На скрижали моего сердца

силы духа. Блаженны верующие и далее по тексту. Если что и дают лишние вопли, так это сбой с настройки на победу. Но это в самом начале; в процессе соревнования отвлекаешься полностью, уже и не слышишь и не видишь эти самые команды поддержки. Ты весь…
  В комнате сумрачно. В горле сухо. Скрипит дверца бара. Загорается лампочка. «Сезам, откройся!» Это вообще-то здорово придумано, мини-бар в номере. Вот кому надо дать нобелевку за догадку. Многие факторы решаются одним движением руки. Нет, действительно, где та умная голова, в которой родилась такая симпатичная мысль-идейка…
  Стограммовые бутылочки, что выпиваются быстро, что их количество быстро в баре уменьшается. Но не беда, коли закрыты ворота! Взвизгивание крышечки, слетает резьба. Носом шумно втягиваю незнакомый аромат. Да, запах, конечно, так себе. А как насчёт вкуса? Бульк-бульк… А ничего напиточек, и в смысле градусов, и в смысле…
  Нирвана – состояние исключительно индивидуальное. Каждому своя, как способ мышления и метод мыслеизложения. Кто-то проходит долгий путь в поисках её родимой, страдает, мучается, подвергает себя лишениям, посту и воздержаниям; а некоторые находят окружные пути, не обременённые выпадающими на судьбу невзгодами, при этом не чувствуя душевного и иного дискомфорта.
  Счастье не может быть бесконечным.
  Пути, ведущие к нему, заканчиваются либо тупиком и обретением оного, либо новым пересмотром гармонии внутреннего мира с внешней средой и новыми поисками, постоянно находясь в состоянии конфликта интересов интерьера и экстерьера, находя в этом самоистязании садомазохистское удовлетворение и наслаждение. Что ж, каждому своё.
  Моя Нирвана закончилась с последним глотком – бульк-бульк – из последней, какой по счёту уж и сбился, маленькой бутылочки, вмещающей безгранично много счастья.
  Именно в этот момент дверь в номер немного приоткрылась и в щели показалась Костина макушка, затем лицо.
  - Не спишь? – прошептал он.
  - Нет, - также отвечаю.
  - А чо шёпотом?
  - Так и ты…
  - Ну, я это чтоб не разбудить Нину.
  - Значит, и я тоже.
  Костя застыл в проёме, как приклеенный.
  - Долго будешь так стоять, статуй греческий? – пытаюсь подняться и сесть на кровати.
  - Можно войти?
  - Костя, глупый вопрос. Входи!
  Голова друга исчезает в сером проёме. Слышу, в зале почти неслышное шорканье подошв. Направление звука от моего номера. Еле заметное слуху позвякивание стекла и чертыханье. Шорканье приближается. В узкую щель с трудом протискивается друг. В одной руке бутылка, в другой – стаканы. Ногой аккуратно прикрывает дверь. Кивает вопросительно головой. Стукаю ладонью по кровати. Он забирается на кровать, садится по-турецки. Надо встать, зажечь свет, лень…
  - Не разбудил? – всё также шёпотом осведомился он.
  - Нет, - тяжело вздыхаю и щупаю рукой затылок.
  - Болит?
  - Ноет.
  Костя потряс стаканами и бутылкой.
  - Сейчас полечим, - бодро заверяет он и замечает кавалькаду пустых пузырьков на баре. – Ты, смотрю, уже успел принять лекарство.
  Пожимаю плечами, всё ещё находясь под воздействием сна, но стремительно выбираясь из его густых зарослей.
  - Так, баловство одно. Много тут в одиночку налечишься!
  Костя потряс рукой с бутылкой.
  - А я что говорю! – зубами удерживая крышку, он крутанул рукой бутылку, сплюнул крышку на пол и разлил по стаканам. – Как в одной песне поётся: без друзей я пью чуть-чуть, а…
  - … с друзьями много, - закончили вдвоём, чтобы не звенеть стеклом, соединили руки со стаканами костяшками пальцев, как это делали не раз в молодости, чтобы не спалиться и, сказав «Будем!», выпили. Не задерживая тару, повторили.
