Песнь о Постороннем

убеждением? Лучшие из лучших? – спросил Труффальдино.
– Конечно, нет. Этим занимаются люди, которым за такую работу, если они делают её успешно, платят большие деньги.
– Понятно: эти умельцы торгуют своими мозгами и чужими телами и жизнями.
– Увы, так всегда было, и так всегда будет.
– Это закончится, когда дураки станут умными, то есть никогда.

 – Кто так сказал? – спросили слушатели.
– Так сказал поэт, – ответил Посторонний.

Об Александре Великом помнят все.
Иногда, очень редко, случается так, что кто-нибудь вспоминает о мирном отшельнике.
– Где-то в этих краях проживает Безумный Отшельник. Его зовут  Норандо, – сказал Труффаль-дино. – Почему бы нам не навестить его?
– Хорошо, навестим, – ответил принц. – Хотел бы я знать, что может заставить человека поки-нуть общество и удалится в пустыню.
– Возможно, понимание некоторых вещей приходит лишь в известном возрасте, – предположил оруженосец.
– В известном возрасте – кто это сказал? – нет ничего хорошего. Каждый из нас раньше или позже вступает в возраст разочарований. Но и это ещё не худшее. За ним, если своевременно не обра-титься в бегство от людей и их неправоты, последует возраст утрат, потом для тех, кто доживёт, – возраст безразличия. Потом наступит ещё что-нибудь, но мой взгляд так далеко не проникает в бу-дущее.
Эти слова они позже услышат от  Норандо. И ещё:
– Хотя принято считать, что неправота ходит на кривых ногах, тем не менее, она передвигается очень быстро. Мало кому удавалось убежать от неё. Я сумел.
И это тоже скажет Безумный Отшельник.
Когда Тарталья и Труффальдино приблизились к хижине отшельника, они увидели его, сидя-щим на корточках в загоне для кроликов. Старик тихонько гладил мягкие ушки и ласково говорил зверькам:
– Вам сильно повезло, дорогие мои, что вы не принадлежите к человеческому роду. Вы даже не представляете, как темны, как больны, как отравлены души большинства людей.
Кролики уверенно грызли зелёные стебельки и листочки и молча соглашались с тем, что им сильно повезло.
– В Библии рассказывают о царе Вавилона, который потерял разум и стал кушать траву. На са-мом деле на него сошло просветление, и он уподобился вам.
Кролики, без малейшего сомнения, посчитали поведение древнего царя вполне допустимым, поскольку никто из них не объявил о нежелании принять этого царя в свой круг. Зелени было много, на всех хватит.
– Когда вы разовьёте в себе способность проникать в суть вещей, вы тем самым выработаете свой стиль, который отличает всех, кто заслуживает почтения.
Тут отшельника ждала неудача. То ли фраза его оказалась чересчур замысловата, то ли кролики не испытывали настоятельной потребности в большом почтении к себе. В любом случае не было за-метных признаков того, что они стремятся проникнуть в суть вещей.
Безумный Отшельник сокрушённо покачал головой:
– Я вижу, что вам не интересны глубины познания и вовсе не нужны боги. Какое вам дело до богов? Наверное, вы правы, потому что настоящим богам вы тоже не интересны. Им сейчас не до вас. С тех пор, как боги создали людей, они обрекли себя на долгие хлопоты и вечное наказание. Напрас-но они пытались позже исправить содеянное. С ужасом смотрели они, как напористо шагает человек по тонкому мостику над пропастью, торопясь поскорее избавиться от звериного облика и обрести черты, заслуживающие высших наград. При этом он грозит кулаком небу и с досадой отталкивает тех, кто путается под ногами. А потом приходит время, когда добрые боги окончательно умирают, и мало кто из их творений жалеет о том.
Кто-то из зверьков пискнул.
– Вы хотите сказать, что напрасно неблагодарные люди забросили старых богов и стали изобре-тать новых?
Что хотели сказать кролики, узнать в тот раз не удалось.
