андреич, сестрички Катя и Лена!
А бабушки?
А вот они, у входа в чум! Смотрят, улыбаются, старшая на посох опирается. Целовала, обнимала их Сара-Мария. Рады бабушки, что внучка-пра-правнучка живая из пожара выбралась. Без увечий на теле, без ожогов на лице.

Потом ужинали, пили «всеобчий чай» и прибывшие отвечали на вопросы.
Как-то незаметно все покинули помещение, и Сара с мамой остались одни.
– А теперь, доча, ещё раз. Помедленней и всю правду.
– Я правду рассказала! Балок загорелся, окно выбила, вылезла. Угорела, порезалась, комары… Решила к соседу идти, так ближе.
– Я не об этом Сара-Мария. Скажи, он жил с тобой?
– Мама!
– Ну что «мама»? Да – мама, и хочу знать, что с дочкой случилось. Молодой, крепкий мужчина. Живёт один. И вдруг ему пряник прямо в рот падает!
– Мама, если ты так, я сейчас убегу!
– Не горячись. Я тебе добра желаю. Скажи, было?
– Нет! Он порядочный, хороший, весёлый! Работящий! Природу любит, звёзды и небо. Телескоп у него, спутник-телефон. Солнечные батареи и ноутбук. Добрый он человек, и пёс такой же. Наши собаки всех птичек-зверушек кругом уничтожили, а у него гуси-утки под избой гнездятся, горностайчики бегают, варакушка поёт!
– Н-ну, вижу влюбилась…
– Мама!
– А звать как его по батюшке, знаешь? Откуда родом, сколько лет, кто родители, спросила?
– Мама, вот представь: приплелась чуть живая к незнакомому человеку и сразу: «Кажи паспорт»! И вообще, что я замуж за него