Рыбак и Сара

в один ход «Буранам». Зимой перевозим. Может, с Андреичем договоришься? И в цене дешевле выйдет. Лёнька мал ещё бочки катать, а у Андреича сердце. Людей нанимают. Ты же вон какой крепкий, небось лодочный мотор одной рукой выжимаешь?
– Мотор не пробовал, но утюг семь раз выжимаю, а он как-никак кило двести! – не моргнув глазом заявил Рыбак.
– Во какой богатырь! Сейчас испеку тебе волшебный колобок, и станешь ещё сильней, будешь не утюг на кило двести, а бочку на двести кило как пёрышко подкидывать!
Рыбак встал из-за стола, обхватил Сару за талию и притянул к себе.
– Люблю, когда ты озорная да весёлая! Значит, правда, нога меньше болит?
– Почти не болит!
– Давай ранку посмотрим?

Сняли повязку, осмотрели больное место и решили больше не бинтовать.
– Пусть дышит, быстрей заживёт.
Парень не спешил убирать руку.
– Кожа-то!.. Как шёлк.
Она легонечко прижала горячую мужскую ладонь к своему бедру, но когда его рука двинулась выше, торопливо вскочила.
– Ой! Пора тесто заводить!
– Боюсь, не получится у нас костра. Обрезки я в углярке сложил для зимы. Разве вдоль берега походить, пла́вник30 поискать? Бывает, здоровенную корягу река принесёт, надолго хватает. Мелочь я уже пособирал, что близко лежала.
– Можно. А я кусты просмотрю. Сушинки-хворостинки не сразу видно за зеленью. И горят быстро, и угли жаркие.
– Нет уж, твоё дело тесто, дрова я сам.
– А я и то и то успею, вот увидишь!

Не сразу, но всё же нашёл Рыбак несколько ободранных льдом лиственничных стволиков и полузамытый рекой толстый корявый пень.
– Здоров, парняга, ты-то мне и нужен! – расшатал-раскачал коряжину и вытащил её из песка. Увязал вместе со стволиками в плотную охапку и понёс на плечах.
Сворачивая на излучине к избе, неожиданно увидел в десяти шагах Сару. Она сидела под большим ивовым кустом на вязанке хвороста, улыбалась и махала рукой. Каштановые пряди волос смешались с зеленью веток, зелёные глаза лучились радостью, зелёные капельки дрожали в ушах.
– Иди скорей! Смотри, что я нашла! – И положила ему в руку тяжёлый оранжево-красный камень величиной и формой с гусиное яйцо. – Ну прямо яичный день сегодня! Знаешь, как называется?
– Знаю. Это сердолик. Или карнеол по-учёному. Тут его немеряно в песке и гальке. Но такой крупный впервые вижу.
– И я впервые! Мелочи с косточку от компота много, но такой большой… Ты же глянь внимательно, посмотри на свет!
Ярко-оранжевые внутренности камня были пронизаны кремовыми, синими и тёмно-красными слоями и слойками, создавая впечатление выпуклого изображения.
– Кр-р-расавец! Прямо пасхальное яйцо с морским пейзажем.
– Там картинка внутри. Погоди-ка!
Сара побултыхала камень в воде и протянула Рыбаку.
– Глянь сейчас!
Рыбак залюбовался: мокрый камень стал прозрачным и заиграл множеством оттенков красного, синего, белого. Внутри кристалла проявилась картина незнакомого скалистого берега с набегающей на него курчавой волной.
И почему-то подумалось, что это очень древний берег.
И почему-то подумалось, что это такая фотография, что так делали картины древние люди и оставляли их для потомков. Камень – это надолго, это навеки. И те люди это знали.
– А теперь ты. Глянь внимательно слева. Что там?
Сара долго смотрела в камень как в бинокль и сообщила взволнованно:
– Там люди! Там парень и девушка по пляжу идут. Он что-то ей говорит, она голову наклонила, веточкой помахивает, слушает… Погоди, высыхает, ещё раз в воду его…
Стали смотреть-рассматривать каменную картинку по очереди и замечать подробности.
– У девушки белая обувка – шлёпанцы-сланцы, парень босиком. За ними, далеко-далеко, вроде дома, город и кораблики в бухте.
– Ну-ка я! – Сара нетерпеливо взяла у него из рук сердоликовое яйцо. – Ах, как жаль, что картинка исчезает, стоит влаге высохнуть… На материке бы его обработать, шлифануть. В отпуск поедешь? Возьми с собой!
– Это здешний камень, и место ему здесь. Ты нашла, пусть у тебя и останется.
Сара долго смотрела ему в глаза.
– Хорошо, но пусть не у меня, пусть у нас останется, ладно?
– Ладно! – И Рыбак положил сердолик-камень девушке в ладонь, обнял её и поцеловал в губы, а когда оторвался от сладкого, услышал тихое:
– Я думаю, те двое раньше нас жили, но знали про нас и картинку нам оставили.