  Костя попытался рассмотреть этикетку на бутылке, но в темноте не получилось, я предложил включить ночник, но друг махнул вяло рукой и сказал, что и так обойдёмся. «Виски, - заключил он, после недолгих умозаключений, - название не прочитать. Ну и ладно! Не за название ценят, а за содержимое». Снова плеснул в стаканы.
  - Закусить нечем, - говорю, держа стакан в руке. – Хоть бы конфетку.
  Друг икнул раз, другой.
  - Не баре, чай, так попользуем, - сказал и медленно осушил свою порцию, закрыв в упоении глаза.
 После третьей дозы мы плавно и незаметно сменили свою диспозицию и уселись с комфортом на кровати, опираясь спинами на круглый брус стены, ощущая даже через рубашку своим телом природное тепло дерева. И пили не из стаканов, видимо, в процессе перебазирования они остались на столе, пили из горлышка, передавая друг другу бутылку после отпитых глотков. Пили, морщась и занюхивая кулаком, при этом глупо и пьяненько смеялись, приложив указательный палец к губам, якобы соблюдая конспирацию, и умудрялись одновременно вести беседу. Её воздушно-туманные кружева как обычно вились вокруг нашей молодости. С плохо скрытой грустью то я, то Костя вспоминали свою молодость. Вспоминали товарищей, с которыми разлучила судьба, разбросав по всей территории бывшего Союза, а то и земли. О некоторых доходили слухи, что кто-то осел в Австралии, найдя благодаря новой передаче «Жди меня» на пятом континенте своих родственников; Генка-кролик вспомнил о своём генетическом предрасположении, как однажды по-пьяни высказался, мол, в моём роду всё больше были тевтонские рыцари, их романтическо-прекрасное прошлое не даёт с некоторых пор покоя и укатил в одночасье, даже не попрощавшись, в так горячо им вдруг полюбившуюся Германию. Некоторые целеустремлённо искали свою родню и в поисках забрели настолько глубоко, что посчитали Землю обетованную окружённую врагами со времён библейских истоком корней своих и уехали, видимо, пить молоко и мёд. Многих в очень быстрый срок мы стали не досчитываться в общаге, только и слышали, мол, Анька с Мишкой укатили, день-другой спустя, Вовец-горобец со своей скандальной жёнушкой вдруг прекратили оглашать пустеющие коридоры своими сварами между и собой и соседями. Гоша-монгол, степенный мужик и убеждённый трезвенник ни с того, ни с сего вдруг запил и о нём через месяц-другой забыли, будто его и не существовало вовсе. Такие метаморфозы случались не только с нами. Сколько было разговоров на работе, что та семья уехала, что другие сорвалась с насиженного места, третья разрушилась: муж категорически не желал покидать север, а жена загорелась страстью к перемене мест. Потом укатил и Костик. Правда, к тому времени он уже отыскал свою прибалтийскую родню, о чём неоднократно заявлял на стремительно скудеющих по количеству пьющих вечеринках. Его пытались в шутку называть граф шпротный, но не прижилось прозвище. Обо всём этом мы говорили, не забывая прикладываться к бутылке, делая маленькие глоточки.
  Судя по внезапно прорезавшемуся лучу света, который разрезал сумрачное пространство номера напополам, наступил вечер.
  Когда на дне бутылки остались сущие слёзы, Костя попросил меня отнестись к его словам серьёзно; я вскинул раскрытую ладонь и произнёс «by Jowe!». Костя помолчал минуту, видно было, он собирается с мыслями.
  - Знаешь, не расцени мои слова, сказанные под действием алкоголя, просто здесь… - Костя снова замолчал и после непродолжительной паузы решительно продолжил: - Буду краток, мы с Ниной решили создать семью. Я, признаюсь, ей давно об этом говорил. Убеждал, что нас сдерживает: оба одиноки, нравимся друг другу, но она отнекивалась, что не готова пока что к такому шагу, что её устраивает и такой вариант общения: и не устойчивые отношения, и не дружба, так, чёрти что и сбоку хлястик. А вчера сама, понимаешь, сама говорит, мол, я согласна. Я-то сначала растерялся, мы беседовали совсем о другом, и её согласия не нужно было, мой проект, связанный с творчеством. Она, видя моё замешательство, поправилась, что согласна стать… ну, в общем…
   Услышанное меня не поставило в тупик.
