спрашивая, что делать. Чирку¬дай кивнул головой, будто отвечая, что это его забота.
В горах вечера почти нет. Только солнце закатилось за хребет и сразу наступает ночь. Поэтому нукерам Чиркудая и Субудея пришлось при свете фа¬келов сгонять стариков, женщин и детей с охапками хвороста, к высоким ка¬менным башням, где засели мужчины. Старики и женщины плакали, подходя к башням, кричали своим мужьям и сыновьям, что это они. Просили не стрелять. А сами укладывали топливо под стенами.
Некоторые осажденные, поняв, что им грозит, добровольно вышли наружу, ожидая помилования. Но монголы без криков и без зла, деловито изруби¬ли всех на ломти. Остальные же, решившие отсидеться в укреплениях до кон¬ца, к утру зажарились в огне. Камни накалялись, и лопались от пламени. Сте¬ны башен рушились, и с гулом рассыпались, поднимая тучи пыли.
Монголы не пропустили ни одного селения алан, гузов, ингушей, чечен, грузин и других народов, живущих в горах. Все поселки и аулы на их дороге были сожжены и разрушены. Жители, если не успевали спрятаться в горах, уничтожались хладнокровно и беспощадно. Нукеры не знали жалости ни к ста¬рому, ни к малому. Они перебили всех домашних животных, чтобы оставить вы¬живших один на один с голодной смертью. Все что могло гореть, было сожже¬но. Именно тогда появилась поговорка про беспорядок и хаос, люди говорили - как татары прошли...
И не дай Бог, если какой-нибудь командир узнавал, что из-за какой-то кучи камней кто-то выкрикнул бранные слова или, еще хуже - выпустил стре¬лу. Сразу же окружались все близлежащие скалы одним или обоими туменами и воины не уходили со своих постов до тех пор, пока в кольце не оставалось ни одного живого человека.
Это побоище продолжалось тридцать дней. После чего самые старые лезги¬ны, оставшиеся в живых, не принимавшие участия в войне, привели лучших проводников. Им в оплату была обещана смерть. Но они всё равно показали выход в степи, через Дарьяльское ущелье. Горцы устали от этого кошмара в виде диких всадников на лохматых низкорослых конях, без раздумий выхваты¬вающие клинки и рубящих все, что двигалось или было чужим для них. Монголы ушли, но память о них на Кавказе осталась до сих пор, как об исчадиях ада.
После выхода в степь, Белобров получил замечание от Субудея: туменной рассердился, что многие горные воины, попавшие в руки нукеров живыми, были убиты, с пролитием крови. Субудею это не понравилось. Он с уважением отно¬сился к мужеству горных народов.
И хотя монголы старались не брать пленных, пленные были. Но, монголы не хотели позориться и пачкать свои мечи убийством с кровью. Они блюли свои зако¬ны, предоставляя возможность горцам, родиться в следующей, лучшей для них жизни. Поэтому туменные приказали привязать несколько тысяч раненых кав¬казцев к деревянным крестам, и расположились рядом на отдых, ожидая, когда они умрут без крови.
В тот момент, когда Чиркудай и Субудей играли в шахматы в своей поход¬ной юрте, а китаянка подносила им чай, в геру постучался один из нукеров. Получив разрешение, он вошел и пошептал что-то на ухо Субудею, а потом Чиркудаю. Туменные не любили шестерок, но после знакомства с китайской мо¬ралью и увеличением их войска за счет людей длинной воли из иных родов, стали более терпеливо относиться к наушничеству. Знать всё, о таком разнопером войске, было для них жизненной необходимостью.
Отослав шпиона, Субудей приказал караульным срочно вызвать Белоброва. И когда командир тысячи вошел в геру, Субудей ехидно сказал Чиркудаю:
- Твой тысячник не изволит даже нам поклониться. Он очень высокого мнения о себе.
Чиркудай был спокоен, не отрывая взгляда от шахматной доски. Он не от¬ветил другу. Субудей впился единственным глазом в русича и с угрозой спро¬сил:
- Ты хорошо сражался, был в первых рядах. И, одновременно, печёшься о человеколюбии, а сам убил много людей.
- На войне, как на войне, - без эмоций ответил Белобров.
- Значит, ты пожалел горцев? - будто ударил вопросом Субудей.
Белобров помолчал и, вздохнув, сказал:
- Может быть, те горцы, что были распяты на крестах, и заслужили свою кару, но моим нукерам нужно было потренироваться на живых мишенях. Поэтому я отдал приказ посечь их саблями.
- Ты их не просто пожалел! - возмутился Субудей.- Ты их лишил возмож¬ности ещё раз вернуться на землю! Они должны были умереть без крови! Без посто¬ронней помощи!
Белобров ничего не ответил. Стоял молча, опустив голову.
Чиркудай поднял на Субудея глаза и напомнил:
- Твой ход, - а затем, посмотрев на своего тысячника, бросил: - Иди!
Белобров тут же ушел.
- Защищаешь?.. - протяжно спросил Субудей, делая ход на доске: - А он, может быть, вносит сумятицу в души наших воинов.
- Его уже не исправишь. Он хороший воин. И он мне нравится, - коротко бросил Чиркудай и вновь уткнулся в шахмат¬ную доску.
- Вот, он тебе даже нравится. Второй раз слышу это от тебя, - ехидно заметил Субудей.
Чиркудай немного помолчал, и буркнул:
- Змея с ушами.
- Сам ты, ишак упёртый…- почти пропел Субудей и заявил: - Тебе шах!
- Не мне, а королю.
Так они и пикировались до конца партии, не заметив, как украдкой усмехнулась китаянка.
Глава тридцать четвертая
НЕОЖИДАННОСТИ
Глубокой осенью, когда навалились холода, Чиркудай с Субудеем решили разделиться. Тумен Субудея пошел через кубанские и ногайские степи на за¬пад, в сторону города Белгорода, основанного легендарным каганом Владимиром Киевским. Этот князь был известен так же под именем Владимира-Крестителя.
Субудей провёл тумен по заиндевевшей от мороза ковыльной степи, между вековечными соснами и остановился, приказав нукерам разбить долговременное становище. До Белгорода тумен не дошёл.
Китайские мастера, ёжась от принизывающего ветра, спешно принялись возводить глинобитные дома и заборы, в распадке между трех холмов, насыпая в воду побольше соли, чтобы она не замерзала на холоде. До наших времен сохранилось в памяти людей имя этого поселения, которое кто-то назвал Ша¬руханью. Позже, название Шарухань преобразовалось в Харьков. Субудей решил пожить у границ Руси, чтобы доподлинно выяснить, где же была настоящая родина Бо¬дончара.
А Чиркудай, обойдя с туменом большое, но неглубокое море, которое местные жители называли Азов, вошел через узкий перешеек в Крым. Он оста¬новился почти в центре полуострова, между поросшими буйной зеленью невысо¬кими горами. Там он и основал свой курень.
Китайцам, из его тумена, тоже было приказано строить дома. Всю зиму этот по¬селок называли Сарай. Но когда на следующий год, летом, на широких полях меж гор созрели посаженные хорезмийцами дыни и арбузы, называть поселение ста¬ли Бахчисарай.
Монголов боялись все: и аланы, и ясы, и половцы, и бродники. Русичи присматривались издали. Дальние дозоры воинственных степняков не раз виде¬ли конную разведку славян.
В Крыму было тихо, и нукерам Чиркудая не досаждали ни греки, ни ромеи, с незапамят¬ных времен осевшие на полуострове, омываемом морем Понтом Эвксинским. В курень никто из крым¬чаков не заглядывал. И только беглые русичи, разбойничавшие на больших и малых дорогах, тайно встречаясь с Белобровом, просились в такое сильное и страшное войско.
