Песнь о Постороннем

читалось всё, кроме уважения.
Труффальдино, наоборот, развязал свой язык и стал обстоятельно рассказывать, что заданий у них сколько угодно и каких угодно, и что все эти задания он и его господин дают себе сами по собст-венной воле. Главным среди них является задание поменьше общаться с неисправимыми глупцами. А если и общаться, то только с единственной целью: от души посмеяться.
Клубничный полковник застонал, задёргался и по ошибке вытер вспотевший лоб не носовым платком, как положено старшему офицеру, а листком протокола, чего делать не полагается даже при самой жаркой погоде.
– Кому вы обязаны передавать собранные вами сведения? – спросил он голосом, в котором уже не было прежней твёрдости. Рука его непрерывно массировала щеку со стороны больного зуба, но пользы от этого было немного.
– Если эти сведения касаются способов приготовления печёночного паштета, – стал охотно от-вечать Труффальдино, – то их следует передавать нашему старшему помощнику повара. Когда же речь идёт о преодолении простуды, тут к разного рода сведениям следует относится с предельной осторожностью. Одни доброхотные осведомители уговаривают тех, кому неможется, пить горячее пиво, другие, наоборот, – воду с кубиками льда. Но всё это сущая ерунда, потому что лучше всего лечиться водкой, настоянной на абрикосовых косточках.
– А теперь объясните мне, – потребовал полковник, понемногу теряя соображение, – с какой це-лью вы так внимательно осматривали правительственные здания и присутственные места? Такое бы-вает только при наличии определённого злого умысла.
– Был, был у меня умысел, – прервал своё презрительное молчание Тарталья. – Смотрел я на эти роскошные дома и думал: если выгнать отсюда к чёртовой бабушке всех чиновников, сколько людей, у кого плохое жильё, можно было бы сюда поселить!
– Наконец-то вы признались в попытке подрыва устоев, – обрадовался следователь, – а ведь долго морочили мне голову. Теперь вам, слава богу, не удастся уйти от заслуженного наказания. Ос-таётся узнать ваши подлинные имена. И я их из вас сумею выбить, даже если вы будете сильно со-противляться.
– Нам нет причин скрывать свои имена, – гордо сказал Труффальдино. – Эти имена известны всему миру. Перед вами стоит, вы даже не предложили ему присесть, прославленный медик профес-сор Дженнаро, а я – его любимый ассистент Барбарино. Я вижу по вашим выпучившимся глазам, что хвала нас сильно опередила и приписала нам много достоинств, которые, признаюсь без лишней скромности, у нас есть. Наверняка до вас доходили слухи, что мы путешествуем в этой части света и оказываем необходимую помощь всем тяжело больным. Вот совсем недавно мы успешно излечили в соседнем государстве опасно больного бургомистра Фанфура. Но особенно большой интерес для нас и для нашей науки представляют те случаи, когда больной даже не подозревает о грозящей ему опас-ной и недостаточно изученной новой болезни. А ведь без своевременного лечения он и двух недель не протянет.
– Что вы говорите? – встревожился полковник. – Что же это за болезнь?
– О, эта болезнь недавно завезена к нам из Центральной Африки. Вы, конечно, уже прослышали о ней. Называется она «Рамоли ранатра». Раньше от неё страдали исключительно бабуины, а теперь она перекинулась на людей. Очень, очень коварное заболевание, грозящее пандемией.
– И поначалу ничего незаметно?
– Да, это так. Но не всё, что невидимо, не существует. Ведь мы же при отсутствии зеркала не сомневаемся в существовании собственного затылка.
– Это верно, – снова разомкнул свои уста молчаливый профессор. – Всё начинается как будто с пустяка. Сначала заболевший ощущает довольно заурядную зубную боль со стороны правой щеки. Удивительно, но только с правой стороны (как и все выдающиеся медики, доктор Дженнаро был в достаточной мере наблюдателен). Но всё это – одна лишь видимость, поскольку подлинной причиной боли в челюсти является уменьшение подвижности глазного яблока. Позже всё заканчивается дест-рукцией подчелюстной косточки и полным параличом тела с предварительным отключением памяти.
– Какой кошмар! А как же вы определяете подвижность глазного яблока?
– Это как раз просто, – сказал добрый Труффальдино. – Сейчас я вам объясню. Посмотрите внимательно на мой палец. Видите его?
– Конечно, вижу.
– Хорошо видите?
– Разумеется, хорошо. А что в нём такого необыкновенного?
– Так, а теперь я начинаю двигать палец, а вы следуйте взглядом за ним. Попросту – скосите глаза влево. Нет, не так. Сильнее скосите. Что, не можете? Маэстро, взгляните – у этого пациента за-метно ограничена пространственная ориентация склеры и радужной оболочки.
– Сейчас посмотрим, – снизошёл Дженнаро, – иногда случается, что влево не косит, а вправо всё получается в норме. Так что, милый мой, на этот раз скосите вправо. Нет, нет, не шевельните не-брежно глазками, а скосите их, как следует. Что, больше не получается? Тогда попробуйте ещё раз. Нда-а…
– Что, что вы обнаружили? – взволновался полковник.
– Погодите, ещё не всё потеряно, – в голосе специалиста послышалось очевидное сочувствие. – Покажите, пожалуйста, свой язык. М-да… А  теперь попробуйте припомнить, не приходилось ли вам в последние недели употреблять в пищу кальмаров или креветок.
– Да вроде бы нет.
– Ну тогда у вас ещё есть шанс. Небольшой, но всё же шанс. Потому что кальмары и креветки содержат избыток стронция и ванадия, что нежелательно. Впрочем, меня этот случай уже не касается. Вам же советую незамедлительно передать нас другому следователю, а самому без задержки отпра-виться в поликлинику.
– Да вы не можете себе даже представить, какие у нас врачи! – взревел полковник. – Все – недо-учки, все – чьи-то детки. Ничего они не знают и не умеют.
– Тогда поспешите продуманно отдать последние распоряжения, – сказал человеколюбивый Дженнаро и понимающе похлопал больного по плечу. – Я заметил, что больные рамоли часто теряют голову и от того не в состоянии толково составить завещание. Обратитесь к опытным юристам, если сами не сумеете.
– Вы совершенно правы, дорогой мэтр, – поддержал его преданный ассистент. – Что ещё оста-ётся больному в столь плачевном положении, не освещённом ни единым лучом надежды?
Следователь схватился за сердце, а потом, не заботясь о сохранности своих брюк, рухнул на ко-лени.
– Помогите, – с рыданьем в голосе выдавил он.
Настоящие врачи никогда не отказывают в помощи больному. Если у человека есть подлинное призвание к медицине, он готов лечить от чего попало кого попало, даже своего следователя.
Целый месяц многознающий профессор и его любимый ассистент – их поселили в лучшей гос-тинице и с трудом уговорили наперёд принять внушительный гонорар – старательно лечили своего бывшего дознавателя, так нежданно превратившегося в скорбящего пациента. По утрам они поили его отвратительным отваром из гнилого лука, который ни один здоровый не посмел бы взять в рот. Это было неимоверно неприятно, но чего не сделаешь ради сохранения жизни и здоровья?
Кроме того несколько раз на день полковник становился босыми ногами на резиновый коврик и ритмично вращал выпученными глазами под музыку. Для этого пришлось нанять умелого пианиста-аккомпаниатора. Начинали всякий раз с «Грёз» Шумана. Потом музыка становилась более резвой и доходила до «Юморески» Дворжака. От таких упражнений амплитуда движений начальственных очей с каждым днём убедительно возрастала. Ещё немного, и доблестный офицер мог бы рассматри-вать свои лопатки, почти не поворачивая головы.
Когда спасительный курс был завершён и великодушные врачи благополучно покинули Страну Озабоченных Людей, счастливо излечившийся  служитель безопасности попробовал вернуться на работу.
Увы.
– Что-то, дорогой ты наш, слишком сильно несёт от тебя гнилым луком, – сказали старшие то-варищи и отправили  полковника в отставку.

ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО

Король Гранудило нервничал. По его расчётам неприятельское войско короля Монтерондо уже давно должно было оказаться  в поле видимости. Но горизонт по-прежнему был чист, и ничто не на-рушало совершенства его прекрасно различимой линии, которую среди географов почему-то принято считать воображаемой.
Опытные разведчики, прибежавшие прошлой ночью с вестью, что вооружённый до корней зу-бов Монтерондо движется навстречу, беспомощно разводили руками. Спешно собранные историки и литераторы, которым надлежало красочно описать великую победу, отчаянно зевали и без всякого смысла снова и снова пересчитывали пока нетронутые листы бумаги, предназначенные увековечить память о воинских подвигах, до которых дело всё никак не доходило.
Могучие кони – с утра они получили больше обычного овса, да ещё по ведру воды пополам с красным вином, – трясли гривами, били копытами и рвались в битву. Солдаты, их тоже взбодрили водкой, а ещё больше обещанием дозволенных грабежей, пели патриотические песни и громко тре-бовали незамедлительно повести их в бой.
Нет, не вошёл этот день в историю.
В то утро, так распорядилась судьба, Тарталья и Труффальдино раньше других повстречали ко-роля Монтеротондо. Его величество несли на носилках впереди войска, потому что противника пока ещё не было видно. А если бы враги появились, короля сразу отправили бы в обоз подальше от опас-ности. Высокая честь погибнуть первыми всегда достаётся безвестным героям.
Вся армия  насчитывала 140 008 человек, не считая слуг, зубных техников, массажистов и па-рикмахеров, а также погонщиков верблюдов и мулов. Бороться с такой силой было невозможно. Ещё труднее было прокормить её.

– Взгляни на эту рать, – сказал Тарталья. – Тысячи людей топчут сапогами дорожную пыль, двигаясь, бог знает куда и бог знает зачем. Им даже в голову не приходит взглянуть на себя со сторо-ны. Иначе они бы увидели, как в бесплотной, ледяной космической черноте на огромном удалении от дарующей жизнь звезды несётся по кругу, а точнее по эллипсу, маленький шарик, который называют Землёй. Если присмотреться, то на поверхности его, там, где не мешают облака,  можно различить океаны и суходолы, горы и низины. И где-то по тончайшей ниточке дороги бредут совсем уж микро-скопические, неразличимые существа, отягощённые оружием, направляемые и волей и целью, размер которых тоже ничтожен. Этот мир настолько мал, что в нём незначителен даже величайший из лю-дей.
– А я вижу совсем другое, – сказал Труффальдино. – Все эти славные люди вместе, и каждый из них в отдельности, считают себя добрыми, умными и заслуживающими хорошего к себе отношения. И куда же они идут? Они идут разрушать города и лишать жизни себе подобных. Этих покрытых пы-лью и потом людей обманули, назвав изощрённую способность к убийству воинской доблестью. Те-перь их мечи хотят упиться кровью, их железо сверкает ожиданием битвы. Этим солдатам возвести-ли, что участие в том спектакле является их священным долгом перед Родиной. Но попробуйте по-нять, почему они должны и сколько. И кому они должны? Родине? А ведь может оказаться, что от имени Родины к ним обращаются недостойные люди, полные подлых, преступных намерений, люди, захлёбывающиеся жаждой неограниченной власти и, в конце концов,