сказала Хуриа.
Судья не нашлась, что сказать, и обвиняемая продолжила:
- Судебная система прогнила окончательно. Она утратила роль арбитра в решении вопросов, превратившись в карательно-репрессивный инструмент в руках узурпатора. Те, кто не хочет жить по лекалам Чини и его окружения, постоянно подвергаются преследованию и издевательствам. Дело доходит до абсурда. На прошлой неделе судили инвалида-колясочника якобы за то, что тот нанес побои сотруднику полиции на акции протеста. Как и в моем случае, нашлась группа свидетелей, которые видели, как этот мужчина ногами пинал вот такого мордоворота, - женщина неопределенно кивнула в сторону потерпевшего. - И все так называемые судьи на полном серьезе берут показания у подставных лиц и заочно инвалиду выносят приговор. Все свидетели клянутся, что видели, как колясочник ногами избивал «полициянта». А когда того приехали забирать из дома в тюрьму на тридцать суток, то вышел конфуз. Ибо все увидели, что тот не может ходить.
- Вы намекаете, что вас также незаконно оговорили? - поинтересовался обвинитель.
- Намекает, господин Л'юж Синтч, голос по телефону спецсвязи из ведомства Фаниби Шару, когда советует представителям правосудия незаконно посадить в тюрьму оппозиционера, а я открыто заявляю, что меня оклеветали. Я не оскорбляла, не плевала в лицо и, тем паче, не била сержанта Висарди Миллити.
- То есть, вы хотите сказать, что все эти свидетели в количестве десяти хомо врали? - захотел уточнить обвинитель.
- Девять из десяти так называемых свидетелей являются скрытыми или явными сотрудниками Силового блока, а тому десятому алкоголику, который оклеветал меня, небось, грозило самому заключение под стражу. Вот он и согласился под шепот следователя выдумать, что случайным образом видел, когда ехал в тридцать девятом автобусе, будто я наносила побои сержанту, - усмехнулась Хуриа.
- Во-первых, если хомо не совсем презентабельно выглядит, то это вовсе не значит, что он болен алкоголизмом, - возразила судья. - А во-вторых, странно слышать такие ярлыки от женщины, которая сама проходила в недавнем прошлом курс лечения от алкогольной зависимости.
Неодобрительные выкрики из зала.
- А в-третьих, - Хуриа схватилась за голову руками, - автобус номер тридцать девять не ходит в том месте, где предположительно я избивала господина Миллити. Гляньте на карту маршрута движения тридцать девятого автобуса. Он только в воображении моего обвинителя, судьи и того следователя, что поднауськал свидетеля, мог ехать вместе с пассажирами по этой улице.
Возгласы и крики «позор» из зала.
- В-четвертых, я попала на принудительное лечение именно после такого заказного суда. Все прекрасно знают, что я употребляю алкоголь не более чем среднестатистическая женщина в нашей стране, - закончила Хуриа.
- Допустим, случились некие накладки, - призналась Эдви Гросхх. - Свидетель мог что-то и напутать. Суд с этим разберется. Допустим, избыточная часть сотрудников полиции дала против вас показания вследствие того, что эти сотрудники как раз и находились в этот момент при исполнении. Но почему тогда, если вы столь невиновны, свидетели с вашей стороны не пришли в этот зал, чтобы дать показания в вашу пользу?
- Ответ прост: за несколько дней всех ключевых свидетелей под надуманными предлогами арестовали на срок до десяти суток за мелкое хулиганство, - развела руками подсудимая.
- Так и есть, - некто выкрикнул из зала, и его удалили.
- Вас послушать, так вы такая незаурядная личность государственного масштаба, что по вашему делу арестовывают десятки оппозиционных активистов, вас судят под неусыпным оком администрации президента, на вас оказывают психологическое давление. Госпожа Хама, вы не страдаете манией величия? -усмехнулся Л'юж Синтч. - Получается, что суду, прокуратуре, следователям, правительству, лично государственному секретарю президентской администрации господину Фаниби Шару нечего больше делать, как пытаться засудить вас всеми правдами и неправдами. Вы сами верите в то, что говорите?
- Протестую! Вопрос некорректен, - после долгого молчания подал голос адвокат.
- Протест принят, - дала согласие Эдви Гросхх.
- А вы считаете, что во время принудительного лечения в учреждении закрытого типа от несуществующей алкогольной зависимости я не страдала от лекарственных препаратов, насильно вводимых в мой здоровый организм? А вы считаете, что те десять суток во время предварительного заключения, что я провела в камере, надо мной не издевались, держа в холодном карцере? Вы бы и дня там не выдержали в этих адских условиях, которые специально создаются для неугодных режиму хомо?
- Так кто же вам мешает стать на путь исправления? Кто вам мешает покаяться и начать нормальный образ жизни? Кто гонит вас на площади митинговать, нарушая закон? - сыпала вопросами судья.
- Желание жить не так, как живете вы и подобные вам. Желание ощущать себя хомо, а не сбродом. Желание изменить страну до такой степени, где во главе угла стоит забота о личности, а не быть обслугой зарвавшегося узурпатора, -пояснила Хуриа.
- Хотите - значит, будете! Если есть желание заявить окружающим, что вы осознаете пагубность нынешней жизненной позиции, то суд учтет ваше раскаяние. Нет осознания и раскаяния - это ваш выбор и право жить не так, как все. Никто вам в вашем выборе мешать не станет, - выказала мягкую угрозу Эдви Гросхх, не оставляя для подсудимой возможности избежать наказания.
- То есть, вы навязываете мне заключение сделки со своей совестью, дабы влиться в ряды послушной биомассы, управляемой телевидением и пропагандой Чини?