Белобров регулярно докладывал Джебе-нойону о разговорах с сородичами. Просил принять их в тумен. Но Чиркудай отказал тысячнику наотрез. Он знал, что корпус численностью более десяти тысяч трудно управляем. У него и так было двенадцать. А ему и Субудею еще предстояло воевать. Пока неизвестно с кем, но воевать они будут, это Чиркудай предчувствовал точно.
Туменные регулярно, два раза в семь дней, присылали друг к другу гон¬цов с письмами. Раз в три месяца к ним, в основном к Субудею, прилетал по¬сыльный от Чингизхана, в сопровождении тысячи нукеров. Темуджин требовал: ис¬кать, узнавать, изучать и ждать. Но ни следов, ни слухов о Бодончаре, ни один из командующих не находил. Чиркудай даже стал думать, что легенда об Алан-Гоа и сером волке, пришедшем с запада - красивая сказка.
Места, где поселились монголы, были на редкость мирные. Люди, в основном, занимались выращиванием различных, съедобных растений, охотой, рыбалкой и торговлей. До Чиркудая и Субудея доходили слухи, что русские князья постоянно воюют друг с другом. Но это было далеко и их не касалось. И они уже точно знали, что в каждом славянском поселке имелись вооруженные дружинники. Но их боеспособность была, по мнению монголов, слабой.
Чиркудаю доложили, что у греков, основного населения Крыма, воины были наёмные. И их количество не увеличилось с приходом монголов. Крымчаки не собирались воевать с пришельцами. И степняки вели себя мирно. Не отнимали, а покупали провизию у местных жителей. Выторговывали у местных купцов овец, коров, овощи, фрукты, бла¬го, серебра и золота было много. В туменах жили сытно, никто не голодал. А ничего другого им не требовалось. Именно здесь нукеры стали понимать, какую цен¬ность представляют такие никчемные металлы, как золота и серебро, и свер¬кающие на солнце камни.
Весть о проходе степных орд через кавказские горы и жестокое истребле¬ние ими всех, кто мог носить оружие, быстро разнеслась далеко за пределы Кавказа. Таких сильных и непобедимых бойцов давно никто не видел. Правда, судачили о каких-то гуннах... Но они жили так давно, что их существо¬вание скорее было сказкой, нежели правдой.
Чиркудай впервые за всю свою жизнь получил отдых. Он путешествовал с Сочигель и Анваром по всему Крыму, в сопровождении охранной тысячи. Его интересовали города греков, вызывая какое-то непонятное чувство. Он оста¬навливался у крепостных ворот, оставляя тысячу снаружи, а сам с женой и сыном, в сопровождении пешей десятки, ходил по улицам, заглядывая в много¬численные лавки и ларьки.
Сочигель была в восторге: её неудержимо манили громадные базары, где купцы со всех стран торговали удивительными тканями и безделушками. Чирку¬дай не возражал, следуя с сыном за ней вдоль красочных лотков.
Греки относились к ним дружелюбно. Не кричали вслед, как китайцы. Повстречав их на пути, останавливались, и с удивлением рассматривали непонятных людей. И хотя монголы переодевались в новые темно-синие халаты, всё равно они сильно отличались от окружающих. Их путали с персами, с египтянами, с мав¬рами и ещё с какими-то неизвестными Чиркудаю племенами. Никто не мог пове¬рить, что это те самые жестокие монголы, покорившие полмира. О монголах знали все. Об этом говорил нукер-толмач, переводивший Чиркудаю разговоры в толпе крымчаков.
И однажды, в городе Херсонесе, произошла встреча, которая должна была произойти. Это событие встряхнуло туменного. Он даже немного испугался, хотя и не подал вида.
Остановившись у одного из лотков на базаре, Сочигель стала примерять пурпурное ожерелье. Продавец, зная, кто перед ним, старался всячески уго¬дить. Чиркудай с иронией смотрел, как его женщина любуется никчемными, по его мнению, побрякушками. Но он понимал, что все люди разные и многие смотрят на ненужные для него вещи, как на богатство. Особенно женщины. И не отказывал Сочигель ни в чем. У него было столько золота в повозках, что он мог на него купить не только этот базар, но и весь