  - Поздравляю! – говорю другу, хлопнув его по плечу, - искренне поздравляю!
  Костя покрутил остатки виски в бутылке и приник к горлышку, затем передал бутылку мне. Нашу дружескую попойку и беседу прервала Нина. Она зашла в комнату и спросила, чего это мы сидим впотьмах, уже стемнело или, добавила с усмешкой, экономим электричество и пьянствуем в темноту, чтобы никто не увидел. Мы наперебой начали убеждать её в ошибочности суждения, особенно старался Костя, я всего лишь поддакивал, но тут она подняла ладонь вверх:
  - Вы ничего не слышите?
  Мы напряжённо вслушивались в возникшую тишину, нарушаемую нашим дыханием.
  - Нет, - с ожиданием произнёс Костя.
  - Тоже, - добавляю я, продолжая прислушиваться. – Может, показалось?
  - Не знаю, - тихо ответила Нина.
  - А что хоть было? – спрашиваю я.
  - Телефонный звонок, - говорит Нина. – Мой и Кости в нашем номере, значит, Аркадий, ваш.
  Я скривился.
  - Нина, ну, сколько можно выкать, просил же не раз, обращаться на ты.
  - Вы… - она тут же поправилась: - Ты тоже обращаешься на вы.
  - Так из уважения…
  - Аналогично, - сказала Нина и затем посмотрела на Костю продолжительным проникновенным взглядом, который подтвердил слова друга, сказанные пару минут назад.
  Костя захлопал в ладоши.
  - Достаточно, достаточно, друзья. Все всё поняли, - и снова послышался отчётливый мелодичный звонок. – Аркаша, это твой.
  Я бросился искать телефон в куче одежды. На дисплее высветилось «Жемчужина». Прижимаю телефон к груди и умоляю друзей оставить одного. Друг с подругой понимающе кивнули головами и удалились.
  - Да! – чуть не прокричал я в трубку. – Аннушка, что же ты не отвечала?
  - Прости, - произнесла она так, что у меня потеплело в груди, зазвучали радостные мелодии и, показалось, я воспарил на крыльях, - что-то случилось с телефоном. Пока разобралась, что к чему, пока съездила в мастерскую.
  Мы проговорили полчаса. Упоённо. Взахлёб. Напоследок она спросила, когда возвращаемся, ответил, послезавтра.
  - Тогда, до встречи! – нежно сказала Аннушка.
  - До встречи!
  И снова меня посетило то щемящее чувство предстоящей беды, в неотвратимость которой так не хотелось думать. Но было, было нечто трудно улавливаемое в голосе, в интонации, в тембре. И это нечто не давало ощущения полного спокойствия. Наоборот, обеспокоенность только усилилась. Но… если и думать, то только о хорошем! Только о хорошем, я могу исполнить!

  - Сияешь, как новый пятак! – встретил меня Костя в гостиной. – Сердечная подруга?
  Киваю головой и сажусь в кресло.
  - Вот видишь, всё обошлось. А ты тут телефон чуть не разбил вдребезги.
  - Не преувеличивай.
  - Да шучу, шучу.
  - Что у нас по расписанию? – совсем уж весёлым жизнерадостным голосом осведомился я.
  Вышедшая из комнаты Нина не дала Косте ответить и спросила, как моё здоровье. Признаюсь, совсем забыл о причинённом ущербе и не ощущал на голове марлевой повязки, потрогал рукой затылок. Никаких неприятных ощущений, и снял бинты. Смотрю на их безупречную чистоту и стерильность и ничего понять не могу. Нина подошла, наклонила мою голову. Обследовала, погладила по темечку и тоже, удивлённая, посмотрела на меня, как на морское чудо-юдо.
  - Как это понимать?
  Развожу руками.
  - Для самого загадка. Было падение, боль, кровь, хоть и не хлестала фонтаном. Сестра не могла не заметить…
  - И я о том же.
  Костя присоединяется к нашему диалогу.
  - Погодите-ка, дайте мне посмотреть, - смотрит, жует губами и выносит вердикт: