Песнь о Постороннем

невежд словами, что луч-ше ничего не знать, чем знать наполовину, и они примут вас за гения. Затем расскажите им, что наука в своём самозабвенном развитии открыла даже то, о чём её не просили. После этого можете спокойно нести любую чушь, но не забывайте прибегать к  заковыристым формулировкам. Проще всего обма-нуть аудиторию, излагая своё учение невразумительным языком. Не беспокойтесь, всю вину за непо-нимание они возложат на себя.
Три дня Тарталья и Труффальдино наслаждались всеобщим поклонением. Зато бургомистру эти дни показались вечностью. Весь первый день по указанию профессора Дженнаро ему пришлось про-сидеть в парной. Уже через несколько минут изнеженному бургомистру захотелось на волю, но вели-кий медик был непреклонен.
– Этот метод, – пояснил настойчивый лекарь, – был разработан ещё Авиценной и успешно при-менялся при дворе персидского царя Камбиза. Особенность данного лечения состоит в том, что, на-чав исцеление теплом, ни в коем случае не следует прерывать его. Иначе начнётся нежелательная ре-акция кожных покровов, приводящая к необратимой деградации эпителия, а затем к массовому выпа-дению волос, а на лице появятся большие и некрасивые пигментные пятна.
Фарфарелло вынужден был покориться и, заглушив собственный ропот, покорно позволил про-должать экзекуцию, позволяющую избежать необратимой деградации и пятен. К вечеру от отупения он уже не отличал правую руку от левой, а если пытался заговорить, то нёс совершенный бред. Когда же наступили конвульсии, профессор удовлетворённо хмыкнул и сказал, что это хороший признак. Всё же температуру пара пришлось немного поубавить. На другой день Дженнаро был настроен бо-лее человеколюбиво и пытку баней заменил непрерывными гимнастическими упражнениями. Польза от них была немалая, но на утро третьего дня градоначальник не смог подняться с постели, настолько болели натруженные мышцы. Тогда строгий профессор великодушно разрешил страдающему паци-енту остаться до полуночи в лежачем положении, но настоял, чтобы несчастного с целью укрепления пошатнувшегося здоровья каждые десять минут укутывали холодной мокрой простынёй.
В один из вечеров знаменитых медиков пригласили в театр. Давали «Гамлета», любимую пьесу градоначальника, которого какой-то подозрительный интеллигент сумел-таки уверить, что хороший тон предписывает безмерно и демонстративно любить и Шекспира и «Гамлета». К несчастью, вели-кий бард в своё время явно переусердствовал и размахнулся на пять действий, но этому горю сумели быстро пособить, выбросив из текста всё ненужное и вполне оправданно сократив пьесу до двух ак-тов.
Занавес опустился под грохот аплодисментов, и знакомый нам адъютант поинтересовался об-щим впечатлением гостей.
– Очень неплохо, – поспешно сказали они.
– А как вам игра актёров?
– О, такую увидишь только в Трибратске!
– Приятно слышать. Не правда ли, Офелия была сегодня необыкновенно хороша?
– Офелия? – переспросил Труффальдино. – Что-то я не могу припомнить. Впрочем, погодите, уж не та ли это девушка, у которой такая чудесная талия? Да, конечно, я тоже обратил на неё внима-ние.
– Но лучшего Гамлета, – офицер поспешил отойти от обсуждения очевидных талантов актрисы, – пожалуй, не везде увидишь.
– Это правда, он тоже хорошо сложён, и  у него прекрасная военная выправка.
– Гм-м. А вы знаете, у нас тут все восхищаются Шекспиром.
– Я тоже, – поддержал Тарталья. – Ведь это он сказал, что наш мир – это большая больница, а мы все её пациенты.
Ещё через день в коляске четвериком прибыл в Трибратск ещё один профессор Дженнаро. На этот раз его сопровождали сразу три ассистента. Последнее обстоятельство, по разъяснению Труф-фальдино, служило верным признаком того, что второй Дженнаро не является подлинным, поскольку настоящее светило всегда путешествует в обществе одного лишь незаменимого ученика и помощника Барбарино. Само собой, среди новых ассистентов никакого Барбарино не было. И это служило до-полнительным подтверждением бессовестного подлога.
По совету оруженосца этих невероятных обманщиков приняли с большим почётом и пригласи-ли на пир, который ближе к ночи обещал посетить бургомистр, если сможет передвигаться после це-лебных, но очень уж болезненных процедур.
Лжедженнаро оказался любезным и весёлым человеком. Свобода его манер и непринуждённое поведение могли понравиться кому угодно. Конечно, они не пристали настоящему профессору, но для вульгарного жулика выглядели вполне натурально и даже очень мило.
Пир шёл горой, и только через какое-то время устроители празднества заметили необъяснимое исчезновение натуральных Дженнаро и Барбарино. Знатные гости ушли по-английски, не попрощав-шись. Зато поддельные медики веселились до упаду. При этом они без всякого зазрения совести на-легали на омаров. А ведь любители омаров, если за чужой счёт,  это всегда возмутительное зрелище.
Появился жёлтый, трясущийся, ещё не оправившийся от лечения бургомистр.  Кто-то из холуёв доложил ему, что подлинные светило и ассистент изволили отбыть внезапно и в неизвестном направ-лении, что является крайне огорчительным.
– Нисколько, о нисколько! – обрадовался Фарфарелло. – Благодарю небеса за то, что я их боль-ше никогда не увижу. Ведь ещё один день лечения, и мне бы каюк. Дьявол знает, чего там наприду-мывала современная медицина, только мне это всё не впрок.