– Человеку нужна не благодать, даруемая снисходительными небесами, а  музыка пространства и танец звёзд. Только тогда он научится радостно улыбаться.
Кролики вопросительно посмотрели на отшельника. Они помнили, что один мужчина так весе-ло плясал, что вывихнул ногу. Стоит ли людям, если они и вправду разумны,  пускаться в пляс?
– Не стесняйтесь расстаться с гордостью, потому что вместе с ней вы избавляетесь от непри-крытого самолюбия.
– А у нас этой гордости никогда и не было, – подумали кролики.
– Когда мечта машет разбитыми крыльями, печаль ложится на усталое сердце и устремлённые в даль глаза застилает непроницаемый туман.
– Мы не любим мечтать, – подумали кролики.
– Не бойтесь ошибаться. Люди добры и охотно прощают чужие ошибки, – продолжал поучать Безумный Отшельник.
– Это – неправда, – хотели сказать кролики. – Охотнее всего они прощают самим себе собст-венные ошибки.
Хотели сказать, но не сказали, потому что не умели говорить.
– Будем надеяться, что человечество со временем станет лучше, и тогда мудрецы возрадуются своей глупости, а бедняки своему богатству.
Этой парадоксальной мысли кролики не поняли и решили не обращать на неё внимания. Безум-ному Отшельнику тоже показалось, что он высказался не совсем удачно.
– На этом свете всё имеет свою ценность. Но ценность возникает только в результате сравнения. Так кто же будет оценщиком?
– Только не мы, – подумали кролики, поскольку им чужды были непомерные претензии.
– Постарайтесь не писать стихов и не участвовать в выборах, потому что поэты и политики слишком часто пишут и говорят неправду.
Кролики дружно помахали хвостиками. Это можно было посчитать обещанием последовать хо-рошему совету.
– А чем отличается чудак от безумца? – не сдержался Труффальдино.
Отшельник медленно повернулся к нему, распрямился и тихо и твёрдо ответил:
– Немногим. Думаю – меньше, чем невежливый гость от негостеприимного хозяина. Извините, я слишком глубоко ушёл в свои мысли и не сразу заметил вас.
Труффальдино покраснел.
– Я был чудовищно не прав, – сказал он.
– Когда цапля, запрокинув голову, презрительно смотрит поверх мелкого пруда, она легко мо-жет стать добычей лисицы, – заметил отшельник.
– Я вижу, что мне ещё много предстоит потрудиться, чтобы приобрести хорошие манеры, – признался оруженосец.
– Будем надеяться, что вам это удастся, – дружелюбно сказал старик. И продолжил:
– Ваш товарищ пока не сказал ни слова. Наверное, он понимает, что во многих случаях молча-ние говорит больше, чем слова.
– Он благороден от рождения, – пояснил Труффальдино. – Я же только понемногу начинаю по-стигать, что на свете существует такое знание, которому нельзя научиться.  
– Но вы можете научиться многому другому, тоже очень ценному.
Наконец высказался и Тарталья:
– Рад познакомиться с мудрым человеком. Теперь я не сомневаюсь, что сегодня мы станем на-много умнее, чем вчера.
– Если это так, значит, я живу не напрасно, – просто ответил Безумный Отшельник.
– Чем же вы здесь занимаетесь? – спросил принц.
– Я слушаю свои мысли.
– А могу ли и я их услышать.
        Не знаю, будут ли они для вас интересны.
– Почему вы выбрали одиночество?
– Тем самым я выбрал самого себя. Когда я один, я не должен думать о том, каким я кажусь ок-ружающим, что они думают обо мне, какими бы они хотели мне показаться. Зачем мне другие люди? Их тела скрыты одеждами, а мысли – всё больше лживыми словами. Одиночество дарит полную сво-боду, которую нигде больше не найдёшь. Когда я один, надо мной нет господина, который мог бы мне приказывать. Когда я один, возле меня нет ни слуги, ни раба, покорного моим повелениям. Когда я один, я не вижу никого, кто завидовал бы мне и не любил меня за это. Не вижу и такого, кому я бы позавидовал и оттого чувствовал себя ущемлённым.  