13. Оконная замазка, слёзы и каменный хлеб

Когда костёр из хвороста хорошо разгорелся и дал первые угли, Сара уложила на него два слоя из мелко наколотых Рыбаком дров от старой коряги.
– Лиственничные дрова сильный жар дают и долго горят. Пока угли нажгутся, давай помогу тебе окошки стеклить.
– Если хочешь, можешь замазкой стыки замазать, чтоб зимой тепло не терять. У меня и замазка настоящая, магазинная.
Сара с видимой неохотой взяла из его рук невысокую баночку и, понурив голову, отошла к столику. Рыбак очень удивился и, раскалывая дрова на чурке у костра, то и дела вскидывал голову, наблюдая за девушкой.
Вскоре заметил, что она плачет.
– Сара, что с тобой? – тронул её за плечо.
– Замазка… чуть не погибла из-за неё. Чуть не задохнулась там, в балке. Дым сначала поверху шёл, у потолка дырки себе находил. Когда стекло бутылкой разбила, дым в окно, как в трубу пошёл, огонь сильней загудел, а я не могу вылезти: осколки острые из двойной рамы торчат. Стала их раскачивать-вытаскивать, а замазка закаменела, никак. Уже волосы затрещали, по затылку жар пошёл. Ну думаю, всё!.. Стала бутылкой сбивать зубья стеклянные. Парку накинула, капюшон на голову, ведро перевернула, на него встала и вылезла.
– Ты сильная, Сара. Умница, в руки себя взяла. Когда дело секунды решают, паниковать нельзя, второго шанса может и не быть.
– Второй шанс? Я такая глупая была… Я не всё тебе сказала, Рыбак. – Сара неожиданно заплакала, отбежала в сторону, упала на спину, сорвала с себя накомарник, раскинула руки и повернула лицо к солнцу. Дорожки слёз заблестели на щеках.
– Сара!
– Не подходи ко мне! Не подходи, дай выплакаться! – Вскочила, убежала под берег, под ивовый куст и повернулась к парню спиной. Плечи её тряслись.
Рыбак остался у костра, поднял щепку и стал её грызть, как в давние годы грыз в школе карандаш, когда надо было найти верное решение.
Успокоившись, принёс два широких плоских камня с берега, надел мокрые рукавицы-верхонки и положил камни на угли. Сел у костра, обхватил руками колени и стал смотреть на малиновый жар.

«Если долго смотреть на огонь, то можно увидеть Духа Огня, говорили старые рыбаки. То в пламени покажет он на миг свой ликующий лик сердоликовый, то над углями проскачет на синем коне, то в дыму схоронится. И какую мысль ты в это время думаешь, та исполнится, какое дело решил сделать, то и сделается, чему быть суждено, то и сбудется.
Ибо Дух Огня – добрый дух, никогда не сделает он человеку зла, но всегда прогонит холод и обогреет жилище, спасёт и выручит в трудную минуту.
Совсем не таков брат его, Дух Пожара, сжигающий дома и леса, деревни и города, питающий пламень войны и обугливающий сердца человеческие.
Сколько стоит земля, столько и враждуют эти два брата, и кто в конце концов возьмёт верх, один Бог весть».

Тихие шаги. Подошла, уселась рядом на корточки, обхватила парня за шею, прижалась к его щеке своей влажной щекой.
– Я больше не буду, Рыбак, я исправлюсь, я стану хорошая!
Он улыбнулся и поцеловал тыльную сторону её руки.
– Верю, Сара! А между прочим, кушать хотца, аж зубы ломит!
– Тесто уже поднялось. Скалка есть у тебя?
– Нет. Я прямо на пальцах растяну-растяну кусочек и шлёп на сковородку!
– Лучше всё же раскатывать. Когда лепёшка ровная, она и жар берёт ровно, и пышная становится. Пойдём. Я тесто принесу, а ты, пожалуйста, бутылку вымой хорошочко, вместо скалки будет.