Потом градоначальник, большой любитель забав и  шуток милостиво помахал ручкой пирую-щим проходимцам, умело изображающих себя великими медиками. Некоторое время бургомистр хитро улыбался, глядя на их непристойное веселье, а потом, неожиданно явив скорбную суровость в лице (tristis severitas in vultu, как сказал бы Труффальдино, но тот был уже далеко), объявил:
– Ну ладно, господа, поиграли и достаточно. А теперь прошу пожаловать в кутузку.
Ответом ему был оглушительный хохот развеселившихся самозванцев. А когда их всё-таки за-проторили за решётку, у них хватило дерзости громко протестовать.

Следующей на пути приобщившихся к медицине Тартальи и Труффальдино была держава Ди-вандура, или, как её ещё называли, Страна Озабоченных Людей. Здесь почти у всех были серьёзные, понурые лица, а если не вполне серьёзные, то всё же потерянные. Встречались, конечно, отдельные физиономии без печати совершенной безнадежности, которую заменяло простое мерзкое самодо-вольство. Но большинство внешностей выражало одно лишь полное оглупление, отупение, опусто-шение, а также совершенную покорность немилостивой судьбе или бесполезным идолам.
Всюду в воздухе Дивандуры ощущался тонкий, но хорошо отличимый запах пыли и тлена. Та-кое замечаешь в  курортном городке в то время, когда сезон уже закончился и шумная, нарядная пуб-лика разъехалась. Яркие краски улиц враз потускнели, лавки на набережной закрылись до следующе-го года, магазины тоже опустили шторы и притворили прежде широко распахнутые двери. Налетает порывами холодный ветер и носит по опустевшей набережной сухие листья и обрывки бумаги. Никто их не убирает. Бездомные собаки, их больше не преследуют, снова сбиваются в стаи и внимательно изучают территорию, которая опять принадлежит им.
Ничего нет печальней безотрадного мира безрадостных людей.
Более всего население Дивандуры было озабочено безопасностью. Собственной и государст-венной. Особенно последней.
– Нам ваши страхи непонятны, – попытались образумить их Тарталья и Труффальдино.
– А нам непонятно ваше непонимание, – отвечали им. – Первым делом мы укрепляем нашу по-бедоносную армию и дружно готовимся к народной самообороне.
– Кто же собирается на вас напасть?
– Какая разница? В любом случае, если вдруг нападут, нам будет плохо.
Всё же эти люди немного лукавили. Весь простой народ прекрасно знал, что наибольшую угро-зу отечеству несёт Большой Зелёный Кузнечик, обладающий не только необузданным нравом, но ещё и склонный подвергать недопустимому извращению Общепринятые Моральные ценности. Но гово-рить вслух недобрых слов о Кузнечике не хотелось: мало ли кто будет править страной в будущем?
Главная сложность в организации необходимой обороны состояла в том, что никто этого Кузне-чика в глаза не видывал и реальную силу его не оценивал. Поэтому ради предосторожности, все это хорошо понимали, следует готовиться к худшему. Тогда, что бы ни произошло, всё будет только к лучшему.
Если люди не знают, их следует просветить.
До просвещения руки не доходили.
Если люди озабочены, за ними следует присматривать.
Вот и присматривали.
Конечно, главной обязанностью всемогущего Управления по Надзору считалась беззаветная борьба с бесстыдными агентами Большого Зелёного Кузнечика. Заодно, от скуки, внимательно при-глядывали и за остальным населением, опасаясь нежелательного уклонения населения от единствен-но правильного способа мышления.
Лучшие специалисты дивандурского Управления каждый год без большого труда отлавливали запланированное число прислужников Кузнечика. Основные хлопоты начинались во время допросов. Разоблачённые агенты, даже если это были великие и светлые умы, вечно путались в своих показани-ях, никак не могли припомнить, в чём заключалось порученное им недостойное задание, да и о самом Кузнечике, коему продали за гроши свои жалкие безнравственные душонки, имели крайне смутное представление. И немудрено: ведь Большой Зелёный Кузнечик со всеми своими усами, конечностями и потрохами был всего лишь лучшим изобретением лучших умов Управления по Надзору.
Кому как не иностранцам принадлежала основная честь быть тайными посланцами злонравного Кузнечика?
Поэтому беспечных Тарталью и Труффальдино задержали прежде, чем они приступили к вы-полнению своей антигосударственной миссии, о которой даже понятия не имели.
Допрос вёл следователь по самым важным делам. На нём был новенький полковничий мундир цвета спелой клубники, а в кабинете – тьма мух. Известно, что мухи просто обожают полковников. Так что высокий чин дознавателя не подлежал сомнению.
С утра у следователя разболелся зуб. Тихонько ныть он начал ещё ночью, а утром стал вести се-бя просто безобразно. Стоило, бы конечно, сбегать к врачу, но преданный отечеству воинственный служака панически боялся не только звука бормашины, но даже одного вида её.
– Вы по-прежнему утверждаете, что заехали в нашу страну случайно? – терпеливо спрашивал и переспрашивал следователь. Глаза его были надёжно спрятаны за чёрными очками. Но всё равно не-видимый взгляд их был неприятен.
– Конечно, – коротко отвечал Тарталья и пожимал плечами в знак того, что считает вопрос не-лепым.
– Совершенно случайно, – отвечал Труффальдино, – потому что намеренно ни один нормаль-ный человек сюда не сунется.
С этими словами оруженосец посылал следователю самый невинный взгляд, какой только мож-но себе вообразить.
Вы когда-нибудь слышали, как свежеиспеченный полковник службы безопасности скрежещет зубами? Особенно если среди этих зубов один больной.
Если не слышали, считайте, что вам крупно повезло.
– Так в чём заключалось порученное вам задание? – овладев собою, продолжал настойчивый исследователь.
Тарталья ответил ему взглядом, в котором