– Вы хотите сказать, что нашли в одиночестве своё счастье? – спросил Тарталья.
– Конечно. Ведь счастье, каким его обычно представляют себе убогие разумом люди, – это не более, чем химера. Их счастье прочно связано с приобретениями богатств, власти и чинов. Но там, где есть приобретение, там рядом ходит и утрата. Так говорят мудрецы, и я всё больше склонен им верить. Настоящее счастье наступает тогда, когда тебе уже ничего не нужно. Такое счастье у тебя ни-кто не отнимет. Никто не протянет к нему свою жадную руку. Кто оскорбит тебя, когда ты одинок и доволен сам собой?  Как написал один восточный поэт (но возможно, это я сам придумал),
Ты потерял власть? Не переживай: ты потерял ничто.
Ты потерял богатство? Не переживай: ты потерял ничто.
В мире нет ничего, о чём следовало бы сожалеть,
Потому что весь мир – ничто.
– Это чудесные стихи, – сказал принц. – Но верите ли вы сами в то, что мне сейчас наговорили?
– Если бы я верил, а мне так хочется верить, я почитал бы себя счастливейшим на земле челове-ком.
После обеда Труффальдино углубился в чтение подвернувшейся под руку книги неизвестного автора. Называлась она «Так говорил Тивол-Сивол». Интересно было узнать, что говорил этот таин-ственный Тивол-Сивол.
А Тарталья и хозяин затеяли возвышенный разговор.
– К сожалению, недостающих томов Тита Ливия нет и у меня.  Ничем, увы, помочь не могу. А мне ведь тоже хотелось бы почитать их.
Так сказал Норандо и сокрушённо покачал седой головой, на которой уже не хватало многих волос.
Затем от истории перешли к философии.
– Последнее время я много думаю о том, – сказал отшельник, – что одни и те же источники ощущений вызывают у разных людей самые разные мысли. Одну и ту же тропу один человек назовёт широкой, а второй узкой. Но я не могу допустить, что органы восприятия этих людей столь уж раз-личны. Тогда приходится признать, что наше мнение, наши мысли о предмете или явлении опреде-ляются не источником ощущений и не только аппаратом восприятия, а чем-то иным. Один и тот же источник становится началом разных, даже противоположных, выводов. Выходит, что сам по себе он не является сколько-нибудь существенным элементом познания. И мы тоже. Вас это не удивляет?
– Теперь, после ваших слов, удивляет, — признался Тарталья. – И вправду, странно это.
– Вот и получается, что одна и та же дорога для одного наблюдателя оказывается всего лишь воплощением идеи широкого, для другого – узкого.
– Но ведь может быть и другой подход. Он заключается в признании того, что у каждого на-блюдателя своя мера. Только и всего.
– А если так, тогда снова выходит, что дорога здесь совсем не при чём, а значение имеет одна только мера наблюдателя. Опять источник ощущений, в данном случае зрительных, выпадает из чис-ла наиболее важных для мышления элементов. И сам наблюдатель в целом не столь важен, сколь важна его мера, вовсе не исчерпывающая его сущности.
В это время песок под ногами собеседников зашевелился, раздвинулся и из земли вылез ма-ленький чёрный человечек, который сразу же объявил, что и он тоже хочет принять участие в умной беседе, поскольку с младых ногтей безумно любит философию и другие бесконечно прекрасные и столь же бесполезные науки.
– Абдалак, уж не ты ли это? – вскричал Тарталья, внимательно присмотревшись к объявивше-муся любителю премудрости.
– Ах, простите, – сказал карлик, смутившись самую малость. – Мне следовало догадаться, когда я заслышал содержательные речи, что здесь без вашей светлости не обошлось.
– Уважаемый хозяин, – обратился принц к Безумному Отшельнику, – гоните этого молодца в шею, поскольку он