И стали печь пышки вдвоём. Рыбак штыковой лопатой снимал камни с углей. Сара слегка посыпала их мукой и выкладывала на горячие поверхности по две небольшие лепёшки. Кусочки теста на глазах распухали, твердели и румянились. Парень длинными плоскими палочками переворачивал отставшие от камня пышки на другой бок. Готовую выпечку палочками же снимал и стряхивал в миску. Запах горячего хлеба стоял над костром. Мальчик лежал поодаль на мху, водил носом и провожал взглядом каждую новую лепёшку.
Все трое молчали.

Тихо и хорошо было в мире.
Тихо переговаривалась в сторонке красные гуси. Семья.
Тихо пролетел над костром Саблер, сделал круг и вернулся к семье.
Строгий гагарин Тактакер, пролетая над избой с ежедневной инспекторской проверкой, прокричал для порядку: «Гагар-р-ра, гагар-р-ра! Так-так-так! Так-так-так!» – и поспешил на озеро, к семье.

Рыбак вскинул голову, наблюдая за никогда не надоедающей картиной:
По яркому склону синего купола скользил блестящий крестик самолёта.

На севере солнце.
На западе горы.
На небе след.
Чистый. Белый. Двойной.

«Не пора ли и тебе оставлять в жизни двойные следы, Рыбак?»

Наконец люди устроились за столиком. Хозяин положил Мальчику в его миску остывшую лепёшку, щедро оросив её рыбьим жиром, и заметил:
– Эх! Сейчас бы свежей сметаны домашней или варенья маминого!
– Ой, и как забыла! – Сара хлопнула себя ладошкой по лбу. – Я сейчас!
Сбегала в избу и вернулась с плоской баночкой в руках, выложила из неё на тарелку немного зелёного содержимого.
– Вот. Варенье из побегов лиственницы. И сладкое, и кисленькое чуть-чуть. Сама делала. Пробуй.
– Эта баночка меня удивила тогда, в тот первый день. Открыл, понюхал: вкусно пахнет. Решил, что лекарство или мазь какая. А это варенье! С собой взяла! Сама чуть живая, – а варенье!
И Рыбак осуждающе покачал головой.
– В гости же шла. Нельзя с пустыми руками, не в обычай.
Стали есть молча, вскидывая друг на друга глаза и улыбаясь.
– Вкусно ли тебе, Рыбак?
– Ещё как вкусно! Просто ужжжасно вкусно! Теперь буду и сам варенье-наслажденье из весенних лиственничных лапок варить!
– Наелся ли ты, Рыбак?
– Наелся, чуть не объелся, – не сразу ответил парень.
Странные нотки в голосе девушки насторожили его.
– Тогда слушай неприятности. Мама говорила: только сытому мужчине можно неприятности говорить. Знай же, Рыбак: я тебя обманула.
С этими словами Сара встала, обогнула столик, подошла к парню со спины, обхватила руками за шею и опять прижалась щекой к щеке.
– Ты о чём, Сара?
– Балок не сам загорелся, я его… Изнутри.
– Вот как?
– Да, вот так.
– Значит, жить надоело?
– Надоело.
– Бывает… Убить себя – секунда, а родным на всю жизнь горе-горькое.
– Да… Я такая глупая была, такая… такая на судьбу свою злая, что только про себя и помнила. Даже… даже маму, даже близнечат забыла.
Рыбак сделал движение головой. Но она ещё сильнее обвила его руками.
– Не надо! Не смотри. Совестно мне. Я каждый день хотела тебе рассказать и не решалась. А теперь или слушай, или я вернусь на место своё погорелое.
– Слушаю, – он прижал подбородком её руку к своей груди. – Слушаю тебя. Не плачь: что будет сказано между нами, между нами останется.


14. Рассказ Сары

– Помнишь, недели две назад вдруг сразу стало тепло, появился комар и густо пошли-побежали олени в горы от гнуса?
– Да.
– Старики говорят, если рано тепло, то быстро пройдут олени и быстро уйдёт в глубину рыба, и кто хочет запас еды сделать, должен крепко потрудиться. Я добывала по два, по три оленя в неделю. И в тот день положила глаз на крепкого бычка-трёхлетку.