- Да ничего я вам не навязываю. Вы - свободный хомо в свободной стране. Выбирайте сами, как вам жить. Но нарушать законы, избивать сотрудников полиции, унижать власть вам не дадут, - сообщила судья, закончила заседание и удалилась для вынесения решения.
Спустя какое-то время после перерыва Эдви Гросхх появилась снова и предоставила подсудимой последнее слово. Хуриа Хама заметно волновалась и начала свою речь довольно сбивчивым и неуверенным тоном. Однако за минуту завершения своего спича голос ее был тверд пусть не, как сталь, но, хотя бы, как бронза.
Она обратилась к присутствующим со следующими словами:
- Почтенная публика, соратники, сподвижники, сочувствующие и заблудшие! Я - очередная жертва преступного режима, который за годы узурпации хеджерской демократии сломал не одну тысячу судеб и жизней ни в чем не повинных хомо, вина которых заключалась только в том, что эти сыны и дочери своей родины не разделяли авторитарных взглядов президента. Сколько еще таких, как Хуриа Хама, появятся в ближайшем будущем, зависит только от вас. Возможно, что лет через десять счет на политзаключенных и исчезнувших при невыясненных обстоятельствах граждан пойдет уже на десятки, а то и сотни тысяч. Все в ваших руках! Поставьте заслон тирании, пока не случилось гуманитарной трагедии общегосударственного масштаба.
Бурные аплодисменты из зала.
Затем обвиняемая перевела поочередно свой взгляд на судью, обвинителя, с укором посмотрела на своего адвоката, посверлила глазами сержанта Висарди Миллити и его коллег и продолжила:
- Теперь хотелось бы напутствовать вольных и невольных пособников режима. Господа, одумайтесь, пока не поздно, покайтесь и бегите от этой своей дьявольской работенки. Расплата все равно рано или поздно настигнет тех, кто попирал закон и порядок в Хеджере, кто глумился над гражданами, исполняя преступные приказы. Кара небес и люстрация все равно неизбежна. И то, как вы скоро покинете ряды клики Чини, будет способствовать смягчению вашей участи судом земным и судом богини.
Власть диктатора не безгранична, хоть и страшна. Она ограничена временными рамками и терпением народа. А наш народ уже начинает прозревать от зомбирования, которому его подвергли те масс-медиа, что еще лет пятнадцать назад были абсолютно свободны и независимы в своих взглядах, а ныне перешли под полный контроль государства либо сподвижников диктатуры. Бегите от греха подальше!
Я знаю, что решение по моему делу было отпечатано еще задолго до окончания данного заседания. Моя участь предопределена. Есть еще маленькая надежда на снисхождение, которого я все-таки не прошу, так как просить у тех, кто сам по горло в грязи и по локоть в крови, бесполезно. Скажу одно: я останусь свободным хомо. Тюрьма - не для меня. Хвала Бэквордации!
- Хвала! - хором ответили ей десятки хомо из зала, сжав и разжав кулаки.
После этого судья Эдви Гросхх начала зачитывать приговор. Нет смысла
терять двадцать минут на повторение сказанного, озвучим только последние несколько фраз, произнесенных ею в конце своего спича: «...и по совокупности фактов признать виновной госпожу Хуриа Хама. Следуя букве и духу закона назначить ей наказание в виде лишения свободы сроком на девять лет. Приговор привести в исполнение немедленно без отсрочек и условного наказания».
Судья оторвала свой взор от приговора, властно и свысока посмотрела на Хуриа, словно хотела сказать: «Ну что, дура, довыпендривалась!?».
Обвинитель торжествующе ухмылялся.
Адвокат отвел глаза в сторону, затем глянул на циферблат своих часов.
Группа поддержки потерпевшей стороны захлопала в ладоши.
Сочувствующие громко застучали ногами по полу в знак протеста.
Конвоиры, один из которых на ходу доставал из-за пояса наручники, направились к осужденной.
Хуриа грустно улыбнулась, и ее правая рука медленно потянулась к небольшому карману черного платья, расположенному в районе левой груди. Строгое, но элегантное платье более подходило для похода в театр или на похороны, или на похороны в Хеджерский драматический театр. Оно было бы в тему для траурного мероприятия, на котором собралась небедная публика. Но только не в качестве наряда для женщины, находящейся в роли обвиняемой. В такой непрактичной одежде сложно добираться до мест заключения, где, наконец, пенитенциарная система обеспечит осужденную униформой для заключенных.
Хуриа нащупала бегунок малозаметной черной молнии и попыталась ее открыть. Пластмассовая застежка-молния была витой и короткой, поэтому женщина не смогла ее сразу расстегнуть. Однако ее действия не остались без внимания как конвоиров, которые ускорили шаг, направляясь к осужденной, так и полицейских, охранявших здание суда. Последние, почуяв неладное, а, скорее всего, потому, что имели опыт общения с теми хомо, кто неадекватно воспринимал решение суда, побежали к Хуриа.
Хама увидела, что четверо полицейских с разной скоростью приближаются к ней. Она сильнее дернула за бегунок, и тот оторвался. «Собачка» оказалась в ее пальцах, а молния по-прежнему была застегнута.
Иные хомо, присутствовавшие в зале, хоть и располагались поблизости от осужденной, но не предпринимали никаких действий, лишь наблюдая за происходящим.
Хуриа разжала пальцы, и бегунок полетел на пол. Дзынь! Звук от падения маленького металлического предмета утонул в общем шуме зала.
За это время полицейские успели сделать еще по два-три шага.
Хама другой рукой разорвала застежку и запустила пальцы в кармашек. Судья выкрикнула:
- У нее пистолет. Она нас всех убьет! - и спряталась под стол.
Надо понимать, что
